Британия. Краткая история английского народа. Том I - Джон Ричард Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хижины несвободных располагались вокруг домов богатых землевладельцев точно так же, как около вилл римских вельмож. Пахари, пастухи коз, свиней, волов и коров, доильщицы, молотильщики, сеяльщики, сторожа сена и леса были также часто несвободными. Это рабство отличалось от рабства более позднего времени тем, что рабов редко били и заковывали в цепи, хотя господин и имел над рабом право жизни и смерти и раб считался простой движимой собственностью. Для него не было места в суде, его родственник не имел права мстить за нанесенную ему обиду. Если посторонний убивал раба, то господин требовал вознаграждения; если раб совершал преступление, то подвергался наказанию кнутом; если он убегал, то его ловили, как беглое животное, и засекали до смерти; если убегала рабыня, то ее ловили и сжигали.
Глава III
КОРОЛЕВСТВО НОРТУМБРИЯ (588–685 гг.)
Покорение большей части Британии стало свершившимся фактом. К востоку от линии, идущей приблизительно вдоль болот Нортумберленда и Йоркшира, через Дербишир и Арденский лес к устью Северна, и оттуда, минуя Мендин, к морю, остров перешел в руки англов, и с этого времени характер завоевания Британии совершенно изменился. Истребление и изгнание жителей, сопровождавшие прежние войны, окончились, и победители стали селиться между побежденными. Но еще более важные перемены произошли во взаимных отношениях самих победителей. По окончании войны с бриттами их энергия направилась на долгую междоусобную борьбу за гегемонию того или другого племени, борьбу, из которой в конце концов выросло наше национальное единство.
Западные саксы, осевшие в долине Северна, после кровопролитной битвы при Фаддили начали междоусобные распри даже раньше, чем окончилась война с бриттами. Борьба между Берницией и Дейрой — двумя соперничавшими королевствами на севере — очень ослабила англов в той местности, и это продолжалось до тех пор, пока в 588 году значение Дейры как самостоятельного королевства до того упало, что король Берниции Этельрик присоединил его к своим владениям, ставшим впоследствии королевством Нортумбрия. Среди этих смут на севере и юге внезапно возросло значение Кента, король которого Этельберт еще до 597 года упрочил свою гегемонию над саксами Мидл-Эссекса и Эссекса и англами Восточной Англии и Мерсии, простиравшейся к северу до Гумбера и Трента.
Гегемония Этельберта ознаменовалась возобновлением сношений Британии с континентом Европы, прекратившихся со времени вторжения англов. Его брак с Бертой, дочерью франкского короля Хариберта Парижского, создал новые связи между Кентом и Галлией, повлекшие за собой последствия, о которых и не мечтал сам Этельберт. Подобно всем своим франкским родственникам, Берта была уже христианкой и потому явилась в столицу Кента — Кентербери — в сопровождении христианского епископа, которому и была отдана для богослужения старая полуразрушенная церковь св. Мартина. За это событие с жаром ухватился и восседавший тогда на римском престоле епископ, известный под именем Григория Великого. Существует рассказ, что незадолго до того времени римский диакон Григорий, проходя по площади Рима, увидел нескольких рабов с белым цветом кожи, красивыми лицами и золотистыми волосами и спросил, кто они такие. «Они англы», — отвечал работорговец. Сожаление диакона вылилось в поэтической форме: «Не англы они, а ангелы; у них такие ангелоподобные лица; а как же называется их страна?» «Дейра», — отвечал купец. «Dei ira! — непереводимо играя словами, проговорил диакон, — да, они отрешены от гнева божия (Dei ira), и Христос зовет их своей милостью. А как имя их короля?» «Элла», — отвечали ему.
«В земле Эллы будут петь Аллилуйя!» — сказал диакон и пошел, размышляя о том, как эти люди с ангелоподобными лицами будут петь в своей стране «Аллилуйя». Этот диакон и сделался со временем знаменитым папой Григорием. После осторожных переговоров с правителями Галлии он послал римского аббата Августина, в сопровождении множества монахов, проповедовать Евангелие английскому народу; миссионеры высадились на том самом месте, где за сто лет перед тем высадился Генгест, т. е. на острове Танете, и король принял их, сидя под открытым небом, в известковой долине, возвышающейся над Минстером, откуда и теперь еще видна кентерберийская башня. Выслушав через переводчика длинную проповедь Августина, Этельберт отвечал с чисто английским здравым смыслом: «Твои слова хороши, но они новы и не совсем понятны», — и потому заявил, что он остается верен богам своих отцов, обещая, однако, защиту и покровительство иностранцам. Монахи вошли в Кентербери, неся впереди серебряное распятие и распевая хором духовные кантаты: «Отврати, господи, от града сего гнев твой и ярость твою, отврати их от дома твоего святого, ибо мы согрешили», и затем раздалось древнееврейское восклицание «Аллилуйя!», которое Григорий с пророческой проницательностью сравнивал с именем йоркширского короля Эллы.
Очень странно, что одно и то же место послужило пунктом высадки Генгеста и Августина, но вторая высадка в Эббсфлите была до некоторой степени отменой или переделкой первой. Прибытие «чужеземцев из Рима», — так называли миссионеров, когда они в первый раз встретились с английским королем, — шествие монахов под звуки торжественной литии, — все это было как бы возвращением римских легионов, удалившихся из Британии при звуке труб Алариха. В проповеди Августина Этельберт слышал язык и мысли не только Григория, но и тех людей, которые были изгнаны и истреблены предками Этельберта — ютами. Кентербери, древнейшая столица Новой Англии, сделался и центром римского влияния. Латинский язык опять стал одним из языков Британии, языком ее богослужения, сношений, литературы, а вместе со всем этим возобновились и прерванные высадкой Генгеста связи Англии с остальной Европой. Новая Англия заняла свое место среди европейских народов, и цивилизиция вместе с искусством и литературой, исчезнувшими было под мечом завоевателей, возвратилась в Британию вместе с христианской верой. Система римского права не могла, правда, никогда пустить глубоких корней в Англии, но влияние римских миссионеров сказалось уже в том обстоятельстве, что вскоре после их прибытия из английского обычного права стали составляться кодексы письменных законоположений.
Все эти серьезные
