Обожженные «Бураном» - Левсет Насурович Дарчев

себе сказал: если ты, чудак, на таком самолете и в таких условиях смог совершить посадку без двигателя, то это можно делать сознательно.

Летчики-испытатели по графику обязаны тренироваться посадке без двигателя, но в ясную погоду, когда полоса видна. А я проделывал это в облачную погоду и поставил галочку о том, что произвел посадку с имитацией посадки без двигателя. Меня тут же вызывают на партийное бюро: «Как так, коммунист, летчик Летно-исследовательского института! Посмотрите, какая погода, а он галочку поставил!». Я говорю: «Товарищи члены партийного бюро, у нас есть самолеты с двойным управлением. Пожалуйста, выбирайте самолет, выбирайте погоду, я к вашим услугам!».

Слетал со мной начальничек, говорит: «Это случайно получилось». Но после этого по вредности характера каждый испытательный полет на любом типе самолета я заканчивал имитацией посадки без двигателя. Двигатель не выключал, но достаточно это делать на режиме малого газа, получается почти одно и то же. Я разучился сажать самолеты по инструкции.

На суровом лице партийца засветилась улыбка.

– Счастливо, Игорь Петрович. Берегите себя.

Конфликты с руководителями и представителями фирм Игоря преследовали всю жизнь. Но часто он выходил победителем, так случилось и в Ираке.

Он быстро вернулся в Москву, выполнив задание и ошеломив иракцев своим мастерством. В ЦК его встретил тот же старик, которому не терпелось узнать все подробности командировки.

– Я прилетел в Мосул, – начал рассказывать Игорь, – когда температура на градуснике показывала жару пятьдесят шесть градусов в тени. Смотрю – на солнцепеке стоит один самолет, остальные – в капонирах. Я спрашиваю: «Это для меня?» «Йес, мистер, фор ю». Я говорю: «Я знаю причину – несите документы, я сразу подписываю, не летая», – я сразу понял, в чем дело: в кондиционере. У нас кондиционеры в истребителях рассчитаны на максимальную температуру двадцать семь градусов. А тут представьте себе 56 градусов в тени.

Иракцы подвесили на самолет все, что у них было в арсенале. Представители КэБэ Сухого тут же прибежали и подняли шум: «С таким вооружением взлетать нельзя, самолет неустойчив по перегрузке». Я говорю: «Покажите мне документ, что такой груз вешать нельзя! Мне ЦеКа – разрешил». Дали мне чашечку кофе, с наперсток, но кофе великолепный. Надел шелковое белье, вентиляционный костюм, перчатки, маску и шлем. Посчитал: полосы для взлета не хватает при такой температуре. Смотрю, вся эта публика на «джипах» и «мерседесах» поехала в конец полосы смотреть, как мальчик будет зарываться в песок. Пошел за самолет. Там земля сухая, я отъехал за начало полосы, оттуда начал разбег и оторвался на последней плите.

Задание в полетном листе было пролетать на высоте не выше ста метров и не менее тридцати минут. Не выше ста метров? Хорошо! Я на высоте один метр разворачиваюсь и всю эту публику, которая решила посмотреть, где я буду закапываться, укладываю в песочек, в котором при такой температуре яйца варятся. Второй раз зашел и еще раз их уложил.

Михаил Иванович громко рассмеялся.

– Пролетал я сорок семь минут, – продолжил Игорь. – Металлический ограничитель ног системы катапультирования так нагрелся, что я через костюм и белье не мог к нему притронуться – обжигает. Кожаной перчаткой за сектор газа не могу держаться – обжигает. В Раменском горно-обогатительном комбинате есть баня, где я испытывал максимальную температуру – сто сорок градусов. Так вот в кабине, по моим оценкам, температура воздуха была за сто шестьдесят, потому что дышать я мог только ртом и мелкими глоточками, как в парилке. Вздохнуть невозможно. За сорок семь минут полета я потерял шесть кг. Из шлемофона текло. После посадки вопрос задали: «Скажите, от этого может быть катастрофа?». Я отвечаю: «Да я же вам сказал, что готов подписать документы без всякого полета».

«Куда теперь, – подумал Игорь, – в Африку, что ли». Он напрягся и стал с трепетом ждать слов у уст партийца, который смотрел на него прямо, благоговейно. «Значит, нечто приятное», – думал Волк.

– Куда?

– Руководителем спецотряда космонавтов для полета в космос на многоразовом корабле «Буран», – выдавил Михаил Иванович, наконец, и уставился на обескураженное лицо Игоря.

– Это для меня чужая территория, Михаил Иванович, – проговорил Игорь, обретая дар речи. – Я – летчик-испытатель. И почему именно я?

– Мы долго выбирали. Один из ваших коллег знаешь, что сказал: «Да вы возьмите этого чудака Волка, который уже разучился сажать самолет по инструкции, его хобби – сажать все типы самолетов без двигателя». – Михаил Иванович слегка улыбался.

«У этого старика еще остался заряд, – подумал Игорь, – человек из поколения, закаленного войной».

Аналог «Бурана» по аэродинамическому качеству ничем не отличался от Су-9, никакой проблемы не составляло посадить его, и Игорь согласился.

Волк – космонавт

29 июля 1984 года в казахской степи под Джезказганом приземлился спускаемый модуль космического корабля «Союз Т-11» с космонавтами – Владимиром Джанибековым, Светланой Савицкой и космонавтом-исследователем Игорем Волком. Продолжительность экспедиции посещения и космического полёта орбитального комплекса станции составила 11 суток.

Сразу после приземления Владимира Джанибекова и Светлану Савицкую команда спасателей успешно эвакуировали из спускаемого модуля, а Волк застрял. В панике техники никак не могли сосредоточиться и решить, как отвинтить металлический ящик с возвращающим грузом и Игорь, привязанный ремнями, продолжал висеть вниз головой. Через сорок минут, видя беспомощность спасателей, Игорь с опухшим лицом и надутыми венами на шее закричал:

– Вы решили повесить меня – а ну уходите отсюда все. – Он заработал руками, затем туловищем и выпутался из ремней методом выдыхания. Последним усилием привел себя в равновесие, чтобы не удариться головой о металлический отсек.

Репортеры и фотографы облепили его со всех сторон. Игорь сел рядом с космонавтами и, как только сделали официальные снимки, встал, оставив коллег-космонавтов на попечении медиков: у него была другая программа. Игорь встал.

– Ты куда? – спросил один из коллег.

– Обратно, – в шутку среагировал Игорь, – я забыл на станции носки и ботинки.

Корреспондент, поднеся под нос микрофон, спросил:

– У вас есть чувство гордости, что стали космонавтом?

– Нет, – ответил Волк. – У меня есть чувство гордости, что я летчик-испытатель.

Спасатели, которые в спешке – «время, время…» – растеряли личные вещи Игоря, виновато смеялись, но так и не нашли, что одеть ему на ноги: что найдешь в казахской степи?

– Я не полечу никуда без ботинок, – теперь уже всерьез заговорил Волк.

Кто-то, наконец, раздобыл спортивный костюм и носки из аварийного запаса.

– Время! – грозно прокричал специалист сопровождения. – Время!

Смирившись с судьбой, Игорь нетвердой походкой, в одних носках без ботинок, поплелся к вертолету Ми-8 и завалился в кабину. Дальше – самостоятельный полет до Ахтубинска. Оттуда до