Анклавы в аду. Встречный прорыв - Артем Рыбаков

— Про Дикий Запад давай!

— А за это родственника Ильи нашего свет Васильича, благодарить надо! — Федя оскалил зубы в подобии «обворожительной улыбки». — Короче — подхватили местные молодчики от наших «кинопередвижников»[15] моду на дуэли в американском стиле… Ну, это когда кто быстрее из набедренной кобуры ствол вытащит и в пузо противнику пулю всадит.

Работа моя — ганфайтер,Моя жизнь для меня — мой кольт,И нервы под напряженьемВ несколько тысяч вольт.

Он зря тогда дернул рукою,Мог бы жить без проблем, идиот —Никогда не стреляй на вздохе,И жизнь проживешь без хлопот,[16] —

совершенно неожиданно процитировал хорошо известного мне автора капитан Верстаков. Вот уж от кого поэзии не ожидал, так от него.

— Ага, и ты Андрей «Скоростную стрельбу» вспомнил? — улыбнулся Удовиченко.

— О! И у вас эту песенку поют! — Тушканчик отходил на несколько минут, «воздухом подышать» скорее всего, и вернулся, как раз когда капитан занялся декламацией.

— Да мы толком и не знаем, чья это песня. Давным-давно кассету, еще с прежних времен оставшуюся, кто-то из стариков приволок, ну и подхватили.

— Кассету? — удивился Тушканчик. — Это ж сколько ей лет?

— До фига! — Полковник наморщил лоб, пытаясь, очевидно, вспомнить числовое значение этого определения. — Они и до Тьмы-то уже редкостью стали даже в нашей глуши, не то что в столицах… — Он мотнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и полог, на мгновение приоткрывший тайны его прошлого, снова опустился. — А что, у вас эта песня тоже известна?

— А то! — улыбкой Мура можно было подвалы освещать, настолько она получилась ослепительной. — Говорят, — он перешел на трагический шепот, — Илюхин отец лично автора знавал, — и он посмотрел на меня.

— Ух ты! — искренне восхитился Седов. — А…

— Про фольклор давайте позже поговорим, — перебил его полковник. — Что с дуэлями этими? — И он посмотрел на Говоруна.

— А чего с ними? Все — как всегда. Смертность в этом районе выросла раза в три, если не больше. Местные — народ, и так-то не слишком выдержанный, а тут по любому поводу давай стреляться. В иных бандах едва треть народу на ногах осталась.

— Ну это-то понятно… Так, а это что за чучела? — и полковник посмотрел мне за спину, туда, где располагался вход в заведение.

Обычно я спиной к двери никогда не сажусь, тем более в таких веселых местах, но шесть человек с нашей фактурой, все как один разместившиеся в кабаке за одним столом лицом ко входу, это, согласитесь, весьма подозрительно. Так что пришлось мне развернуться.

«Да уж, „феерия варварского искусства“, как батя говаривал». Почти всегда бредуны, особенно напавшие на «жилу», цепляли на себя добычу без всякого смысла и меры. Вскроют, бывало, магазин спортивных товаров, так вся банда в тренировочных костюмах и хоккейных доспехах щеголяет. Или в дорогущих кашемировых пальто все ходят, пока не истреплют или покупателя не найдут. Здесь — похожая ситуация. Вошедшая четверка была как раз из поклонников стиля «Дикий, Дикий Запад», о чем говорили широкополые шляпы на головах двоих из них и набедренные кобуры у всех. Вожак вдобавок щеголял еще и двумя богато украшенными кобурами на животе, из которых торчали рукоятки «наганов».

— Сержио Леоне[17] и Клинт Иствуд[18] в одном кармане, — буркнул сидящий рядом Иван. — Есть мнение, что мальчики по нашу душу пришли.

Последнее, впрочем, было ясно без комментариев Мура, поскольку бравая четверка совершенно недвусмысленно направилась к нашему столу.

— Сергеич, похоже, ребята пострелять в приезжих собрались, как ты считаешь? — быстро спросил я Удовиченко.

— Есть такая буква…

Для стороннего наблюдателя ничего практически не изменилось, так — мелочи. Тушканчик опустил правую руку под стол — никому не видно, но я-то знаю, достал он свою трещотку.

Верстаков откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди — зуб даю, расстегнул ремешки на обеих подмышечных кобурах и готов шмалять с обеих рук.

Федя-Говорун чуть развернулся и, кажется, сильно заинтересован тем, что ему рассказывает Удовиченко, — но можно быть уверенным, что ствол его «сайги» смотрит в сторону недругов, а патрон дослан в патронник.

«Как там раньше было принято говорить? „Хорошо сидим!“ — кажется? Вот так и мы…»

— Эй, вы там! — «Ох, какое тривиальное начало! Фантазии у этого „ковбоя“ — ноль целых ноль десятых! А ведь если судить по голосу, мужику лет тридцать, не меньше. Должна была жизнь научить».

— На «эй» зовут блядей! — сурово отбрил его полковник, причем интонационно сыграл так, что я поневоле поверил древней байке, что до наступления Тьмы в военных учебных учреждениях был курс «второго командного».

«Жаль, что не могу посмотреть на лицо этого „ковбоя“. Начну елозить и дергаться — может нехорошо выйти… Так что сиди, Следопыт, не петюкай и жди, когда лепший дружок Ваня знак подаст».

Пауза затягивалась. У Удовиченко на лице замерло брезгливо-презрительное выражение, Федор уставился на незваных гостей с плохо скрываемым раздражением, капитан Верстаков играл бицепсами (не выпуская, впрочем, пистолетов), а Тушканчик просто сделал вид, что назойливые посетители значат для него не больше, чем парочка мух, залетевших в помещение.

— Самоед, — «О, это уже другой заговорил, поддерживает вожака!» — да чего с этими пришлыми цацкаться? Давай вызовем, а если сольются, так заберем добро-то?

«Да уж, этот совсем головкой скорбный. Они что же, даже во дворе не посмотрели, на чем мы приехали?». Тут я заметил, что Иван приподнял указательный и мизинец так, что его правая кисть стала похожа на улитку с ее смешными «рожками».

— А этот заморыш что тут расселся? — И тяжелая рука легла на мое правое плечо.

«Опрометчивый поступок, бредун! — Я вильнул плечом, и рука „ковбоя“ провалилась вниз, застряв между моими корпусом и локтем. — Ну, теперь им стрелять мне в спину совершенно без мазы!»

Опершись на руку придурка, я встал со стула, прикрываясь «ковбоем».

«Так, теперь немного подтолкнуть… Здесь потянуть…» — и диспозиция кардинально поменялась! Теперь я стою лицом к нашим недоброжелателям, их приятель — передо мной… А в кадык ему упирается небольшой такой ножик — дай бог, сто миллиметров клинок. Ножик этот всегда со мной. Память об отце, подаренная им в том самом рейде, когда мы книжный магазин на Сухаревке вывезли. Нож, естественно, не в канцтоварах найден, а совсем даже наоборот, в магазине, куда мы первоначально ехали — что рыболовно-туристическими товарами торговал. Помню, отец, когда мне его отдал, сказал: «Их один хороший мастер из Нижнего делал. Хорошо, если полсотни штук в год, а тут целых два нашли!» И прицепил свой в боковой карман камуфляжной куртки. У ножа этого клипса очень удобная на ножнах — как хочешь можно повесить, хоть вверх ногами. И хоть мал ножик, но ладен. Сколько раз меня с тех пор «Четыреста двенадцатый» (так он называется) выручал!