Самый длинный век - Сергей Калашников

Тревожная, взвинченная атмосфера покинула наше становище около полудня следующего дня. Быг вернулся с тремя неандертальцами, неандерталкой и маленьким неандертальчонком, что ввергло личный состав стойбища в ступор. Всех, кроме меня. Эту тётю я прекрасно помнил – у неё много молока.

Она меня тоже помнила. Но молоко досталось крохе Дыку – он отогнал Вашего покорного слугу, едва разобрался, что к чему. Должен сказать, что произошедшее сняло значительную часть напряжённости, тем более, что увезённый горшок вернулся.

Что ещё добавить?

В отличие от наших мужчин, неандертальцы не храпели. Ели они не много, а очень много, но брёвна из леса подтаскивали энергично – силушки у них было, хоть отбавляй. Одним словом, стройка закипела. А что делают нормальные люди, когда в доме начинается подобный тарарам? Правильно, стараются отослать деток куда-нибудь подальше. Для каменного века это положение также актуально, как и для эпохи Интернета. Поэтому, поступили аналогично – самую мелкую мелочь – Дыка и неандертальчёнка – поместили в наскоро сооружённый плетёный загончик под присмотр матерей, занимающихся, кроме этого, готовкой. А детей – то есть нашу троицу, что от двух до семи, поручили выгуливать моей маменьке.

Вот тут-то, в её руках, я впервые увидел лук. Не стану рассуждать о достоинствах этого сооружения – не знаток. Важно, что дело своё он делал прекрасно. Мы били птицу по окрестностям, потому что без мяса наши гости просто не наедались, а кормить работников надо как следует. Собственно, стреляла мама. Кит с Нутом несли её копьё, а я изо всех сил старался не потеряться и не отстать. Ну, и не нашуметь – передвигались мы вовсе не по тропинкам.

Количество непуганой дичи буквально в полукилометре от жилья указывало на то, что промыслу зверя мои родичи уделяют не так уж много внимания, что сейчас, в "особый период", оказалось удобно. А тот факт, что пацанов учит охоте молодая женщина, требовал отдельного осмысления. Вообще-то, дело это принято считать мужским. Кроме того, насколько я приметил, наши "охотники" от тяжелой или опасной работы жён своих стараются ограждать, то есть ни тяжести ворочать не позволяют, ни в дальнюю дорогу не зовут. А тут – разрыв шаблона. Моя несовершеннолетняя мать рассказывает про следы, про признаки мест где птица гнездится (туда ходить не надо), где кормится и где отдыхает (туда – надо). Почему бить лучше влёт… ну, хитростей много. Мы и сетками немного ловили, верёвочной петлёй на конце удилища, и силки ставили – это тоже петли, но заранее спрятанные.

Так что Быге и Грапмэнуф (язык сломаешь с этим неандертальским) хватало работы с ощипыванием, потрошением и приготовлением. Но улетала наша добыча мигом. Ну да, ладно, надо и о стройке рассказать.

Несколько ближайших к землянке деревьев лишились коры, вершин и окончаний большинства сучьев. Принесённые из лесу брёвна легли в развилки, став балками. При этом, мне удалось понять – сверху, над уровнем грунта, спланирован ещё один этаж. Вот тут я и посмотрел придирчивым взглядом на внутреннее устройство землянки, в которой прожил уже не менее двух месяцев. Многочисленные мешки и корзины, подвешенные над головой как-то маскировали общую высоту сооружения, несмотря на то, что пола на втором этаже не было, а сам он заполнялся балками, распорками, укосинами и иными элементами прочности и, одновременно, местами к которым на верёвках крепилась уйма корзин и мешков.

В общем, кладовочка – закачаешься. Не плоская, а трёхмерная. Однако, с другой стороны, суммарный объём помещения тоже оказывался большим, что не позволяло нам так уж сильно надышивать за ночь. Или там имелись отдушины? Не знаю, никто мне их не показывал, а самому в моём возрасте лезть на верхотуру не стоит. Хотя, многое обнажилось, когда вскрыли часть одной из стен – новый объём пристраивали к старому, причём, размеры сооружений были сопоставимы.

Некоторые технологии я вполне себе разглядел. Скажем, чтобы "перепилить" толстый древесный ствол, его "лохматили" камнями с острыми углами, а потом под этим местом разводили костёр. Продольному распространению горения препятствовали, сбивая пламя, а хрупкую обугленную древесину время от времени крошили теми же камнями. И снова накатывали бревно на костёр. Впрочем, в ряде случаев к огненной технологии не прибегали, а примитивно работали то топорами, то костяными приспособлениями.

При копании ям немало возни было со снятием дёрна. Прорезали его деревянным ломом, заострённым лопаткой, а потом им же отворачивали пласт и уносили в сторонку. Для кровли, полагаю. Остальное же рыхлили тем же ломом, а потом, встав на колени, выгребали землю лопаточной костью крупного зверя. Ну да, железным инструментом было бы быстрее… но и так получалось приемлемо. Это я толкую про ямы для столбов – опорами на одни только древесные стволы обойтись не удалось.

Причем, вкопанные столбы имели укороченные огарки (потому что были пережжены) крепких сучьев, на которые впоследствии возлагались балки. Скрепы всегда завершались мощным верёвочным бандажом, однако устраивались на разный манер. Скажем, заострённый конец вставлялся в углубление, а для верёвки выбирался кольцевой паз. В иных случаях паз мог быть на боковине опоры, или на обеих встречных деталях в месте их прилегания друг к другу. Иногда и шип вставлялся… нет! Шкант. То есть костяным шилом буровились два отверстия навстречу друг другу, а уж туда вбивалась заострённая палочка.

Дело в том, что всех процессов я не видел – уж больно подолгу нас "гуляли", но работнички наши проявляли не меньшую сноровку, чем хозяева, во всяком случае, их три топора против нашего одного работали, полагаю, впятеро скорее. Технологические споры тоже случались. Точно помню картинку за ужином: дядя Тын с фингалом под глазом и один из неандертальцев его приобнял с извиняющимся выражением на лице и поглаживает по голове, ворча что-то успокаивающее. Это так они поспорили про способ крепления чего-то к чему-то. Их тогда растащили. Кто оказался прав? Сильнейший, естественно.

Стройка продвигалась споро. И чем ближе дело шло к завершению, тем проникновенней делалось общение. Эти здоровяки целые представления закатывали, объясняя, как было бы здорово, если бы тот или иной предмет, что они у нас увидели, достался бы им. Так что каждого из помощничков дядя Быг отвозил домой индивидуально. Иначе не позволяла грузоподъёмность нашей пироги – столь много наших вещей понравилось гостям. Мы (совершенно добровольно) лишились половины горшков, двух третей кремней, причём, наилучших самых крупных кусков. Ополовинилось количество мешков с горохом – распробовали его работнички. Тканых мешочков тоже убавилось, имею ввиду пустых, припасённых для будущих заготовок. И тех, где хранилась отложенная на зиму сушёная ягода, орехи, лист смородины – эти чудаки даже древки копий и мотыг, сохнущие под самой кровлей, и те повыпрашивали.

Нет, Вы не подумайте, что имело место насилие! Просто огорчались они так экспрессивно, что сердце кровью обливалось, и слово "нет" застревало в горле, так и не исторгнувшись.

***

Неандертальский лучше всех изучила Быга. Она с… не буду повторять труднопроизносимое имя неандерталки, лучше приведу его значение – "тростинка", короче эти женщины вербально общались с утра до вечера около кухонного костра и прекрасно научились друг друга понимать. К тому же жену нашего вождя снова "рассосали" неандертальчонок и собственный сынишка Дык. Появилось у неё молоко – видимо процесс прекращения лактации не успел зайти слишком далеко. Хотя, наверняка не знаю. Не дохтур.

Главное, молочка мне от Тростинки понемногу перепадало вечерами. Так вот, эта достойная женщина ничего не просила – Быга сама осыпала её дарами так, что лодка, на которой Быг увозил гостью, чуть не черпала воду бортами. Я плакал – кажется, детство закончилось окончательно. Каша и мясо, это, конечно, сытно, но… в общем, Вы поняли.

Глава 5 Осень

Осень подкралась незаметно. И у незаметности этой было прекрасное объяснение – к нашему расширившемуся дому теперь был пристоен просторный навес, что позволяло и готовить, и принимать пищу не особо обращая внимание на нудящие дождики. Кроме того, во второй "зале" женщины устроили несколько рам, на которые натянули нити, и принялись ткать. Обычно, они работали, откинув кожаные занавесы с наружной стены, и плотно закрепив перегородочную штору, чтобы не выпускать тепло из жилой части. Основная продукция – мешки. Втроём, ловко орудуя челноком и гребнями, они за день умудрялись наплести до десятка штук, причём, после завершения прямого полотнища, сгибали его пополам и как-то ловко связывали выставляющиеся концы толстых грубых нитей, так что в горловине оказывался прочный шнур, ранее располагавшийся на краю основы.

То есть ничего не сшивалось.