На руинах пирамид - Екатерина Николаевна Островская

у него случились в последнее время, несчастная любовь была бы уже чересчур.

Девушка замолчала.

— А дальше что? — поторопил ее Егоров. — Как вы сошлись?

— Простите, мы не представились, — произнес Николай, которому нетерпеливость следователя показалась излишней, — я — местный участковый подполковник полиции Францев…

— Я знаю, кто вы.

— А я подполковник юстиции Егоров. Можно просто Борис Ильич. Продолжим: как дальше развивались ваши отношения?

— Когда я согрелась немного, Эдуард мне предложил пойти куда-нибудь чайку попить. Я хотела сразу отказаться. Кажется, даже заявила, что это двусмысленное предложение. Эдик сказал, что от чашки чая еще никто не залетал, и я согласилась. Он привел меня в какой-то ресторанчик, и мы сидели целый вечер, говорили, я пила шампанское, а он был за рулем… Потом повез меня на съемную квартиру, чтобы заплатить мой долг, договориться с хозяйкой, но та даже разговаривать не стала, выбросила мои вещи… Эдуард собрал их и сказал, что не надо унижаться… Он отвез меня в свой дом… В тот еще, который потом продал… Я там дня три всего и была. То есть ночевала только. На работу мы ездили вместе, потом возвращались вместе…

— А можно посмотреть ваш паспорт? — попросил Николай. — Потому что вы, как самый близкий ему человек…

Но девушка как будто не услышала его просьбы.

— Эдуард почти сразу признался мне в любви, — продолжила она. — Я даже испугалась такой внезапности, не потому, что он мне не понравился, но все-таки он мой начальник. К служебным романам я и сама отношусь с предубеждением… Я никогда бы не смогла ради должности или карьеры.

— Паспорт принесите, — повторил свою просьбу Францев.

Женщина поднялась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Егоров смотрел ей вслед, а когда та скрылась из виду, обернулся и шепнул Николаю:

— Особой печали я на ее лице не вижу. А обратил внимание на халатик? Это же «Виктория сикрет».

— И что с того?

— Немалых денег стоит.

— Дробышев в последнее время зарабатывал хорошие деньги, — напомнил Николай, — ты же сам говорил.

Егоров оглядел пространство гостиной.

— Не шикарно, но со вкусом, — оценил он. — Барная стойка классная, диванчики стильные.

— И то и другое бывшей хозяйке подарили соседи.

— А где теперь бывшая хозяйка?

— А убили ее в прошлом октябре. Кстати, соседка и убила, вон домик ее за окошком — можешь взглянуть. Сейчас убийца в СИЗО, следаки крутят на предмет неопровержимых доказательств.

— Не та ли романтическая особа, что старинными стилетами закалывала?[4]

— Она самая.

По лестнице спустилась хозяйка. Теперь на ней было тонкое шерстяное платье. Она положила паспорт на стол перед Францевым.

— Вот, как вы просили.

Но паспорт взял следователь, вероятно для того, чтобы показать, кто в их тандеме главный.

Он открыл документ и прочитал:

— Елизавета Петровна Романова. Год рождения… О… — удивился он, — вам уже тридцать восемь!

— А что в этом такого?

— Ничего, но я бы больше двадцати пяти не дал. И вообще… Елизавета Петровна… Прямо как императрица.

Следователь посмотрел на Николая, но того интересовало другое.

— Елизавета Петровна, а у вас родственников в полиции нет?

Девушка пожала плечами.

— Нет вроде. А почему вас это интересует?

— Я почему спрашиваю, — начал объяснять Францев, — просто на Васильевском есть двое участковых по фамилии Романов. И оба Николаи. Того, что помоложе, все зовут Николаем Вторым.

— А другого Николаем Первым, — догадался Егоров.

— Нет, того, что постарше, называют Фонвизиным, потому что он в протоколе осмотра убитой женщины написал: «Волосы черные, глаза черные, жгучие — одного нет». Потом этот протокол начальник РУВД полковник Жаворонков повесил на доску объявлений, где приказы вывешиваются. Он обвел фразу про глаза красным фломастером и поставил визу тем же фломастером: «Умри, Денис, ты лучше не напишешь!»

— А Фонвизин-то здесь при чем? — не понял следователь.

— Так это Екатерина Вторая так сказала, когда в первый раз увидела постановку пьесы Фонвизина «Недоросль». Фонвизина звали Денис Иванович.

— Ну да, — согласился Францев.

Егоров потряс головой.

— Что-то вы меня оба с мысли сбили… Что-то я хотел спросить.

— С бизнесом у Дробышева все было в порядке? — поинтересовался Николай. — Проблем не имелось?

— Нет. Все было очень хорошо. Он ведь, когда тот дом продал, сразу взял два десятка «Газелей». Водителей, ищущих работу, полно, а грузчиков еще больше. И нам сразу повалило. Я не успевала заказы принимать… Не отойти было. Хотели сейчас мне помощницу брать… Но видите, как все получилось.

— Много Дробышев вам платил?

Елизавета отвернулась в сторону, поджала губы, но потом все-таки ответила:

— Он… то есть бухгалтерия на карту мне переводила заработок. А так Дробышев всегда говорил: «Если нужны деньги, то знаешь, где их взять. В нашей спальне в тумбочке».

— В нашей? — удивился Егоров.

— Так мы жениться хотели. Заявление подали, в конце мая должна была состояться свадьба…

— Мои соболезнования еще раз, — произнес Николай.

— Тумбочку не проверяли? — поторопился узнать подполковник юстиции. — Все ли деньги на месте?

Девушка кивнула.

— А собачка ваша где? — поинтересовался Францев.

— В спальне на коврике возле постели. Она всю ночь скулила. Я не понимала, почему… А потом и у меня предчувствие было…

— Породистая? — спросил Егоров. — А то у меня… то есть у жены чау-чау, но выгуливать почти всегда приходится мне. Не успеваю шерсть с брюк снимать.

— Наша Лушка — помесь, — стала рассказывать Елизавета, — внешне как маленький ретривер, но только не такая лохматая, и хвостик бубликом. Мы с Эдиком ее подобрали. С работы возвращались и в промзоне увидели, как какой-то мужчина дразнит собаку: рычит на нее, даже лает, замахивается, будто бы хочет ударить. А собачка бедная в угол забилась, скулит от страха и не понимает, за что ее так. Эдик выскочил и закричал на мужика. Я думала, что сейчас драка начнется… А мужик тот крупный и вроде как пьяный. Тогда и я тоже туда побежала. А собачка эта, увидев подмогу в нашем лице, набросилась на мужика и вцепилась в него. Мы вдвоем с Эдиком еле-еле ее оторвали, поскорее в машину затащили и быстро умчались. Пока ехали, она мне все лицо облизала… Эдуарда тоже… У нас еще пакет с сосисками был… По дороге скормили ей все. Она, тощая, голодная, без ошейника… А в того мужика она здорово вцепилась…

— Ну, она маленькая, как вы говорите, вряд ли какой-то вред могла причинить, — попытался закрыть тему сотрудник следственного комитета.

— Она вцепилась куда надо, — усмехнулась девушка, — тот мужик визжал от боли и страха. Основательно вцепилась: мы с трудом оторвали…

— Давайте все-таки ближе к делу, — не выдержал подполковник юстиции.

— Давно это