Северная Корея: вчера и сегодня - Андрей Ланьков

Несколько позже слияние левых партий произошло и на Юге, но вплоть до 1949 г. ТПК Северной и Южной Кореи оставались самостоятельными партиями, хотя и действовали в тесном контакте: нелегальные поездки лидера южнокорейских коммунистов Пак Хон Ена в Пхеньян были частым явлением, первая из них состоялась, возможно, еще в октябре 1945 г. [57], а в 1946–1948 гг. в связи с усилением антикоммунистической кампании на Юге большинство руководителей Трудовой Партии Южной Кореи перешло на Север. Впрочем, и Ким Ир Сен также поддерживал контакты не только с командованием 25-й армии. Летом 1946 г. состоялся секретный визит Ким Ир Сена и Пак Хон Ена в Москву и их тайная встреча со Сталиным, на которой обсуждались перспективы политической ситуации в Корее (в частности, необходимость формального объединения Коммунистической и Новой Народной партий). [58]

С лета 1946 г., когда стало ясно, что принятый на Московском Совещании план установления над Кореей совместной опеки и формирования единого общекорейского правительства окончательно сорвался, на Севере началось формирование независимого государства. Аналогичные процессы пошли и на Юге, где пришедшая к власти при прямой поддержке американский оккупационных властей группировка Ли Сын Мана также стала проводить линию на создание «своего» государства в южной части полуострова. В то же самое время оба формирующихся режима не признали друг друга и выдвинули претензии на право считаться единственным законным правительством на всей территории Корейского полуострова.

Сущность политики, которая проводилась Советской Гражданской Администрацией в Корее — иногда прямо, а иногда — через полностью контролировавшуюся ею в то время систему народных комитетов, невозможно понять, если не обратиться к ряду постулатов советского официального марксизма тех лет и в первую очередь — к теории «народно-демократической революции». Происходившие в Корее события воспринимались именно как «народно-демократическая» революция, которая лишь потом должна будет перерасти в «социалистическую». Теория «народно-демократической революции» предусматривала, что вслед за созданием «народно-демократической власти» на основе единого фронта в стране должен быть проведен определенный набор общедемократических реформ: ликвидация помещичьего землевладения, частичная национализация промышленности и особенно банковско-кредитных учреждений, установление равноправия мужчин и женщин, провозглашение общедемократических свобод (впрочем, объявленные свободы по большей части оставались на бумаге или понимались как право народа действовать в поддержку нового режима, но никак не выступать против него). В то же время «народно-демократическая» революция не предусматривала чисто социалистических преобразований. Частная собственность на этом этапе могла сохраняться, о коллективизации сельского хозяйства не было и речи. В большинстве своих действий советская администрация следовала предписаниям теории народно-демократической революции.

5 марта 1946 г. был опубликован и с этого же дня вступил в силу Закон о земельной реформе. Издан он был от имени Народного комитета Северной Кореи и подписан Ким Ир Сеном, однако, по воспоминаниям В. П. Ковыженко, закон разрабатывался в СГА и его реальными авторами были два консультанта по аграрным отношениям, специально приглашенные из Ленинграда. [59] Закон предусматривал конфискацию и перераспределение всех земель, принадлежавших японским физическим и юридическим лицам, всех земель, владельцы которых сами не занимались земледелием, а сдавали их в аренду, и, наконец, что было самым важным, всех земельных владений площадью свыше 5 чонбо (1 чонбо * 0, 99 га). Конфискованные земли должны были распределяться среди беднейшего крестьянства. Контроль над проведением реформы формально возлагался на народные комитеты, но на практике они действовали в самом тесном контакте (и, скорее всего, под практическим руководством) органов СГА и военных властей на местах (полный текст Закона о земельной реформе см., напр.: [60]).

Реформа должна была быть завершена, как предусматривал 17 пункт Закона, не позднее чем в марте 1947 г. Однако на практике провести ее удалось много быстрее и основные мероприятия были закончены уже в конце марта 1946 г., перед началом полевых работ (скорее всего, такой темп реформы и предусматривался — хотя и не декларировался — изначально). Успешное проведение реформы не могло не способствовать укреплению позиций нового режима на Севере и росту его популярности на Юге, где земельный вопрос стоял тогда очень остро.

В августе 1946 г. началась и национализация промышленности. Как и земельная реформа, это важнейшее мероприятие было от начала и до конца подготовлено СГА, хотя и проводилось от имени местных властей. [61] Формально национализации подлежали только предприятия японских фирм и сотрудничавших с японскими властями корейских капиталистов, так что национализация могла считаться частью «народно-демократической» программы. Однако в условиях колониальной Кореи подавляющее большинство крупных и средних предпринимателей не могло не сотрудничать с японским властями, так что фактически национализирована оказалась вся крупная и почти вся средняя промышленность. Эти мероприятия привели к тому, что экономические структуры Севера и Юга стали все более отличаться друг от друга. В то время как на Юге сохранялась капиталистическая рыночная экономика, Север постепенно переходил к плановому хозяйству советского типа (первый народнохозяйственный план был принят в феврале 1947 г.). [62] Декабрь 1947 г. ознаменовался проведением денежной реформы, которая привела к введению на Севере собственной валюты и еще большему разрыву экономик Севера и Юга. [63]

Уличная сцена в Пхеньяне, 1948 г.

5 сентября 1946 г. Временный народный комитет принял решение о проведении 3 ноября выборов в волостные, уездные и городские народные комитеты. Это был еще один важный шаг на пути складывания на Севере собственной государственной структуры. Существовавшие до этого народные комитеты даже формально не были выборными органами. Они создавались местными политическими активистами из числа коммунистов и националистов и, получили одобрение советских властей, приступали к своей деятельности. Хотя уже с февраля 1946 г. все важнейшие законодательные акты в Северной Корее издавались от имени народных комитетов, юридический статус этих органов был не ясен и даже, отчасти, сомнителен. С проведением выборов народные комитеты могли уже с некоторой долей правдоподобия претендовать на статус законных местных органов власти, выбранных демократическим путем. В то же время разгром единственной влиятельной антикоммунистической организации — Демократической партии и существование полного контроля над ситуацией со стороны советских военных властей и комитетов ТПСК делал выборы пустой формальностью, гарантируя ТПСК уверенное большинство на всех уровнях.

Чтобы исключить какие-либо «случайности» в ходе выборов, были приняты и дополнительные меры как политического, так и административного характера. На выборах ТПСК выставила своих кандидатов от имени Единого демократического национального фронта, куда входили также контролируемые ею и советскими военными властями партии и общественные организации. Таким образом, в каждом округе был только один кандидат, представлявший Единый фронт — то есть, фактически, все легально действующие партии и организации. Избиратель мог выбрать одну их трех альтернатив: голосовать за официального кандидата; голосовать против него (не имея при этом возможности поддержать какую-либо другую кандидатуру); не голосовать вообще. Идея была скопирована с незабвенного «нерушимого блока коммунистов и беспартийных», просуществовавшего в Советском Союзе почти полвека. Вдобавок, хотя выборы и считались тайными, но для голосовавших «за» и голосовавших «против» были установлены разные урны (белые и черные соответственно). Это означало, что фактически голосование не было тайным, и власти могли легко выявлять строптивых и брать их на заметку. [64] Уклонение от участия в выборах в подобной ситуации тоже было небезопасным: ведь было ясно, что человек уклоняется не от участия в выборах вообще, а от голосования за официального кандидата.

Не удивительно, что выборы прошли в условиях воистину «небывалой активности». В голосовании, по официальным данным, приняли участие 99,6 % зарегистрированных избирателей, из которых 97 % проголосовало за предложенных свыше кандидатов. Среди избранных 3549 депутатов 50, 1 % были беспартийными, 31,8 % представляли ТПСК, 10,0 % — реформированную и обезглавленную Демократическую партию и 8,1 % — партию Чхондоге-Чхонъуданъ. [65] Нет особых сомнений, что места были распределены заранее, как это происходило во время «выборов» в Советском Союзе (для выборов 1947 года, как мы увидим, этому предположению есть и документальное подтверждение). Однако показательно, что руководство ТПСК и советские власти сочли необходимым дать обеим некоммунистическим партиям столь заметное представительство. До установления фактической монополии ТПСК на власть было еще далеко.