Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина

Когда она отходила от прилавка, то сердце колотилось где-то в горле: в одном из камней, на круглом цитрине с ноготь величиной, ощущался до сих пор знакомый след. Над этим самоцветом определённо потрудился Лиура, уж его-то манеру она успела изучить… И если камень из сокровищницы рабовладельца на юге неким тайным образом попал к лорге во дворец, и не для использования, а для перепродажи, то ничего хорошего это не сулило.

Задумавшись так, Фог почти не смотрела по сторонам, когда шла, а потому опасность заметила не сразу.

Аккурат посередине торговых рядов, между скромными прилавками, торчал, как пень посреди поля, магазин. Стены – из целых брёвен, обтёсанных до стеклянной гладкости; ставни – резные и изукрашенные, сплошь в алых узорах, места свободного – ни на ладонь; крыша горбатая, на четыре ската, с деревянными головами гурнов по углам, с красной и чёрной черепицей. На порожке, на стуле, больше похожем на трон, грелся на солнышке и раскуривал трубку немолодой мужчина с изрядным брюшком, снисходительно поглядывая на прохожих. Одет он был в кипенно-белые штаны и рубаху, поверх них – в узковатый парчовый жилет, багряно-золотой, с тремя расшитыми поясами, а на плечах висел, как плащ, бархатный кафтан, бордовый, с богатой вышивкой блестящими нитями и меховой оторочкой по подолу и по рукавам… Словом, всё в его облике и манерах говорило о большом достатке и немалом влиянии в столице.

Когда Фогарта прошла мимо него, на ходу разглядывая колбу с мирцитом, мужчина выпучил глаза, как рыба, и трубка выпала у него изо рта, а напомаженная пегая бородёнка затряслась.

– Она, – выдохнул он, приподнимаясь – и тут же рухнул обратно на сиденье. – Девка эта… Как успела? Откуда?

А Фог тем временем низко склонилась над прилавком у самого выхода, намереваясь купить про запас несколько заготовок для «Штерры».

«Раз уж у меня есть теперь лишний мирцит, – рассудила она, – то почему бы не восстановить полностью отопительный контур на дирижабле? Да и систему циркуляции и очистки воздуха можно изменить… И баллон бы укрепить, но тут особые материалы нужны, это подождёт…»

Рынок шумел вокруг, перекликался на разные голоса, звенел монетами – а потом вдруг затих.

Фогарта подняла голову – и увидела, что вокруг неё полукольцом стоят шесть воинов с морт-мечами и лезвия еле-еле светятся багровым, как за мгновение до атаки. А за спинами у воинов застыл, скрестив руки поверх пуза, мужчина в красном кафтане, и лицо у него аж пятнами пошло от ярости.

– Ты, – выдохнул он, поймав у её взгляд, и губы у него затряслись. – Попалась, девка. Ужо я тебя… тебе…

В первую секунду она не узнала его из-за ярких северных одежд, так непохожих на светлые накидки южан, а потом вспомнила это лицо, так же перекошенное страхом – но в других обстоятельствах.

«Купец из поместья Радхаба, который выкупал камни, сделанные рабами… – пронеслось в голове. – Я тогда пожалела его, не стала память подчищать, а, выходит, Сэрим прав был. И что делать теперь?»

Справиться с мечниками Фог могла бы, хоть и не без труда, но тогда наверняка бы пострадали и лавочники, и прохожие, которым не повезло оказаться рядом. Да и из города пришлось бы срочно бежать, после погрома-то – а ведь она так надеялась найти здесь кого-то из кимортов, знакомых с Онор и Лиурой, чтоб не углубляться далеко на север. Её беспокоила судьба жрицы храма Пяти Ветров, выступившей открыто против Радхаба и его могущественного дядьки из конклава, да и к тому же могли на юге ещё оставаться рабы-киморты, и…

«Что же делать? – только и могла повторять она, застыв на месте. – Что же делать?»

Наверное, если бы мечники атаковали, то Фогарта решилась бы. Но купец лишь продолжал браниться и брызгать слюной, суля страшные кары, гнев лорги и «тысячи клинков»… А зевак собиралось всё больше, и становилось ясно как день, что сражения не избежать.

И жертв тоже.

– А, уважаемый друг! – раздался вдруг приятный голос с сильным ишмиратским акцентом, перекрывающий даже ругань купца, не говоря уже о любопытных шёпотах. – Вот мзда, которую ты хотел! Сколько смог, столько собрал!

Не веря самой себе, Фог обернулась – и увидела Сидше в хисте наизнанку, светлой стороной наружу, и с ярко-синим платком кьярчи, намотанным на голову и завязанным под подбородком. В руках у Сидше был мешочек на завязках, в котором что-то зазывно звенело.

Купец так оторопел, что даже забыл на секунду, как браниться.

– Какая такая мзда? – пробормотал он, озираясь на зевак. Взятки, на юге дело обычное, лорга накрепко запретил и повелел взяточников, пойманных на горячем, сечь кнутом на площади. – Окстись, с чего бы мне…

А вокруг было уже слишком много любопытных бездельников – и торговцев, которые бы не упустили случай насолить сопернику.

– Мзду за право торговать! – откликнулся Сидше, торопливо развязывая тесёмки. – Вот, погляди, тут золото! Доброе золото для доброго человека! Так-то теперь мне допущено… дозволено… Ай-ай, трудный язык – ваш лорги! – покачал он головой, цокая языком. – Но я догадлив, быстро дело разумею, вот, погляди, всё, как ты сказал… Ай!

И, неловко дёрнув за тесёмки, он оборвал одну из них – и из мешочка посыпались монетки. И мелкие, медные, и серебро… Покатились в разные стороны – и мечникам под ноги, и зевакам.

А много ли людей могут устоять, если деньги сами в руки идут?

Фог, опомнившись, подтолкнула монетки силой морт, разбрасывая их как можно шире – и воцарился хаос. Сперва подбирать мелочь кинулись нищие, затем и обычные прохожие… Когда за серебряной монетой наклонился один из мечников, затем другой, мешкать она не стала – и нырнула с ходу под прилавок, оставляя хисту висеть в воздухе, как пугало.

Исчезновение добычи, загнанной было в угол, купец заметил не сразу, а когда понял всё – завопил так, что прилавки затряслись, но Фогарта уже пряталась в дальнем переулке, пытаясь отдышаться после бега, и размышляла, не надо ли ей теперь, в свою очередь, выручать Сидше. Пока раздумывала – он явился сам, посмеиваясь и на ходу сворачивая потуже бирюзовый свёрток, в котором легко узнавалась хиста, брошенная, чтоб отвлечь мечников. Синий платок-тюрбан куда-то подевался, всегда аккуратно приглаженные волосы растрепались, а на фарфорово-белой, истинно ишмиратской коже появился румянец.

Смотреть на него отчего-то было неловко.

– Задержался немного, чтоб кое-что подобрать, – улыбнулся он краешками губ, поднырнув под верёвку с развешенным на ней бельём. Огляделся по сторонам, кивнул сам себе. – Место хорошее, госпожа, но всё же лучше