Последний игрок судьбы - Андре Олдмен

— Тебе помог перстень, собака!

Туранец уже орал во всю глотку, его кривой кинжал коснулся горла пуантенца…

— Эй, Али, что это ты режешь моих пленников без разрешения? — раздался сзади сильный насмешливый голос.

По трапу на мостик «Белой ласточки» поднялся человек в набедренной повязке, с тяжелым прямым мечом в руках. Теряя от страха сознание, Лабардо узнал в нем грозу Западного моря, капитана Амру.

Глава третья. МЕЛКОГОЛОВЫЕ

Лабардо, видимо, недолго пробыл в беспамятстве. Когда он очнулся, услышал, как Али что-то отвечает Амре, быстро и вместе с тем высокомерно.

— Он проиграл и умрет, — разобрал юноша слова туранца. — Они все умрут, не будь я Сам Али, Красный Брат с барахских островов!

— Здесь я решаю, кому умирать, а кому нет, — отвечал капитан черной галеры. — Заруби это на своем длинном носу, гаденыш.

— Что-о? — Голос туранца зазвенел, как натянутая струна. — Как ты меня назвал, дикарь?

— Как слышал. Не нравится — можешь сойти.

— Да ты понимаешь, с кем разговариваешь? Ты знаешь, что я — преемник Карбаросса Длиннобородого, властителя Барахских островов? Знаешь, раз согласился помочь мне бежать из кордавской тюрьмы. А раз согласился — ты служишь Красному Братству и изволь говорить со мною почтительно!

Лабардо услышал, как северянин хмыкнул — словно лошадь всхрапнула.

— С Длиннобородым у меня одно дело — ремонт галеры. За то и подрядился твою задницу из ямы вытащить. Но, видишь ли, могу и передумать. Говорят, бараханцы иногда ставят свои суда на верфи Гарзеи, а эта посудина, сдается мне, оттуда. Так что вислоусый капитан не откажет в любезности выкупить свою жизнь ценой пары заплат на прохудившихся боках «Белит».

— Не смеши, — хохотнул Сам Али, — тебя вздернут на первом же суку даже без отходной молитвы. Ты, варвар, не умеешь жить в цивилизованном мире. Ты — дикарь, и законы чести тебе не ведомы.

— Мне ведом один закон — закон сильного. Сейчас сила на моей стороне, и если ты не прикусишь язык, он пойдет на корм акулам. Вместе со всем остальным.

— Вот видишь, — туранец вздохнул и сбавил тон, — не можешь просчитать игру даже на два хода вперед. Если ты бросишь меня за борт, как думаешь, что сделает Карбаросс?

— Плевать я на него хотел.

— Послушай, Конан…

— Заткнись! Меня зовут — Амра!

— Хорошо, Амра, не будем ссориться. Доставь меня на Острова, как условились, а там делай, что хочешь. Отдай мне только мальчишку, этого желторотого наглеца, который думает, что может обыграть туранца…

— Но он тебя обыграл.

— Он победил нечестно! Перстень, который у него на пальце, подсказал ему последний, решающий ход.

— Морта сказал, пуантенец выиграл все партии.

— Да, выиграл, Нергал тебя задери! Но условия были такие: если он проигрывает хоть одну, я получаю все, включая его жизнь. А он непременно проиграл бы последнюю, если бы не кольцо…

Лабардо почувствовал пинок в плечо и перекатился на спину. Корсары нависали над ним, словно скалы над маленьким озерцом на дне пропасти. Губы Али подергивались, лицо северянина было спокойно.

— Говори, гусеница, — услышал пуантенец голос варвара, — твой перстень волшебный?

Лабардо кивнул, понимая, что подписывает себе смертный приговор.

— Что я говорил! — торжествующе воскликнул Али. — Я вернул золото, корабль и пленников. А тебя, колдун, ждет страшная смерть…

— Погоди-ка, — перебил его Амра. — Скажи мне, разве перстень двигал фишки по доске?

— Нет, но камень подсказал ход.

— Только один. Я так понимаю, мальчишка сделал все, чтобы расставить фишки нужным образом. Так какая разница, углядел он последний ход сам или с помощью кольца?

— О, Мардук и все небесное воинство! Щенок непременно проморгал бы «божественный трилистник» и сдал бы мне партию!

— Но этого не случилось. Проиграл ты.

Чернокожий Морта забавно хрюкнул и с удивлением уставился на своего капитана. Если Сам Али проиграл, это значит…

— Это значит — пуантенец получит золото, корабль и свободу, — сказал Амра.

И тут же обрушил мощный кулак на голову ближайшего пирата, заставив того проглотить слова, готовые сорваться с губ. Остальные сочли за благо сохранять молчание и не испытывать выносливость своих черепов.

Сам Али злобно глянул на варвара и пожал плечами.

Пожалуй, призови он команду «Белит» к неповиновению, еще посмотрели бы, чья возьмет. Но туранец был расчетлив и решил не испытывать судьбу. В конце концов, с варваром куда удобней разобраться на Барахских островах…

— Хорошо, — сказал он, — поступай, как хочешь. «Белит» — твой корабль, я же — всего лишь гость на его борту. Извини за вспышку гнева и не таи зла. Учти только, что зингарка, которую ты увел с собой на галеру, входит в число тех, кто был ставкой в игре.

— Плевать мне на зингарку, — сказал Амра, — бабу можно взять на любом пассажирском корабле или в порту. Приведите ее на «Ласточку» и пусть убираются.

С глухим ропотом корсары отправились в трюм освобождать пленников. Когда капитан Поулло узнал, что ему возвращают фазелу, груз, ценности и всех людей, он решил, что сошел с ума. Пока его выводили на палубу, капитан то плакал, то смеялся, то молился, то принимался поминать всех демонов преисподней порознь и скопом.

Представ пред очами грозного Амры, капитан хотел было встать на колени, но, вспомнив о гарзейской гордости, только поклонился и застыл, скрестив на груди руки.

— Сажай своих молодцев на весла и отчаливай, — сказал варвар, сплевывая на палубу. — Даю тебе время до заката, а там — игра начнется снова. И, даст Кром, она обойдется без дурацкой «мельницы».

— До заката! — просиял Поулло. — Да за это время мы доплывем до Северных морей!

И, спохватившись, добавил с поклоном:

— Благодарю вас, месьор капитан Амра, надеюсь, что наши старейшины позволят отныне вашему судну время от времени заходить на верфи Гарзеи.

— Пусть твои старейшины молят богов, чтобы «Белит» никогда не приближалась к вашему порту, — мрачно изрек корсар. — Иначе у них не останется ничего, даже воспоминаний. Скажи лучше спасибо ему, — Амра указал на туранца, — игрочишке хренову…

Смуглое лицо Али побледнело, но он сдержался и только махнул рукой кланяющемуся Кроче.

С палубы на капитанский мостик поднялся Морта, посланный на галеру за Эстразой. Зингарка шла с трудом, чернокожий поддерживал ее под руку. Увидев разорванное платье, ссадины и кровоподтеки на лице девушки, стоявший возле борта Лабардо бессильно сжал кулаки. Увы, варвар успел надругаться над его спутницей, и пуантенец испытывал сейчас бессильную ярость: у него не было ни оружия, ни сил, чтобы вызвать пирата на поединок и отомстить за честь дамы. Лабардо только кусал губы и клялся себе самыми страшными клятвами, что непременно убьет Амру, хотя и не мог представить, как осуществить сие праведное дело.