Воронята - Мэгги Стивотер

Озадаченная, Блу подошла к холодильнику и достала кувшин.

— Клюквенно-виноградный?

— Сработает и такой.

Прибывая всё еще в смятении, Мора дотянулась до шкафа и достала оттуда темно-синюю салатницу. Она поставила ее напротив Нив. Не слишком аккуратно.

— Я не буду нести ответственность за все, что ты видишь, — произнесла она.

Блу уточнила:

— Что? Что это должно означать?

Никто не ответил.

С мягкой улыбкой на лице Нив вылила сок в чашу до краев. Мора выключила свет. Снаружи вдруг стало ярко по сравнению с тусклой кухней. По-апрельски свежие деревья прижимались к окнам как раз в той части дома, где она завтракала, зеленый листик на зеленом листике на стекле. И Блу внезапно осознала, что деревья вокруг приобрели некий смысл: как будто находишься посреди леса.

— Если собираешься смотреть, пожалуйста, будь тихой, — поправила Нив, не глядя ни на кого конкретно.

Блу выдвинула стул и села. Мора облокотилась на стойку и скрестила руки на груди. Редко можно было увидеть Мору расстроенной и не сделать с этим хоть что-нибудь.

Нив попросила:

— Повтори, как его имя?

— Он только сказал «Гэнси».

Она засмущалась, произнося его имя. Каким-то образом сама мысль, что она приложит руку к его жизни или смерти, сделала его символическое присутствие на этой кухне ее ответственностью.

— И этого достаточно.

Нив наклонилась над салатницей. Ее темное отражение медленно двигалось в чаше. Блу все думала над тем, что сказала мама:

«Я не буду нести ответственность за все, что ты видишь».

От этого казалось, что все, чем они занимались, наполнялось каким-то особенным смыслом. Дальше от хитрости природы и ближе к религии.

Наконец, Нив забормотала. И хоть Блу и не могла расслышать значение бессловесных звуков, Мора выглядела торжествующей.

— Ну, — сказала Нив, — вот оно.

Она сказала это будто «Вот оно», и Блу сразу поняла, чем это обернулось.

— Что ты увидела? — уточнила Блу. — Как он умер?

Нив не сводила глаз с Моры. Она задает той вопрос, но каким-то образом, в то же самое время она озвучивает ответ.

— Я видела его. А затем он исчез. Растворился. В абсолютное ничто.

Мора повернула в воздухе свои руки. Блу очень хорошо был знаком этот жест. Её мать пользовалась им, вместо того, чтобы приводить множество аргументов, говорящих, что она была права. Только на этот раз то, что она была права, ознаменовалась разглядыванием чаши, заполненной клюквенно-виноградным соком, и Блу понятия не имела, что всё это значит.

Нив произнесла,

— Вот буквально только что он был здесь, а в следующие мгновение, его будто и не существовало вовсе.

— Бывает, — сказала Мора. — Здесь в Генриетте. Есть у нас такое место, или места, которые я не могу видеть. А бывает, в другой раз, что я их вижу, — тут она даже не взглянула на Блу, да так, что Блу заметила, что мать очень старается не смотреть на свою дочь, — такое, чего никак не ожидаю увидеть.

Теперь Блу припомнила то бесчисленное количество раз, сколько её мать настаивала, что они непременно должны остаться в Генриетте, даже, несмотря на то, что жить здесь становилось недешево, даже, когда появлялись возможности переехать в другой город.

Как-то раз Блу перехватила электронную почту на компе своей матери; одно письмо было от клиента-мужчины Моры, который просто-таки умолял Мору привезти Блу «и всё остальное, без чего ты не можешь прожить» в его дом в Балтиморе. В своем ответе ему, Мора обоснованно возразила, что для переезда нет никаких возможностей. И на то есть много причин, главная из которых, она никогда не покинет Генриетту и последняя, откуда ей знать, может он серийный убийца. В ответ на он прислал только грустный смайлик. Блу всегда гадала, что с ним сталось.

— Я бы хотела узнать, что ты увидела, — сказала Блу. — Что это за «ничто»?

Нив ответила,

— Я проследила за парнишкой, которого мы видели прошлой ночью, к моменту его смерти. Я чувствовала, что это где-то недалеко. События шли в хронологическом порядке, но потом он куда-то делся, исчез. И я не смогла больше ничего увидеть. Ума не приложу, как это объяснить. Кажется, дело во мне.

— Нет, дело не в тебе, — успокоила её Мора.

Когда мать увидела, что Блу всё еще смотрит недоуменно, она объяснила,

— Это сродни с телевизором, который не показывает картинки, но ты знаешь наверняка, что изображение там точно есть. Вот на что это похоже. Хотя, прежде мне не доводилось видеть, чтобы кто-то попадал в такое место, которое мне не видно.

— Итак, он вошел в невидимое для нас место. — Нив отпихнула от себя чашу. — Ты сказала, что это не все. Будет что еще мне показать?

Мора ответила.

— Каналы, которых нет в основной сетке вещания.

Нив всего раз хлопнула своими красивыми пальцами по столу, а затем сказала:

— Ты мне об этом раньше не говорила.

— Это не казалось важным, — возразила Мора.

— Место, где молодые люди могут просто исчезнуть, кажется важным. Умения твоей дочери кажутся довольно важными.

Нив устремила свой вечно пристальный взгляд на Мору, которая оттолкнулась от стола и отвернулась.

— Мне надо работать после обеда, — наконец, сказала Блу, когда поняла, что спор сошел на нет.

Отражение листьев снаружи медленно покачивалось в салатнице, ощущение леса вокруг все еще присутствовало, но сам «лес» стал угрюмее.

— Ты, правда, собираешься работать в этом? — поинтересовалась Мора.

Блу посмотрела на свою одежду. Девушка была одета многослойно, в несколько тонких рубашек, одну из которых она видоизменила своим обычным излюбленным методом, изрезав снизу на мелкие полоски.

— А что не так?

Мора пожала плечами.

— Ничего. Я всегда хотела эксцентричную дочь. Просто никогда не понимала, насколько здорово осуществились мои губительные намерения. До скольки ты работаешь?

— До семи. Ну, может, позже. Сиалина, как предполагается, работает до семи тридцати, но она говорила всю неделю, что ее брат достал билеты на Вечер, и если бы кто-нибудь подменил ее в последние полчаса…

— Ты могла бы сказать «нет». Что за Вечер? Не тот ли, где все девочки погибают с топорами?

— Он самый.

Как только Блу доела йогурт, она бросила быстрый взгляд на Нив, которая все еще хмурилась на миску с соком, отодвинув ее на расстояние вытянутой руки.

— Ладно, я ушла.

Она задвинула за собой стул. Мора хранила молчание тем способом, который был громче всяких слов. Блу, не торопясь, бросила стаканчик из-под йогурта в мусор, положила ложку в раковину рядом с матерью и повернулась, чтобы подняться за обувью наверх.