Стихотворения - Эдуард Лимонов

Когда с Гуревичем в овраг…

Когда с Гуревичем в оврагспустились мы вдвоемто долго не могли никакмы справиться с ручьем

Большая лаковая грязьмешала нам идтиА мы с Гуревичем как разсобрались далеко

Гуревич меньше меня былно перепрыгнул онА я пути не рассчитали в грязь был погружен

Дальнейший путь не помню явернуться нам пришлосьВ пути стояла нам гораили лежала кость

И сам Гуревич потерялсвой разум. стал угрюми долго-долго он стоялвесь полон мрачных дум

Когда пришли мы наконецк строениям своимГуревич мне сказал —поход… сей мы не повторим

и никакой другой походи больше никогдамы не спускалися в овраггде льется вниз вода

Дует ветер…

Дует ветери шумят золотистые деревьяЯ не умею играть на пианинои читать на французском языке

Что мне делать!Уронил руки на колени

Шумят золотистые деревья

Надеть что ли кепкуи пойти в свежем тумане

Как я влюбленный!И как я грустный!

На курорте в Баден-Бадене…

На курорте в Баден-БаденеЗаплатив все те же деньгиМожно жить очаровательноЧто же есть-то — кроме жизни!

На курорте в Океаниизаплатив все те же деньгиможно жить очаровательночто же есть-то кроме жизни!

И белый вечер…

И белый вечери золотые городские трехдольные фонари…

Господи! отведи руки твои…

Отведи в стороны. отведи ввысьи будто путешествуязабудь меня

Он так и сделалОн будто путешествуя забыл меня…

и сколько оказалось сараевшкол. пивныхсколько мерзких построексколько выявилось жутких людейА ведь раньше не было

Эх забыл ты меня

Эх забыл…

Кто лежит там на диване — Чего он желает?.

— Кто лежит там на диване — Чего он желает?Ничего он не желает а только моргает

— Что моргает он — что надо — чего он желает?Ничего он не желает — только он дремает

— Что все это он дремает — может заболевшийОн совсем не заболевший а только уставший

— А чего же он уставший — сложная работа?Да уж сложная работа быть от всех отличным

— Ну дак взял бы и сравнялся и не отличалсяДорожит он этим знаком — быть как все не хочет

— А! Так пусть такая личность на себя пеняетОн и так себе пеняет — оттого моргаетПотому-то на диване он себе дремаетА внутри большие речи речи выступает

И Вас Васильевна и Вас…

И Вас Васильевна и ВасЯ вспоминаю всякий разИ Влада-сына вспоминаюИ Леньку сумасшедшего витаю[3]И проплывает предо мнойВаш огород с его травой

У Леньки в Павлограде менингитон палец отрубил — Вы знаете!

и выбросил его в окноАх вы же раньше умираете!И палец Вам уж все равно

А Ваш Шепельский ямы рылЧтобы живот не рос — ходилОн в горы часто — по горамИ фотографий много Вам

Я благодарен что Вы мамемоей заняли денег чтобвелосипед купить тогда мнеАх вам тогда купили гроб!А я на свой велосипедВсегда садился — Ваш сосед

И ехал с Ленькой — ему лучшена Ваш далекий огородКакой вы странный все народ!

Десятилетия назад —Такие люди все подряд

Шепельский ВладШепельский ЛенькаОн овощ продавал частенькоДа продавал за пятакиВсе менингитцы чудакиПоляки тоже очень странныПолуполяки так туманныСтираются всегда ониИ остаемся мы одни

Из города Синопа…

Из города СинопаИ в город РабаданСкользя в песке осеннемШел странный караван

Висели тихо ушиУ мулов. лошадейСветил привольный месяцНо не было людей

Все люди незадолгоНа всей на всей землеУшли ушли за ВолгуКто только уцелел

Ведь полчища китаевПришли на наш очагИ многих умертвилиНо умирать стал враг

Спокойные китаиЛежат в полях мертвыХотя бы их десятокЧто не встаете вы?

А это все от мораКоторого из рекСлучайно наземь вывелУченый человек

Мор тихий и незримыйВсю землю обошелСкотов земных не тронулА человека свел

Травою зарастаютДеревни городаОт ветра упадаютХолодные дома

Воспоминания о Капуе

Капуя была длиннойКапуя была тонкойКапуя была милаяОна была вместительная

Капуя хороша былаОна была озареннаяВ ней тихо ехала коляскаЛучше Капуи ничего не былоИбо в ней тихо ехала коляскаИбо коляска ехала в тениИбо на коляску все время падали тениТени от зданий падали на коляскуИ тени от зданий пробегали по мнеПотому что я сидел в коляскеИ я рассматривал Капую

Капуя была прохладнаяВ Капуе продавали виноВино подавали на блюдцеВ Капуе были хорошие блюдцаКоторые стояли на столикахА столики стояли в тениА на столики клали шляпуВот чем отличалась Капуя

В Капуе можно было видеть как идут женщиныВ Капуе они ходили особым образомВ Капуе у женщин были яркие губыИзумительно большие груди пучилисьА мясо на ногах выглядело замечательно

Можно было целый день просидеть в КапуеИ не думать ни о чем другомТолько о КапуеКапуя и КапуяИ только КапуяКапуяКапуя

И этот мне противен…

И этот мне противенИ мне противен тотИ я противен многимОднако всяк живет

Никто не убиваетДругого напрямикА только лишь ругаетЗа то что он возник

Ужасно государствоНо все же лишь оноМне от тебя поможетДа-да оно нужно

Кто теперь молодой за меня?..

Кто теперь молодой за меня?Почему же отставлен я?!Ах наверное я что-то делал не так!— Нет ты делал все верно и так

Но как бы ни делал тыОтставят тебя в кустыНа светлой поляне другойА ты в темноте сырой

Откуда это? да откуда это?..

Откуда это? да откуда это?Такая грустная страдальческая форма листьев

Откуда о! Откуда это?такая пыль на листьяхи такаявлюбленность в эту землю и несчастье…

Не вспомнит тело…никогда не вспомнитоткуда и цветные рамыа также деревянные сараии старого мне дерева изгиб

Откуда это? но откуда это?не вспомнит тело… вновь не вспомнит

Саратов

Прошедший снег над городом СаратовБыл бел и чуден. мокр и матовИ покрывал он деревянные домаВот в это время я сошел с ума

Вот в это время с книгой испещреннойВ снегах затерянный. самим собой польщенныйЯ зябко вянул. в книгу мысли дулСаратов город же взлетел-вспорхнул

Ах город-город. подлинный СаратовТы полон был дымков и ароматовИ все под вечер заняли местаК обеденным столам прильнула простота

А мудрость на горе в избушке белойСидела тихо и в окно смотрелаВ моем лице отображался светИ понял я. надежды больше нет

И будут жить мужчины. дети. лицаБольные все. не город а больницаИ каждый желт и каждый полустертне нужен и бессмыслен. вял. не горд

Лишь для себя и пропитаньябегут безумные нелепые созданьянастроивши машин железныхи всяких дóмов бесполезныхи длинный в Волге пароходкакой бессмысленный уродгудит и плачет. Фабрика слепаяглядит на мир узоры выполняясвоим огромным дымовым хвостоми все воняет и все грязь кругом

и белый снег не укрощенпротест мельчайший запрещени только вечером из чашкипить будут водку замарашкии сменят все рабочий свой костюмно не сменить им свой нехитрый умИ никогда их бедное устройствоне воспитает в них иное свойствопротив сей жизни мрачной бунтоватьчтобы никто не мог распределятьих труд и время их «свободное»их мало сбросит бремя то народноеИ я один на город весь Саратов— так думал он — а снег все падал матов

— Зачем же те далекие прадедыне одержали нужной всем победыи не отвоевали юг для жизнинаверное трусы были. кровь что брызнети потому юг у других народовА мы живем — потомки тех уродовОтверженные все на север пробралисьи тайно стали жить… и дожились…

Так думал я и теплые виденьяпленив мое огромное сомненьев Италию на юги увелии показали этот край земли

Деревня над морем расцветаяи тонкий аромат распространяяи люди босиком там ходятИны купаются. иные рыбу удятКто хочет умирать — тот умираети торговать никто не запрещаетВ широкополой шляпе проходитьи тут же на песке кого любить

Спокойно на жаре едят лимоны(они собой заполнили все склоны)и открываешь в нужном месте ножотрезал. ешь и денег не кладешьА спать ты ночью можешь и без домаи не нужны огромные хоромыи шуба не нужна от царских плечпросто на землю можешь смело лечьи спи себе. и ихо государствотебе не станет наносить удар свой

Конечно та Италия былаИталии отлична пожилойОна совсем другой страной быласовсем другой страной

Я образ тот был вытерпеть не в силахКогда метель меня совсем знобилаи задувала в белое лицоНет не уйти туда — везде кольцоУмру я здесь в Саратове в итогене помышляет здесь никто о БогеВедь Бог велит пустить куда хочуЛишь как умру — тогда и полечу

Меня народ сжимает — не уйдешь!Народ! Народ! — я более хорошчем ты. И я на юге жить достоин!Но держат все — старик. дурак и воин

Все слабые за сильного держалисьи никогда их пальцы не разжалисьи сильный был в Саратове замучена после смерти тщательно изучен

Из книги «Пятый сборник» (1971)