101 миниатюрный детектив - Евгений Ищенко

Судья предложил Маккензи не валять дурака и во всем сознаться, за что сулил некоторое снисхождение. Но тот — упрямец! — все еще отрицал свою прошлую судимость, божился, что никаких подлогов он в Калифорнии не совершал и на молочного поросенка несчастной вдовы Гейнц не покушался. Что же касается присланных фотографий, то на них, видимо, запечатлен его брат-близнец Джон, которого он давно потерял из виду. Манкусо раздраженно отрубил, что это старая уловка всех закоренелых уголовников, и тут же приговорил Дугласа к пяти месяцам тюремного заключения.

Однако бывший на суде сотрудник Нью-Йоркского сыскного отдела капитан Гольден почувствовал симпатию к Дугласу Маккензи, поверил его клятвам о существовании брата-близнеца. Он вытребовал из Сан-Франциско регистрационные отпечатки пальцев разыскиваемого Маккензи и сличил их с оттисками пальцев Дугласа. На первый взгляд папиллярные узоры кожи казались одинаковыми, но под сильной лупой.

Судья Манкусо согласился пересмотреть дело. На всю Америку по радио было несколько раз передано сообщение о срочном розыске Джона Маккензи, описаны его приметы. Вскоре из маленького городка близ Канзас-Сити поступил ответ, что человек, во всем похожий на разыскиваемого Джона Маккензи, погиб при взрыве в каменноугольных копях два года назад.

Вместе с сообщением прислали сохранившиеся у его вдовы фотографии покойного. Сходство оказалось просто поразительным. И лишь различия в рисунках папиллярных узоров на нескольких пальцах спасли Дугласа Маккензи от пятимесячного тюремного заключения. Благодаря дактилоскопии суровый приговор был заменен штрафом в семьдесят шесть долларов, которые виновный тотчас уплатил.

Чем пахла квитанция

Интересен случай использования запаховых следов для раскрытия готовившегося преступления.

В одном солидном банке города Амстердама летом 1925 года исчезла квитанция о получении крупной суммы денег — тысячи гульденов. Правление банка вначале не заявило о пропаже документа, надеясь, что он отыщется. Поскольку надежды не оправдались, такое заявление было сделано. На следующий день исчезнувшая квитанция оказалась в одном из металлических шкафов банка, но… пропало несколько других денежных документов на еще более крупные суммы. Кому они могли понадобиться и зачем?

Тогда правление банка, крайне обеспокоенное случившимся, применило для установления вероятного виновника прием, который порекомендовал им амстердамский судебный химик Лейденгульзебош. У всех служащих банка, могущих быть причастными к происшедшему, а таких набралось около десяти, временно изъяли бумажники. Их упаковали в новые картонные коробки, на которых обозначили фамилии владельцев. Эти коробки разложили на довольно значительном расстоянии друг от друга. После этого было произведено «собачье опознание»: двум собакам-ищейкам дали хорошенько обнюхать возвращенную квитанцию и направили их к коробкам, крышки с которых предварительно сняли.

Без каких-либо колебаний обе собаки указали на два бумажника, запах которых, видимо, совпал с запахом квитанции. Собственники этих бумажников сидели в банке за одним столом. Дирекция решила повторить опыт, взяв на этот раз бумажники у двадцати своих служащих. Собакам снова была дана для обнюхивания возвращенная квитанция, и они вторично указали на два прежних бумажника.

«Опознание» собаками этих бумажников произвело большой эффект. Бывшие при этой процедуре виновные немедленно сознались, что хотели украсть крупную денежную сумму, для чего собирались внести в эти бумаги соответствующие изменения, вуалирующие хищение.

Преступник-изобретатель

В конце 1925 года во французском городе Ла-Рошель был обворован крупный банк. Случай, в общем-то, заурядный, но. Несгораемый сейф, где хранились деньги, был вскрыт чрезвычайно оригинальным способом. Эксперты в недоумении разводили руками: вот если бы сейф взломали с помощью «гусиной лапы», отперли посредством отмычки, разрезали ацетиленовой горелкой, взорвали динамитом, наконец!

Нет, преступник воспользовался совершенно неизвестным доселе химическим веществом, которое проело в стальной стенке сейфа зияющее отверстие. Взломщик, понятное дело, исчез, прихватив с собой несколько сотен тысяч франков. Вся полиция была поднята на ноги, однако ни секрет химического вещества, ни личность изобретательного злоумышленника стражам порядка установить не удалось.

Вскоре после этого происшествия, наделавшего особенно много шума среди банковских вкладчиков, произошло событие, которое шокировало всех без исключения местных обывателей. В своем старинном феодальном замке была убита старуха Одэр — одна из наиболее богатых жительниц Ла-Рошели. Ее нашли задушенной в спальне, причем толстая железная решетка на окне оказалась разъеденной тем же таинственным химическим веществом, что и банковский сейф. И опять лихорадочные усилия полиции привели к тому, что в конце концов ей пришлось признать свою полную несостоятельность. Было от чего прийти в уныние.

А время шло. Жак Одэр — единственный наследник богачки — вступил в права владения замком, стал в Ла-Рошели важной персоной. Перед ним заискивали, с ним жаждали свести близкое знакомство, особенно родители девиц на выданье.

Однажды на роскошном званом обеде, где Жак блистал крупным бриллиантом, украшавшим заколку для галстука, ему представили мэтра Орто — профессора химии из Лионского университета. Они вежливо раскланялись, обменялись парой ничего не значащих, дежурных любезностей, и тут всех пригласили к столу.

О чем только не судачили за обедом, особенно после третьего приема горячительных напитков! Однако наиболее живо обсуждалась смерть престарелой мадам Одэр, причем высказывались самые фантастические предположения о личности таинственного убийцы-химика. И тут мэтр Орто едва не выронил из руки бокал, поднятый за здоровье «несравненного месье Жака». В щегольски одетом Одэре он узнал своего давнишнего студента, который обнаруживал блестящие способности к химии, но вскоре был изгнан из университета за какие-то темные проделки. Да, это был несомненно он!..

Сославшись на мигрень, профессор наскоро распрощался с гостеприимными хозяевами и поспешил в полицейскую префектуру. После его заявления расследование по обоим уголовным делам тотчас возобновилось. Природой химического вещества, легко разъедающего стальные листы и прутья, занялся мэтр Орто. Если бы не его хорошо аргументированное заключение, полиции едва бы удалось добиться от Жака Одэра чистосердечного признания.

Суд присяжных приговорил изобретательного преступника к смертной казни через повешение, которое было заменено «свиданием» с гильотиной.

Микробиолог из Чикаго

Летом 1925 года весьма состоятельный житель Чикаго Уильям Шепгерт вдруг воспылал интересом к знаниям по микробиологии. Нет, для этого он не начал готовиться к поступлению на медицинский факультет университета: возраст уже не тот, да и времени в обрез. Прочитав в газетах объявление частной медицинской школы, директором которой состоял некий доктор Фейман, новоявленный почитатель Гиппократа отправился к нему и записался на курс бактериологии. Вскоре слушателей набралось достаточно, начались занятия.

Потом, правда, выяснилось, что «медицинская» школа «доктора» Феймана имела очень мало общего с медициной, как, впрочем, и ее директор. «Доктору»-директору важно было только набрать как можно больше учеников и получить с них денежки за полный курс, а если они ничему не смогли научиться, то это уже были их проблемы.

Сам Чарльз Фейман когда-то помогал в опытах одному настоящему бактериологу и от него нахватался кое-каких познаний, которые и решил использовать с выгодой для себя. Пришлось, правда, пойти на некоторые расходы. Он приобрел четыре микроскопа, устроил бактериологический кабинет, уставил большой шкаф всевозможными склянками с культурами разных бацилл, не поскупился на рекламу своего заведения, и «медицинская» школа начала функционировать. Таким образом, Уильям Шепгерт, пылая интересом к тонкостям микробиологии, не нашел лучшего места, куда обратиться.

Под руководством «доктора» Феймана он принялся изучать бактериологию и, как бы между прочим, не раз интересовался у достопочтенного мэтра: известны ли ему случаи использования бацилл и бактерий для избавления от людей, ставших кому-то преградой на пути? В конце концов

Фейман вспомнил, что в 1887 году один нью-йоркский врач, итальянец по происхождению, убил свою тещу, введя ей под благовидным предлогом бациллы кори. Других случаев почтенный «эскулап» припомнить не мог. Но Шепгерта интересовали детали…

Вскоре «доктор» начал догадываться, что тут дело темное, и мотал себе на ус вопросы своего ученика. Когда однажды Шепгерт обратился к нему с просьбой «ссудить одну склянку с бациллами тифа», Фейман не моргнув глазом оценил ее в двести тысяч долларов. Новоявленный микробиолог понял, что директор «школы» раскусил его, и, поторговавшись, сошелся с ним на ста тысячах, которые обещал заплатить после того, как дело выгорит. Как говорится, ворон ворону глаз не выклюет.