Эскадрилья всемирной коммуны - Ефим Зозуля

Замолкла стрельба ближайших батарей. Действовали только укрепления Фохтбурга. Уралов в самом деле щадил город..

Вдруг радиофон запел мощными звуками Интернациоонала. Это было воспроизведение проводов из Лондона.

Схватившись за голову, фельдмаршал Фохт, думая, что разрушительное действие интритоловых снарядов сейчас начнет действовать над его дворцом и столицей, подбежал к Рокфеллеру.

— Сдавайтесь, — сказал он ему на ухо, преодолевая мощный оркестр. — Мы были героями, а я…

И он вышел.

Через пять минут в воцарившейся тишине Рокфеллер громко возглашал в черную пасть радиофона:

— Пощадите город. Правительство Мадагаскара сообщает, что фельдмаршал Фохт застрелился, мы сдаемся.

— Кто говорит? Господин Муссолини?

— Господин Муссолини скрылся и по полученным сообщениям убит туземцами. Говорит министр вооружений Рокфеллер.

Аккумуляторы эскадрильи по приказанию Уралова отдали всю энергию в воздух. Молнии прорезали атмосферу. Сгущались тучи. Спасительный ливень пошел над городом, над островами, окисляя яд.

Радиограммы эскадрильи вызывали советские суда из Порт-Наталя, сообщая, что минный кордон Футо-Яма уничтожен, а подводные лодки выходили на поверхность моря по приказу Уралова и строились под красным флагом.

Николай Шпанов

Таинственный взрыв

В ночь на 4 марта 1924 года на окраине города Ковно, в расположении военных складов, раздался оглушительный взрыв, не оставивший ни одного целого стекла в городе и превративший в груду скрученных, обгорелых обломков всю огромную площадь склада. Последовавший за взрывом пожар несколько дней и ночей наполнял город удушливым дымом и копотью.

Установить непосредственную причину взрыва не удалось, так как все, что было на территории складов, в том числе и люди, было уничтожено.

Через два месяца, когда в конце работ по очистке территории взрыва, в самом его центре были найдены обезображенные остатки металлической рамы большого самолета, — решили, что ковенские склады погибли от большевистского самолета, летевшего с преступным намерением к восточному оплоту европейского порядка — столице Речи Посполитой…

Польша подняла невероятный шум..

Заверения Советского правительства в том, что ни один из его самолетов не вылетал в эту ночь за пределы СССР, что вообще в ночь на четвертое марта производились только учебные полеты на Московском аэродроме, ни к чему не привели. Польша требовала защиты у великих держав, и все помнят события, последовавшие за этими днями.

Только много позже в мои руки совершенно случайно попал один документ, ценность которого определят сами читатели.

Документ этот всего только потрепанная тетрадка дневника офицера 2-го польского авиационного полка ночного бомбометания Станислава Зброжек-Кржечжевского.

Весь, или почти весь, дневник стоит того, чтобы его обработать, но это мы сделаем в другой раз, а сейчас приведем только переводы той его части, которая относится к интересующим нас дням.

Автор дневника не обладал писательскими талантами, поэтому и его дневник не отличался литературными достоинствами. Однако, в целях сохранения большей исторической точности, мы приводим его без изменений.

15 февраля. Этот балбес Вацлав опять клялся, что когда он пришел меня будить, я запустил в него сапогом. Это каждый раз, когда я просплюсь, он рассказывает мне такую чепуху.

Кончилось тем, что из-за осла-денщика я опоздал в штаб дивизии и должен был встретить кислую рожу дивизионного адъютанта.

Глупо было, конечно, надираться после получения накануне столь сугубого предписания:

«Спешно. Совершенно секретно.

Капитану 2-го авиационного полка ночного бомбометания Зброжек-Кржечжевскому.

Предписываю Вам к 9 часам, 15 сего марта, явиться в штаб 2-й воздушной дивизии, где и поступите в распоряжение начальника названной дивизии. Того же 15 марта, Вам надлежит подать мне рапорт о предоставлении Вам месячного отпуска по болезни. Командировка носит совершенно секретный характер и содержание ее не должно быть известно никому из чинов вверенного мне полка.

В половине десятого я созерцал кривую рожу дивизионного адъютанта Пжонтковского. Ничего не может быть хуже такого выскочки вроде Пжонтковского: хам всегда останется хамом, какой мундир на него ни напяль.

Через несколько минут я стоял уже перед огромным столом начальника дивизии, полковника Корфа, заваленным всяким бумажным мусором.

— Садитесь, капитан. Наш разговор немного затянется. Вы, конечно, догадываетесь, что в сущности вашим отпуском вам едва ли удастся воспользоваться по собственному усмотрению. Вашим временем буду впредь распоряжаться я. Распоряжением господина военного министра лично мне поручено подготовить одну экспедицию, высоко ответственного и совершенно секретного характера. На вашу долю выпала честь быть техническим исполнителем этой экспедиции. Письменных инструкций, в целях сохранения тайны, вы не получите никаких, так что постарайтесь запомнить все, что я вам сейчас сообщу.

На секретном секторе главного аэродрома в ваше распоряжение будет предоставлено два самолета Блерио 147; это совершенно новые аппараты, полученные из Франции специально для данной экспедиции. Аппараты вполне надежные. Да вы сами их увидите завтра же. Один из самолетов предоставляется вам для тренировки. Второй нужно сохранить совершенно свежим до самой экспедиции. На нем вы полетите. Пока я позволю себе не открывать вам конечной цели полета, а ограничиться ознакомлением вас с маршрутом. Вот прошу вас, капитан, к карте. В назначенный мною день вы должны будете вылететь из Варшавы в район Лиды. Там для вас будет подготовлена отличная площадка и все необходимое для дальнейшего полета. С главного аэродрома вы вылетите перед рассветом с тем, чтобы открытым прибытием в Лиду не возбуждать вредного любопытства пограничных жителей. Главные пункты дальнейшего вашего полета — вот по этой же железнодорожной линии. Вот здесь вы видите: Вилейка, Полоцк, Невель, Великие Луки. Здесь курс резко на зюйд-ост и снова вдоль железной дороги на Ржев, Волоколамск и Москву. Обратно вы летите через Смоленск и Ковно, и оттуда до аэродрома 4-го полка нашей первой дивизии. Вот здесь вот, видите? — Я вижу, вы немного удивлены, капитан. Но это так нужно. Следует уйти не тем путем, каким пришли и, кроме того, пустить зверя по ложному следу, на Литву. Весь полет, разумеется, без посадки. Я вижу, дорогой Зброжек, вы как будто сомневаетесь в моих умственных способностях. Нет, нет, я вполне нормален. Вот погодите, завтра мы с вами вместе поедем на аэродром и взглянем на этих красавцев Блерио. Тогда вы сами убедитесь в том, что все обстоит совершенно благополучно. Дальность полета 3.000 километров. Шесть моторов совершенно обеспечивают надежность полета, и при таком радиусе у вас остается свободная нагрузка в 3000 килограмм. Правда не плохо. Вы видите, эти канальи французы понимают дело!

Самое интересное, капитан, что ваш полет делается совершенно безопасным от противника. Понимаете вы: бе-зо-па-сным. На моторах установлены изумительные глушители: — по словам нашего механика, принимавшего аппараты во Франции, шум моторов поглощен совершенно. Итак, вы видите, вас не могут услышать, подходящая же ночь прикроет вас еще и шапкой-невидимкой.

Теперь несколько слов об экипаже. С вами полетит один пилот — ваш помощник. Его предоставляю выбрать вам самому из числа наиболее надежных офицеров любой части нашей дивизии. Кроме того, на борту будет находиться один навигатор — очень опытный и знающий молодой человек, только что вернувшийся из Франции, и один механик, принимавший аппараты во Франции — парень тоже отлично знающий дело и вполне надежный. Однако, цель полета будете знать только вы, капитан. Маршрут будет известен, конечно, еще и навигатору. Словом поляка и солдата, я обязываю вас самым безусловным молчанием. Ни одна живая душа не должна знать ни полслова. Своим же словом я заверяю вас, что, по возвращении из перелета, ваша заслуга не будет забыта министром и, по всей вероятности, самим господином президентом. Сегодня же министр поручил мне передать вам о том, что им подписан приказ о производстве вас в чин подполковника. От казначея моего штаба вы можете немедленно получить пособие на лечение в отпуску в размере трехмесячного содержания подполковника.

Ну-с, итак, милый Зброжек, до свидания, завтра в 7 часов утра на главном аэродроме.

Через какой-нибудь час я катил уже из штаба с новыми документами и приятно пахнувшей пачкой новеньких кредиток.