Зомби в Якутске - Шимун Врочек

Гулко вспыхнул порох, разом осветив скудное убранство балагана.

Не было полатей широких, да и печи русской не было. А был пол земляной, камелек трухлявый, да домовина на столе. Лежал Петруха на голом полу, а на нем сидела кикимора волосатая, c когтями в пядь длиной, рвала тело друга!

Не помня себя от ужаса, взмахнул Захар саблей, и ударил, метя кикиморе в голову, да погас порох.

Взвизгнула тварь. На удачу, авось зацеплю, крутанул саблю вкруг, сгреб в охапку Петруху и выскочил во двор.

Зло выл ветер, вторя визгу в погребальной домовине, только сейчас, холодея от ужаса, вспомнил Захар байки, которые травили казаки из дальнего дозора, дескать, в тайге дремучей встречали они домовины диковинные, где мертвяки лежат, да не простые, дескать, мертвяки, а навье зачарованное! И ни крест, ни слово святое не помогают от них!

А Захар тогда подначивать начинал, ежели так, то почему рассказчик перед ним сидит, да вино смородиновое, наливкой земляничной запивает!

Бросил Петруху поперек холки своего коня, шлепнул по крупу, взлетел на гнедого Петрухи, схватился за гриву коня и рванул прочь.

Снилось Туруйа, будто пришла к ней женщина, красоты неземной, взяла её за руки, поцеловала-понюхала, прижала к себе. Тихо говоря, напевая про себя, начала убаюкивать её, вот только слова не были похожи ни на одну колыбельную, которую пела мама. От слов этих, будто что-то горело, выгорало внутри, наполняя душу пустотой.

Туруйа вздрогнула, вспомнив вдруг страшные истории, рассказываемые у камелька зимними вечерами старухой Эбэрикээн, о мацэне — злых духах, вечно желающих живому смерти, о празднике мертвецов — вестевегабу, о неистовстве буйного празднества Арсан Дуолая — от которого раскрывались, раскалывались небеса, наполняя зимнюю ночь сиянием.

Туруйа открыла глаза. Постель, где она лежала, была из душистых веток елки и можжевельника, у дальней стены, горел огонь. Чуть приподнявшись, Туруйа огляделась. Землянка была тесной, но уютной. Стены были забраны стволиками ели, пол устилала хвоя. Рядом с кроватью стояла плошка с соком брусники, на деревянном блюде ломтями лежало мясо. Правда, ничто из вещей не наталкивало на род занятий жителя, но не трудно было догадаться, что это охотник. Кто же еще будет жить в начале зимы в землянке в глухом лесу?

Внезапно полог землянки отворился, обнажив за собой не ожидаемый зимний пейзаж, а темное пространство. Внутрь просочился черный дым, собираясь в центре землянки Полно — землянки ли? И начал обретать человекообразные черты. Составляя великана, сплошь покрытого волосами, с культяпками вместо ног. Одна рука у него заканчивалась огромным крюком, а на конце другой была человеческая голова с оскаленными зубами.

Кингир-кингир кингирдэнин, прилетел гостинец ко мне!

Гостинец дорогой от невесты-хозяйки, госпожи алааса Дюрюн!

Ух, соскучился я!

Оближу я тебя!

Будешь мостиком ты у меня!

Мостиком ко всей Срединной земле!

Несмотря на ужас, охвативший её, Туруйа с удивлением поняла, что мысли у неё текут так же вяло и неторопливо как и раньше.

— Отвечай, негодница! Какой выбор сделаешь? Все одно умерла ты уже! — загрохотало существо.

— Нет спасения у тебя. Бестолково жила, так умри достойно!

Мысли текут лениво, как облака на небе… Пушистые, белые…

И вспомнила тут Туруйа о былой жизни, которая прервалась из-за злых людей, которые как тучи темные налетели на них…

Выскочив, в чем мать родила, Савва справил малую нужду. Утренний мороз приятно холодил тело. Потянувшись, Савва нырнул в сугроб, с уханьем растер снег и зашел в дом. Служивые только начинали просыпаться — кто-то разжигал огонь в камельке, кто-то месил тесто для лепешек.

— Гей, други, — весело воскликнул Савва.

— Пора собираться до дому, до хаты, сегодня идем обратно в острог!

Хоть и знали казаки, что сегодня должны идти обратно, а все одно — радостно зашумели, предвкушая встречу с близкими.

Натянув рубаху и портки, Савва накинул зипун, схватил шапку и вышел во двор.

Подойдя ко второму дому, Савва стукнул в дверь и зашел внутрь.

— Здоровы будьте, Савва Петрович, — степенно приветствовал командира Илья.

— И ты здравствуй, — ответил Савва.

— Захар не приходил? — спросил он.

— Дык нет, — развел руками Илья.

— А здесь? — почесал затылок Савва.

— Здесь все хорошо, только… — замялся Илья.

— Ну, выкладывай, не томи, — нахмурился Савва.

— Девчушка одна, служанка княгини — начала эмэрячить… — развел руками Илья.

— А, с ума сошла?

— Вроде нет, тока заговаривается, людей пугает, пророчества всякие, опять же, до потолка — прыг, и висит на нем долго.

— Дак успокой её! Не мне тебя учить, — хохотнул Савва.

— Как её успокоить? По потолку ползает, головой аки птица сова-филин вертит. В обчем, боязно командир, — решительно подытожил Илья.

— Где только с утра успел набраться, — недовольно нахмурился он. Только подумалось, что Илья вроде пить не любитель, а в походе, тем более, где достанешь медовухи, разве что кумыса?

Тут подошел Степан, рослый мужчина в добротной кольчуге, правда, местами успевшей покрыться ржавчиной. Услышав последние слова, он гулко рассмеялся, — Айда, поглядим!

— Степан, поглядим мы сами, а ты бери людей и иди по следу Захара и Петрухи, — распорядился Савва.

— Хорошо, командир, — вся веселость сразу же слета, разом посерьезнел Степан.

— Возьми четырех казаков, — добавил Савва.

Кивком, подтвердив слова командира, Степан отправился к урасе, где остановилась на ночь большая часть отряда. Зайдя в продымленное помещение, он прищурился, высматривая казаков.

— Хлопцы, айда по коням, идем на подмогу Захару!

— Ааа, Степан, отчего ж не пойти, — зычно протянул седоусый воин, чинивший у камелька конскую упряжь, — Тока надоть Зорьку мою оставить, захромала она, далеко не пойдет. Можа, возьму Искорку — вьючную лошадь Петрухи, под седло?

— Тебе виднее, Ефим, — кашлянув, ответил Степан, — Кто это так огонь развел? Дыму напустили…

Выехав за околицу, Степан придержал своего коня и поравнялся с Ефимом.

— Как думаешь, Захар с Петрухой на князя натолкнулись, или в лесу заплутали?

— Плохо, ежели на князя. За свою кровинушку — любой взъярится. А места эти, как ни крути, дремучие. Дорога по зимнику одна. Многих можем потерять.

— Толкуешь, что не отобьемся?

— С чего бы это? Отобьемся! И не таких бивали! Но огненного зелья — мало, бронь — не у всех, из засады будут бить — многих потеряем.

— Твоя правда, — вздохнул Степан.

Немногочисленные вооруженные стычки с инородцами не всегда заканчивались бесспорной победой казаков. Несмотря на ружья, железную броню и вострые сабли — потери были ужасающими. Хорошо хоть, нрав у инородцев был не воинственным, куда им до татар и турок!

Остальные казаки, ехали чуть сзади, и оживленно разговаривали друг с другом, споря о многочисленных достоинствах немногих гулящих девок в Ленском остроге.

Когда заехали на опушку леса, Степан придержал своего коня и негромко приказал отряду остановиться.

— Делаем так, други. Митрофан — как лучший охотник, идешь по следу, я и Ефим держимся за ним. Егорка и Дормидонт — идут сбоку.

— Степан, а как же лошади? — недовольно буркнул Дормидонт, — Ноги в кровь о наст сотрут!

— А что лошади? — тут же возразил ему Ефим, — Снега мало, а Захар с Петрухой тоже, чай, не по дороге ехали.

— Дык, это они того… С наскоку! — уперся Дормидонт.

Видя, что препираться друг с другом они будут долго, Степан махнул рукой остальным и выехал вперед. Только поняв, что отстали от остальных, Ефим и Дормидонт — не доспорив друг с другом, поехали за отрядом.

Тропили по следу примерно два часа, зайдя далеко в густой ельник. Идти становилось все труднее, валежник — прикрытый снегом, грозил сломать ноги. Лошади недовольно всхрапывали, косясь на хозяев. Казаки уже давно спешились, ведя коней на поводу.

— Егорка, — задыхаясь от ходьбы в снегу, позвал молодого казака Дормидонт.

— Чего тебе, — остановился тот.

— Погодь, дай отдышаться, — опершись о ствол дерева, Дормидонт снял шапку и вытер пот со лба.

Егор остановился, схватил пригоршню снега и поднес ко рту.

— Кольчужку снять помоги, — продолжил Дормидонт, — Чую, мочи нет таскать её, стар становлюсь.

Егор только хмыкнул, доел снежок и подошел к Дормидонту. Тот уже скинул кафтан из добротного сукна и протянул Егору руки, чтобы тот, помог ему со стягиванием Дормидонтом кольчуги.

— Слышь, Дормидонт, — стянув кольчугу и положив её на седло коня, — Можа, куплю я её у тебя, али сменяю на что, — и выжидательно посмотрел на казака Егор.

— И то, правда, Егорка, — надевая кафтан, ответил казак. — Все, после этого походу, на печь, жене под бок. Стар я стал, по лесам да полям бегать.