Мой брат Юрий - Валентин Гагарин

Дни установились солнечные, и долгими они были, апрельские дни, особенно воскресные. Оно и понятно: в школу идти не надо, работу по дому, хотя и хватало ее, мы с Зоей делали быстро. А после чем заняться? Вот и бродишь неприкаянно из угла в угол, и не знаешь, куда себя приткнуть.

В такое вот воскресенье Зоя взяла Бориску за руку:

— Мы в лес. Кто с нами?

— Сыро там,— ответил я.

— Как хотите. Жалеть потом будете.

Они ушли, мы остались вдвоем.

— Что же нам-то делать, Юра?

Брат сидел за столом, листал старую подшивку пионерского журнала: разглядывал рисунки и фотографии, довольно бойко читал подписи под ними. Как-то незаметно для нас научился он читать: прислушивался к нам с Зоей, когда мы готовили уроки, и вдруг обнаружилось, что он знает уже алфавит, потом принялся из слогов слова лепить, так оно и пошло-покатилось...

— Валя, смотри, какой большущий змей,— подал мне Юра подшивку.

На последней странице обложки была фотография: мальчик в белой панаме, напрягая руку, удерживает на веревке воздушного змея — огромный парус из бумаги и деревянных планок, взлетевший под самые облака. И телеграфный столб, и двухэтажный жилой домик на втором плане, и сам мальчик, окруженный товарищами,— все это казалось мелким и незначительным по сравнению с гигантским змеем. Тут же, под фотографией, и чертеж был приложен, и напечатаны практические советы, как его, диковинного змея этого, соорудить.

— Давай сделаем, а? — загорелся Юра.

Клей под руками, деревянных планок в сарае

сколько угодно — почему и не попробовать? Вот с бумагой затруднение вышло — не было у нас таких плотных, таких больших листов бумаги, какие рекомендовались в журнале. Придумали:

— Тащи, Юрка, старые газеты.

Лист к листу, в несколько слоев, и вот уже основа готова. Несколько легких планок по сторонам бумажной выкройки, другие — крест-накрест, с угла на угол положили. В маминой шкатулке нашли подходящей длины и крепости тесьму. Шкатулка эта, кстати сказать, была запретным и заманчивым для Юры с Борисом царством удивительных сокровищ: клубков разноцветных ниток, сережек, дешевых рассыпанных бус, полустертых латунных колечек...

— Запускать будем с откоса.

Бережно, за углы, вынесли мы наше творение из дома, торжественные и гордые, поднялись по склону. По дороге к нам присоединились Володя Орловский и Ваня Зернов, тоже сверстник и товарищ Юры. А потом и еще ребятишки набежали.

Ветер дул порывами, время от времени. Я предупредил брата:

— Юрка, ты придерживай змея, а когда крикну, подбрось его вверх и отпусти.

Разбежался вниз по склону.

— Давай!

Змей взвился в воздух. Ребята загалдели восторженно, заохали.

Стая белых голубей летела высоко над нами. Ветер нес нашего змея,— нам теперь он виделся маленьким, несерьезным,— прямо на стаю. Не знаю, за какое чудище приняли голуби самодельную игрушку, но вся стая вдруг затанцевала, затолклась на одном месте, а потом развернулась и обратилась в беспорядочное бегство.

Когда от нашего змея остались лишь клочки драной бумаги, ребята окружили меня, загалдели наперебой:

— Пойдем новый мастерить.

— Пойдем, Валентин, мы все тебе помогать будем.

Натиск был дружным — я уступил:

— Ладно, пойдемте, коли понравилось...

Зоя с Бориской уже вернулись из лесу. На подоконнике в стеклянной банке стоял букет голубых подснежников, и в избе от них было как-то уютнее, светлее.

Бориска сообщил:

— Там снег под деревьями.

— А все равно хорошо,— сказала Зоя.— Жаль, что вы не пошли.

Юра улыбнулся хитро:

— А нам и не жаль вовсе. Правда, Валь? — И затеребил меня: — Ребята ждут в сарае.

На этот раз мы справились с работой куда быстрее — опыт уже имелся и помощников прибавилось.

Второго змея ребята запускали без меня.

А потом завертелось! Что ни день, заявляются всей ватагой: Юра, Володя, Ваня Зернов. Клей им змея, да и только! Клеил до тех пор, пока не научились мальчишки сами мастерить эти несложные игрушки. А тут еще отец браниться начал: не успевал прочитать свежую газету, как она шла в дело.

После уроков в школе нас, и пионеров и комсомольцев, собрали в пионерской комнате: разговор шел о том, как лучше, торжественней отметить первомайский праздник. Решили: подготовим хоровую декламацию, физкультурные номера, распределили, кому и с чем выступать.

Пока решали, как всегда в таких случаях, велись жаркие споры. А я все посматривал в угол. Там, на шкафу, запыленная и поломанная,— вывихнуто крыло, корпус в сплошных дырах,— стояла модель планера.

Когда собрание закончилось, я подошел к вожатому:

— Можно мне эту штуку взять?

— Планер-то? Возьми. Давно собираюсь его выбросить, стоит, место занимает.

Модель была в размахе крыльев, наверное, метр с лишком, но исковерканная до безобразия. Починить ее я и не надеялся — выпросил так, интереса ради, меньших братьев подивить, может, и порадовать.

Дома Юра, увидев модель, ахнул:

— Вот это самолетик. Как взаправдашний!

— Это не самолетик, а планер. Летает так же, как и змей, по ветру.

— Все равно с крыльями, значит, самолет.

Отец, которого не очень-то занимали наши игры и увлечения, тоже заинтересовался планером. Модель на полу стояла: беспомощно висело крыло, дыры в корпусе затянуты паутиной, и даже бойкий паучок выполз из какого-то отверстия в хвосте. Безрадостная, унылая картина. Отец обошел вокруг планера, потрогал искалеченное крыло, покачал головой:

— Такую штуку загубили, стервецы.

Что-то прикинул, задумавшись, и неожиданно для нас объявил:

— Чинить будем, починить можно. Крыло заново сделаем, обтянем все,— щелкнул пальцами по корпусу,— папиросной бумагой. Потуже. Легко и прочно.— Он натянул на голову фуражку.— Ты, Валентин, ступай во двор, строгай рейки для крыла. Да сосну возьми, выбирай какую посуше — легкое дерево. И не торопись, работа спешки не любит... А я в магазин наведаюсь, куплю бумагу папиросную.

Это было в батином характере. Сызмальства и плотник, и шорник, и печник, и на все руки мастер, не одним десятком домов осчастлививший землю, он уважительно относился к любому предмету, сработанному человеческими руками. Этому уважению и нас учил.

До магазина путь не близок: раньше чем за час отцу не обернуться. Я неспешно принялся строгать рейки. Юра вертелся рядом: то стамеску подсунет, то уж — совсем ни к чему — клещи принесет, положит на верстак.

— Ну скорей же, скорей,— волновался  он.— Возишься как не знаю кто. Так мы и до ночи не успеем.