Атом - Стив Айлетт

— Где тыква? — говорит Термидор в главном холле. Атом, лучащийся безразличием, широко зевает.

— Эй, таинственный гость, я тебя задерживаю?

— Немного.

Термидор толкает по столу телефон.

— Крути вертелку, и чтобы товар был здесь, иначе твой жабрастый друг будет дышать воздухом.

Атом подходит и берёт трубку, набирает номер.

— Я считал тебя за шприц, — удовлетворённо улыбается Термидор.

— Вы верите в переселение душ, мистер Термидор? — А? Нет.

— Тогда я просил бы вас держать ваше мнение при себе. Мэдди? — Его внимание переключается на телефон. — Это Тэфф. Мне надо, чтобы ты принесла с собой тот предмет к бандитам в песочницу. А? Да, как мы и думали. Штаны? Чёрные. С логотипом, да. Нет, трусов нет. Знаю, что холодно. Прямо сейчас? Мажу тебя вареньем. Ладно. До встречи. — Он возвращает телефон. — Всё готово, мистер Термидор.

— Нек, принеси рыбу.

— Он в горячей ванне с Черри и Линдой, босс.

— Прерви их.

Нада Нек выходит, а Атом садится и закидывает ноги на стол.

— Джед может нас развлечь, пока мы ждём мою коллегу.

— Развлечь? Как?

— Он может морщить губы, как рыба.

— Но он и есть рыба.

— А чему вы тогда так удивляетесь?

Бак Джеда Хельмса вкатывают на тележке для напитков.

— Эй, Атом, — булькает он, — я попробовал жизни Термидора, и она мне нравится.

— Я пришёл спасать тебя.

— Спасать меня? Шутишь.

— Ты страдаешь от Стокгольмского Синдрома. Перенесение — эти люди тебе не друзья. Они хоть раз просили тебя орать чуть-чуть погромче?

— Ни разу.

— Не могу поверить. Посмотри на себя, ты перегрелся.

— И вполне доволен.

Атом предлагает Джеду просвистеть «Мак Нож» во время вынужденного антракта, но споры затягиваются как раз на восемь минут, за которые Мэдисон добирается до них, так что время пролетает вполне весело. Спокойная, как труп, Мэдисон вносит жестяной футбольный мяч и ставит его на стол.

— Отлично, парит и смотрится солидно. Одно из этих криовёдер? Надеюсь, извилины сглажены, мисси. — Термидор смеётся, пока лакеи не улавливают и не вносят свой вклад.

— Как-то он смотрится не ахти, — говорит Мэдисон Атому, и комната вдруг погружается в тишину.

— Мы только заберём барракуду и сразу же уйдём, мистер Термидор.

Но за спинами Атома и Барбитур появляется новоприбывший в костюме Люгера.

Термидор улыбается без изумления.

— Расточительный балбес, — говорит он, когда Гарри Фиаско подходит к столу. — И снова ты возвращаешься назад в мою жизнь. Как раз успел к полднику и его кровавым последствиям. Гарри, Гарри, Гарри, ты был занят сильнее, чем муха, решившая закрыть глаза. Глуш. — Глушак подаёт Термидору.357, и тот наводит его на Фиаско. Когда он взводит курок, звук похож на шаг скелета в соборе. Томатная слеза катится из его овощной сетчатки. — Скажи, Гарри, что это не ты приделал ноги одной весьма ценной тыкве, а потом упустил её в руки этих слуг закона.

— Это целая обойма лжи, мистер Термидор, — кричит Фиаско. — Да, я украл мозги, но только для вас, они в безопасности, мистер Термидор, клянусь.

— У меня другая информация, — громыхает Термидор, выцеливая своё самолюбие. Мрачные побуждения сталкиваются в воздухе, как грозовые фронты.

— Точь-в-точь, Гарри, — замечает Атом. — Паспорт на неё есть?

— Сыщик говорит, мозги там. — Термидор тычет пистолетом в металлический шар.

— Ага, а в телевизоре живут пчёлы, — ехидничает Фиаско. — Гляньте сами, если мне не верите.

— Пацан, человеку с пистолетом не нужны советы, — объявляет Термидор. Он дрожит. — Я выдавлю из тебя столько крови, что ты не сможешь выносить цветовую дисгармонию.

— Пентюх прав, мистер Термидор, — говорит Джед Хельмс.

— Ну, всё, во мне бушует ураган эмоций, я за себя не отвечаю! — рычит Термидор, разнося рыбобак, который разлетается вдребезги вокруг Джеда, а тот, в свою очередь, извивается, как кракен на средневековой карте. — Прочь с дороги! — Он палит из оглушающего «Комбата», когда дотягивается до шара. — Я напрягся. Очень напрягся. Если гадская тыква будет внутри, тебя откопают лет через двадцать, Фиаско. Если нет, — ты, Атом, может ты тоже, Фиаско, и может даже гадский сукин сын, пожирающий моё время, — вас распылят в шлюзовой камере! — Он сгребает шар и крутит его половинки — шов щёлкает. Резко падает разрешение. Как большинство потоковых технологий, синдикатная бомба работала на дешёвом, но оригинальном трюке. Она не то чтобы действительно выдирала подтекст из точки взрыва, она превращала полосу частот в оживший роман Апдайка, подтекст, содержащий исключительно общеизвестную информацию — в результате появлялась плоская реальность, в которой каждый шаг являлся утверждением очевидного. Доплеровское смещение протянуло пулю мимо уха Атома, но не сообщило ему ничего нового. Термидор ударился в неистовство берсерка, запугав своих ребят до гнетущего хаоса. Плоскостная бомба нейтрализовала всё этерическое оружие. Атом схватил Джеда и вслед за Мэдисон вышел из помещения. Его плащ вырвался со склада, как летучая мышь из ада, и вцепился в него, словно намагниченный. В машине они запихали Джеда в портативный сферический охладитель и рванули с места за минуту до того, как прилетели копы, крутя вишнёвыми мигалками. Никто ничего не понял.

Шив ждёт на углу Усилка, а Китти приближается-по Воскресенья. Ей надо было зайти в берлогу копов, так что ему пока лучше бы держаться подальше, но его лезвие уже поёт в предвкушении.

Китти приближается к устью переулка, и тут Шив чувствует жар в горле, пока она проходит мимо, его латягивают назад во мрак. Угловатая фигура оригами, завёрнутая в плащ, захватила его шею в проволочную удавку.

— Ты меня душишь.

— Что, так заметно?

Доктор ДеВорониз, глаза холодные, как рыбьи потроха, тянет силок. Шив гнётся туда-сюда, как смертельно пьяный, ещё немного постоял, словно не подозревая, что уже умер.

— Молодые слишком сосредоточены, чтобы воплощать истинное зло.

— Говорить тут особо не о чем, — говорит Кэндимен, поднимая курнос.38 пухленькой ручкой. — И ты поймёшь лучше меня, сэр, — куда бы ни полетела эта пуля, она аннулирует Женевскую Конвенцию. Входи, закрывай дверь.

Атом и Барбитур захлопывают за собой дверь офиса.

Джоанна стоит рядом с Кэндименом с подавшей иск Н&К Терраформинговой Пушкой. Раструб хромированного жерла смотрится как глушитель гоночного тягача. Туров стоит напротив жалюзи, поигрывая тростью с серебряным набалдашником.

— Ты уверен, что этот громила может держать в руках карманную гаубицу и не выстрелить в память своей матушки? Комната этого размера уйдёт на шесть футов вниз.

— Что такое жизнь без риска?

— Удовольствие.

— Ты человек милых суждений, сэр. В роге улитки смысла больше, чем во всём теле Джоанны. Не раз приходилось платить ему едой, предназначенной собакам. Да, Джоанна? Но ты подумал, мистер Атом, как его подчас нестройное насилие будет ощущаться в условиях спешного заключения?

— Мысль пронеслась у меня в голове — если честно, как на лыжах.

— Великолепно, сэр, великолепно. Но теперь я просил бы мисс Барбитур взять мозг и передать мне в руки.

— А зачем вам вруки?

— Мне. В. Руки.

— Хоть сто порций, — бормочет Мэдисон, с медлительной точностью подходит к столу и водружает на него сферический рефрижератор. Туров придвигается, глаза — как луковицы.

— Держи их под прицелом, Джоанна. — Кэндимен откладывает «Смит-и-Вессон» в сторону и подтягивает рефрижератор. — А теперь, мистер Туров, — говорит он хрипло, — после семнадцати лет! — Он отщёлкивает затвор, облизывает ливерные губы и поднимает крышку.

Через две минуты они стоят на улице, мучительно хрипят, одежда порвана, лица ламинированы потом. Дрожа, Джоанна оползает по стене на порог, где и лежит, как покинутый младенец.

— Я же вам говорил! — скрежещет Туров. — Иметь дело с Атомом — всё равно, что добровольно шагнуть в пропасть!

— Мужайся, мистер Туров. Мы просто оказались на лошади другой масти.

— Ты! — Туров плюёт в порыве раздражения, его лицо багровеет. — Это ты всё испортил! Ты и твоя идея нанять Фиаско! Он узнал цену головы! Из-за тебя и твоих хрустящих интриг мы будем в Канзасе дёргать коров за сиськи, ты — анацефал, ты — имбецил, ты — жирный, обвислый идиот, ты… — И он ломается, воет, зарыл лицо в руки, отвернулся к стене.

У Кэндимена отвисает челюсть. Он мигает пустыми глазами.

Потом он встряхивает себя, снова настраивается на волну. И снова он весел, и улыбка, как у херувима.

— Ладно. Мне не надо было сомневаться в тебе, Туров. Все иногда ошибаются, и можешь быть уверен, для меня это такой же удар, как для тебя, молодца. Но что ты предлагаешь? Будем стоять здесь, лить слёзы и выкрикивать ругательства, или удвоим наши усилия?