Моргемона (СИ) - Ирина Аркадьевна Орлова

Мать кивнула, притворно улыбалась. Но Гидра не верила её улыбке. Стоило матери заметить, что отец не впечатлён, она тут же посуровела и нахмурила густые соболиные брови. И продолжила допрос:

— Ты знаешь увлечения диатрина Энгеля?

— Откуда? — вырвалось у Гидры. Осуждающий взгляд всех домочадцев дал ей понять, что следовало промолчать. И она пробурчала:

— Я же его даже не видела ни разу.

Лара фыркнула и обмахнулась веером с попугаями. Она в чём-то завидовала партии Гидры. Но не слишком: угодить диатрийской семье было слишком непросто. Очевидно, к браку нужно было готовиться очень основательно.

Насчёт последнего родители были более чем согласны.

— Потому что ты вечно оправдывалась болезностью в те дни, когда мы отправлялись на остров Дорг, — сухо сказал отец. — А когда диатры приезжали погостить в Оскале, твоё притворство перешло все границы. Ты изображала обмороки и не выходила из комнаты. Твоё незнание — полностью твоя вина.

— Но я помню — я отравилась лежалыми мандаринами…

— Да, у тебя всегда есть оправдание! — поддакнула мать.

«Спорить с ними — что совать палец в гнездо скорпионов», — подумала Гидра. Сегодня ею владела такая тоска, что она даже не стала пытаться.

Однако Тавр уже распалился. Его зелёные глаза потемнели, как поле перед грозой.

— Ты никчёмная заноза! — прорычал он. — Всё, что от тебя требуется, — услужить диатрийской семье и жить в достатке и славе там, как ты жила у нас тут. Но тебе даже сами боги угодить не в состоянии! Ты будешь спорить о том, что желаешь не паланкин, а лошадь; не рожать детей, а повышать голос на супруга; не спать по ночам, а по утрам — дрыхнуть грешным сном. Твоя дурная слава заслужена, и всякий знает, что девица Гидриаров вздорна и глупа, потому и зовут тебя Рыжей Моргемоной. Если б не мои розги и не брань матери, из тебя бы вообще не вышло человека.

«Поэтому эта свадьба — доказательство твоего истинного отношения к Астрагалам», — подумала Гидра. — «Моргемоны — духи убитых женщин, которые ненавидят весь мир за то, как с ними обошлись, и жестоко расправляются с заплутавшими путниками. Они упрямо и последовательно мстят всему живому. Их вид ужасен: иссохшие, со впалыми глазами и оскаленными ртами. А ещё их всегда рисуют черноволосыми, но я даже тут отличилась».

Тем не менее она лишь опустила глаза.

Розги и брань действительно приучили её чаще молчать, чем отвечать. Хотя бессмысленность возражений послужила тому не меньше.

Юная Летиция вмешалась в натянутое молчание между ними.

— Давайте я расскажу об увлечениях диатрина? — спросила она. — Мне довелось слушать, как он говорит с гвардией Оскала во время монаршего визита. Он большой любитель рыцарства. Мастерский наездник и признанный на турнирах фехтовальщик.

— Он видел мир, — добавила Лара снисходительно. — Полгода назад вернулся из Астегара, далёкой земли на севере. Три года он учился там в военной академии и управлению. Знает не только гиррит, но и тамошний язык.

— И в карты играет, — добавила Летиция.

«Прекрасно», — подумала Гидра угрюмо, уже предвкушая необходимость проявлять уважение к бесполезным мужским интересам.

— И мнит себя, видимо, новым Кантагаром, — неожиданно процедил Тавр и сжал руку в лайковой перчатке в крепкий кулак. — Раз полез на побережье восстанавливать руины, оставшиеся от королевы Лорны. Дракон ему, видать, для того же нужен. С такими имперскими амбициями…

— Какие руины? — вновь не сдержалась Гидра.

Мать закатила глаза и разочарованно вздохнула. С минуту никто не желал вновь разговаривать со столь тёмной девицей, ничего не знавшей о самых обсуждаемых делах Рэйки.

— Город Мелиной, — соизволила сказать мать. — Город королевы Лорны у подножия тех гор, где спит белый дракон Сакраал. На большой земле, у великой реки Тиванды, впадающей в море. Он занялся этим с тех пор, как приучился наблюдать за Сакраалом. Сперва отстроил порушенные крыши и анфилады замка королевы Лорны, потом возвёл набережную, порт… даже когда он уезжал, градостроительство продолжалось. Этот город люб диатрину больше, чем что-либо ещё на этом свете, и поэтому он пожелал даже свадьбу провести там.

— И мы едем в этот Мелиной? — застыла от изумления Гидра.

Никто не ответил ей, но по утомлённым и недовольным взглядам она догадалась, что и без того должна была это знать.

Это странным образом воодушевило будущую диатриссу. Она задумалась: если это город принца-диатрина, значит, его семья не будет проводить там все сезоны? И ей не придётся изо дня в день кланяться диатру и диатрис? Может, она будет свободнее, чем теперь?

«Свободнее, да не с заходом солнца», — поёжилась Гидра. — «Даже самый ласковый муж берёт жену не для того, чтобы давать ей жить в своё удовольствие».

Полчаса спустя они сошли в порту. «Гидрагон» уже ожидал их, полоща на ветру флагами с гидрами — серебряными семиглавыми чудищами на чёрном фоне.

«Гидра — это я. У меня было семь голов, но осталось всего три. Первую оттяпала мать, вторую отец, третью — смерть Бархатца, а четвёртую — эта женитьба».

Но самым верхним флагом был диатрийский — золотистый знак астрагала, подобный схематичному рисунку снежинки с точками вокруг пересечения линий. Так этот цветок обозначался в знахарских книгах — где нередко встречался как лекарственное растение — и так закрепился и в геральдике.

Гидра обернулась на запылённый, измождённый солнцем Арау, раскинувшийся на скалах. Ей стало боязно.

«Может, я больше никогда не вернусь сюда», — подумала она. — «А даже если мне позволят, семья превратит эти