Семь признаков счастья (сборник) - Олег Рой

Все бы ничего, но из-за этой пробки он теперь точно опоздает на встречу с потенциальным клиентом, вернее, клиенткой. Переговоры о возможном инвестировании в творческий проект молодой художницы были назначены на одиннадцать, а минутная стрелка любимых швейцарских часов ручной сборки упорно приближалась к цифре «шесть». Уже полчаса опоздания… Роман терпеть не мог опаздывать, считал подобные вещи совершенно недопустимыми для человека его статуса. Но сегодня все шло не по плану, точно судьба специально решила с самого утра вставлять ему палки в колеса. Вот колеса его автомобиля и замерли…

Единственное, что примиряло Романа с вынужденным ожиданием, – звучащие на волне случайно пойманной радиостанции старые добрые «Скорпионс» с их знаменитым «Ветром перемен». Роман сделал звук чуть громче, ему всегда нравилась эта песня, еще со времен юности, когда он впервые услышал ее на студенческой вечеринке. Ветер перемен…

Тогда, в конце восьмидесятых, Роман, как и все вокруг, с нетерпением ждал перемен и наивно верил, что они могут быть только к лучшему. Сейчас-то, спустя почти четверть века, он прекрасно понимал, что самые хорошие новости – это полное отсутствие каких-либо новостей. На сегодняшний день слово «перемены» для Романа обрело исключительно негативный оттенок, поскольку означало лишь проблемы в бизнесе, затяжные кризисы, политические катаклизмы и прочие неприятности, которые на каждом шагу подстерегают делового человека. Не зря ведь китайцы желают жить в эпоху перемен только своим врагам. Так что пусть уж лучше этот «ветер перемен» дует куда-нибудь в другую сторону…

Песня «Скорпов» закончилась, и из колонок полилась примитивная до зубовного скрежета современная попса. Роман нервно выключил радио, позвонил в офис и предупредил заместителя, что задерживается. Но все равно, поднимаясь без четверти двенадцать на прозрачном скоростном лифте в офис своей компании, занимающей два верхних этажа делового центра, Роман ощущал себя некомфортно и чувствовал, как внутри начинает закипать раздражение. И оттого еле сдержался, чтобы не прикрикнуть на секретаршу, сообщившую, что все уже собрались и дожидаются в переговорном зале. Можно подумать, он этого сам не знает! Надо было бы, наверное, сказать по телефону, чтоб начинали без него. Но Роман принадлежал к тому типу руководителей, которые стремятся все контролировать лично. И дело тут не в амбициях, а в опыте. А опыт говорил, что лишь когда ты сам следишь за процессом, можно более или менее прогнозировать результат. Да и то не всегда, а только если обойдется без неожиданностей. Навеянных все тем же пресловутым «ветром перемен».

Художница, которую рекомендовали их компании как «молодую и перспективную», оказалась не так чтобы очень юной, лет, пожалуй, тридцати или чуть больше. И на удивление приятной женщиной, не красавицей, но миловидной, с мягкой застенчивой улыбкой и такими же мягкими, струящимися по плечам темно-русыми волосами. Роману она понравилась, в том числе и тем, что выглядела скромно и аккуратно. Он представлял себе потенциальную клиентку этакой нервной экзальтированной особой с прокуренным голосом, растрепанной шевелюрой и непременно в ярких, вызывающе-эпатажных одеяниях, там и сям перепачканных краской. Так он представлял себе художников. Но молодая женщина в строгом, недорогом, но со вкусом выбранном деловом костюме в два счета сломала его стереотипы, и Роман в глубине души был ей за это признателен.

Он с самого начала переговоров интуитивно почувствовал, что проект, под который просит денег эта симпатичная женщина, не имеет никаких перспектив. Художница собиралась открыть картинную галерею, в которой планировала выставлять как работы других живописцев, так и свои собственные, увеличенные фото которых она демонстрировала с помощью проектора, подключенного к ноутбуку. В основном это были городские пейзажи, выдержанные в приятной неброской цветовой гамме и выглядевшие слегка размытыми, будто смотришь через залитое дождем стекло. Москва, Питер, Екатеринбург, Самара, Прага, Париж…

Все вроде бы узнаваемое, но, однако, это были не намозолившие глаза достопримечательности для туристов, а тихие, укромные уголки города, которые открываются только внимательному взгляду понимающего человека. Роману такие картины нравились куда больше, чем так называемое современное искусство с его отвратительно-натуралистичными темами или непонятными хаотичными мазками и пятнами, в которых он, как ни силился, так и не мог разглядеть ни красоты, ни смысла. Интересно, а будь он сам художником, что бы он рисовал? Похожие городские пейзажи? Наверное, нет. Скорее всего, рисовал бы ностальгические сценки из своего детства, воспроизвел бы в деталях то время, которое уже никогда не вернется, но за которое люди его поколения всеми силами цепляются в своей памяти и ни за что не хотят отпустить…

«Да, спору нет, это однозначно старость…» – усмехнулся про себя Роман и дал слово приглашенному на презентацию эксперту-искусствоведу, список регалий и титулов которого еле уместился на двух страницах машинописного текста.

Вот уж кто не опрокинул привычные стереотипы Романа! Этому вальяжному, с модной фигурной бородкой и полным комплектом дизайнерских аксессуаров типу, похоже, даже не приходило в голову, что он выглядит карикатурно, если не сказать – комично. Взяв слово, он с апломбом как минимум академика и одновременно манерной жестикуляцией представителя богемы пустился в пространные заумные рассуждения о переходе искусства, которое называл исключительно артом, из зоны фиктивного в зону реального, о перформансе, инсталляциях, хеппенингах и отключении информационной функции коммуникативных символов… Казалось, его гладкая речь никогда не иссякнет.

Один из деловых партнеров Романа, не выдержав, попросил изъясняться хоть немного понятнее. Эксперт обиженно икнул, поправил изящно повязанный цветной шарфик и, не без пренебрежения взирая на собравшихся, перевел свои слова на доступный для их уровня язык:

– Проще говоря, подобным картинам самое место на уличных вернисажах, где-нибудь на Арбате или Крымской набережной. Но не в отдельной художественной галерее. Уж извините за прямоту, – повернулся он к художнице, – но ваши пейзажики способны удовлетворить только вкусы невзыскательных плебеев. Сейчас в тренде совсем другое – абстракция, условность, игра с формой, эпатаж… Ну, вы меня понимаете. – На этот раз он обратился к инвесторам, и те согласно закивали, отчаянно боясь оказаться «не в тренде».

Слушая эксперта, художница совсем сникла. Несмотря на все ее усилия сохранить отстраненный вид, было заметно, как ее ранит каждое его слово. Роману даже стало жаль ее, чего обычно с ним не случалось. Эмоциям он воли не давал. Как правило, он относился к отказам в инвестировании исключительно как к рабочим моментам. Сейчас все повернулось чуть иначе, возможно, потому, что обстоятельства вынуждали его встать на позицию, с которой он сам в глубине души не был согласен. Но душа душой, а разум недвусмысленно давал понять, что с точки зрения бизнеса эксперт совершенно прав. У галереи с подобным контентом нет никаких перспектив, она не сможет даже окупать себя, не говоря уже о получении прибыли.

– Вот если бы ваша клиентка представила что-то удовлетворяющее запросы элиты… – продолжал искусствовед, точнее «артвед». – В идеале – не просто полотна, но и некий перформанс… Ну, я не знаю, порезала бы себя, к примеру, или публично справила нужду… Вот тогда совсем другое дело. Тогда был бы хороший шанс на инвестиционную выгоду. А так…

Художница вспыхнула, явно собираясь что-то сказать, но сдержалась и промолчала, только губы дрогнули, как у ребенка, который вот-вот расплачется. Женщина опустила голову, и на лицо упала русая прядь, но она ее не поправила.

– Хорошо, благодарю вас, мы все поняли, – прервал эксперта Роман.

Все взгляды обратились к нему в ожидании решающего слова. Настал щекотливый, довольно неприятный момент, и Роман, спеша поскорее оставить его позади, торопливо произнес, обращаясь к художнице, но глядя не на нее, а чуть в сторону:

– Софья Васильевна, к сожалению, мы не можем поддержать ваш проект.

Хотелось добавить что-то еще, найти хоть пару утешительных обнадеживающих фраз. Но ничего подходящего в голову не шло, да и художница не дала ему времени на раздумья. Она быстро поднялась и со словами «Не буду больше вас задерживать…», подхватив свой ноутбук, исчезла за дверью. После ее ухода Роману показалось, что в воздухе остался нежный запах ее духов, какой-то незнакомый ему, на удивление легкий и свежий аромат. Но, скорее всего, ему просто показалось.

К выходным Роман уже почти забыл и об этих переговорах, и о симпатичной художнице. Как это обычно бывает у людей «за сорок», его жизнь протекала в давно выработанном привычном ритме. И основное место в ней занимало то, что всегда и должно быть самым значимым для мужчины. Дело, бизнес, работа – называй, как хочешь. Главное, что именно это давало смысл его существованию. Все остальное – друзья, путешествия, хобби, отдых – вторично. Возможно, будь у него семья, он считал бы по-другому. Но личная жизнь Романа Кондрашова не сложилась, он давно уже смирился с этим и даже почти поверил в то, что быть «одиноким волком» не так уж и плохо. Во всяком случае, в этом определенно есть свои положительные стороны, и их немало.