Белые искры снега - Анна Джейн

– Ого, да ты выбираешь в свои примеры для подражания сильных людей. Высокого полета. – Крестная почти усмехнулась, но мне показалось, она одобряет мой выбор. – Да, лучше равняться на тех, кто добился многого. Это помогает добиться того, что хочешь ты. Окрыляет.

– Вы знакомы с ней? – спросила я, подумав, что они вполне могут быть знакомы с Дейберт.

Матильда чуть повернула голову набок и как-то странно посмотрела на меня. Я, если честно, не слишком хороший знаток душ человеческих, и психолог из меня аховый, но мне показалось, что во внимательно-встревоженном взгляде моей новоприобретенной крестной появилось какое-то необычное выражение, которое я никак не могла разобрать.

– Да, я знакома с Инессой, ты права, девочка, – отвечала, глядя мне в лицо, Матильда. Мне казалось, что она вдруг заинтересовалась мной.

Мне не особо нравилось, что она называет меня девочкой, а не по имени, но в тот момент я этого не осознала – осознала только спустя пару лет, когда поняла, что Матильда всегда обращается ко мне именно так.

Ее телефон, лежащий, видимо, в сумке, зазвонил. Раздалась знакомая мне мелодия – ария Каварадосси из оперы Джакомо Пуччини «Тоска» в исполнении Андреа Бочелли. Интересно, крестная любит оперную музыку? Я тоже люблю. У меня на звонке стоит «Песня половецких девушек» из балетного фрагмента второго действия оперы «Князь Игорь», написанной великим композитором Бородиным, в исполнении известного хора, но в современной обработке.

– Нам пора прощаться. Иди первой, – решила Матильда, вытаскивая из сумки телефон, – я пока отвечу на телефонный звонок.

Я торопливо кивнула и положила на стол деньги за тирамису.

– До свидания. И спасибо, – сказала я искренне, встала и, заставив себя не оглядываться, ушла.

Пальцы болели от напряжения – так сильно я их сжимала.

– Деньги возьми, – послышалось в спину.

– Нет, – отозвалась я упрямо и почти бегом направилась к выходу.

Я не знала, что после моего ухода два года назад, у нее состоялся один очень интересный разговор, иначе бы, наверное, заподозрила Матильду в чем-то. Но я не слышала, а потому осталась в священном неведении.

– Я с ней поговорила. Она только что ушла, – сообщила равнодушным голосом Матильда по телефону, когда Настя покинула кафе. – Да, я все сделала так, как ты сказал, Леша. Ты знаешь, она угостила меня тирамису. Интересная девочка.

Женщина, словно забыв о том, что ей нужно попасть на совещание к губернатору, вытащила из кожаной сумки пачку сигарет и, поставив оба локтя на стол, закурила, глядя куда-то вверх и что-то обдумывая и глядя то в потолок, расписанный весенними узорами, то на свои аккуратные ногти с белым френчем. Скурив тонкую белую сигарету до половины и небрежно, но тщательно затушив ее в пепельнице, выполненной в виде прозрачной полусферы, Матильда вновь взялась за телефон, который с трудом умещался в ее небольшой, но крепкой ладони. Касаясь экрана кончиком указательного пальца, она открыла папку с фотографиями, сделанными, кажется, на каком-то торжественном официальном мероприятии, где было много мужчин в строгих костюмах и женщины с высокими прическами и в вечерних платьях, между которыми сновали официанты в форме, напоминающей мундиры позапрошлого столетия.

– Тебе судьба сделала подарок, – вдруг сама себе тихо, но очень жестко, даже зло, сказала крестная Анастасии, с отвращением глядя в большой экран, на фотографию, где были запечатлены двое мужчин и две женщины, в том числе и сама Матильда. – А ты так бездарно отказалась от него. Глупая идиотка. Дура. А мне такого подарка не сделали.

Еще раз глянув на светловолосую статную женщину лет сорока, одетую в черное, с открытыми плечами, платье в пол, Матильда кинула телефон в сумку, подозвала официанта, попросила чек, быстро расплатилась и ушла прочь из этого освещенного невероятно ярким и ласковым для декабря солнцем места.

Деньги, которые были оставлены за тирамису, она так и не тронула – после ухода Матильды официант посчитал их чаевыми.

Да, я ничего не знала о разговоре Матильды с неизвестным человеком и продолжала радоваться тому, что у меня появился родной человек. Ну, или почти родной – с крестной я так и не стала близка. Думаю, с этой железной женщиной, которую я очень уважала, невозможно в принципе было сблизиться – она держала дистанцию, и делала это отменно. По жизни Матильда была одиночкой и сама всего всегда достигала – это я поняла по ее биографии, которую изучила вдоль и поперек, а также по ее редким оговоркам. Мужа и детей у Матильды не было, подруг, как я понимала, – тоже, лишь приятельницы и коллеги по работе, родители ее уже давно отправились в мир иной. Получается, у нее была лишь я, и мне, если честно, это нравилось, хотя я понимала, включая здравый смысл и логику, что, скорее всего, помогает мне крестная не из-за сильной любви, а из-за чувства долга перед своей умершей лучшей подругой. Раньше она не могла этого делать, а теперь у нее появилась возможность и она помогала мне так, как считала нужным. А я пыталась научиться быть похожей на нее. Я тоже хотела стать успешной женщиной, стальной леди, которая в свои сорок пять лет выглядит куда круче, чем большинство моих ровесниц, при этом даже не скрывая свой возраст. Наверное, с моей стороны тоже не было любви – но присутствовало искреннее уважение.

Отправив статью редактору газеты и немного пообщавшись с ней по скайпу, чтобы обсудить кое-какие рабочие моменты, я вытащила диктофон, на который было записано интервью с деканом физмата, и принялась за вторую статью – уже для университетской газеты, в которой числилась на хорошем счету. И только потом, усталая, потирающая глаза, но довольная потащилась в душ и провела там не меньше часа – сначала приняла ванну, нечаянно заснув минут на двадцать, хотя и не люблю там долго «разлагаться в воде», как говорит моя подруга Алена, а потом опробовала подарки Даниила, оставшись ими очень довольна. Подозреваю, что после душа я и мои волосы пахли ванилью за версту.

Сделав еще кое-какие дела по дому и еще раз почитав поздравления на своей страничке, я долго крутилась около зеркала, решая, что лучше надеть в клуб. И остановилась на черных прямых брюках из плотной ткани, облегающих ноги чуть ли не как вторая кожа, белой простой майке и черном же приталенном пиджаке с короткими рукавами и манжетами в черно-белую полоску. Сверху надела длинные бусы, критично оглядела себя и, чуть подумав, нацепила на запястья крупные белые браслеты из пластика. Вышло вроде бы даже ничего. Я даже подмигнула своему отражению.