Тот, кому нельзя доверять - Евгений Максимов

— Там на стене должна быть лестница, — его голос был совершенно спокоен и ровен, я вдруг понял, что это тот же мелодичный голос, который я раньше слышал по телефону и в том странном месте, которое он называл не то больницей, не то сумасшедшим домом, — Хватайся за неё и ползи вниз. Там подождёшь, я догоню.

Я начал ощупывать всё вокруг себя и действительно нашёл лестницу — металлические скобы, вбитые в одну из стен колодца. Покрепче вцепившись в скобы руками, я аккуратно встал на них, и тут же мои плечи освободились, — живые тиски, сжимавшие их, разжались, выпуская меня на свободу. Впрочем, о какой свободе может идти речь? Всё равно у меня теперь только одна дорога — вниз, а там я буду вынужден дождаться сопровождающего. Никогда не рискну бродить здесь сам — уж лучше быстрая смерть, чем долгое мучительное умирание от голода в полной темноте.

Скобы были вбиты на совесть, за время моего спуска ни одна из них даже не шелохнулась. Прикрыв глаза, я представил себе, как спускался по пожарной лестнице, убегая от преследователя и подумал, что тогда условия были куда хуже — здесь значительно теплее. Крышка люка над головой с шумом захлопнулась лишив меня последних тусклых лучиков солнца, но я никак на это не отреагировал. Меня хватало только на простейшие механические действия — перемещение по лестнице. Опустить правую ногу, за ней левую. Потом опустить ниже руки. И ни в коем случае не останавливаться, иначе мой сопровождающий меня догонит и раздавит мои руки своим огромным ботинком. Я слышал тихий шорох каждый раз, когда он становился на очередную ступеньку, несколькими метрами выше меня.

Когда лестница закончилась, я даже не сразу понял, что произошло и вновь и вновь пытался опустить ногу ниже, но она неизменно натыкалась на каменный пол подземелья. После десятка попыток, я все-таки сообразил, что происходит и, отойдя в сторону, позволил себе перевести дыхание. Только сейчас я заметил, что руки и ноги меня не слишком хорошо слушаются — в них поселились источники тупой ноющей боли. Я начал разминку, но в это время раздался тяжелый удар по полу — наконец-то спустился попутчик. Я услышал шорох, а потом он включил маленький фонарик. Он давал совсем немного света, но после абсолютной темноты, даже это казалось лишним. Пришлось на секунду зажмуриться.

— Пойдём, тут недалеко осталось.

Голос, несомненно, тот же самый, что и по телефону. Меня так и подмывало расспросить его обо всём происходящем, но я сдержался. Раз он не хочет, чтобы его подслушивали, значит это обосновано. Достаточно того, что он и мой, как он говорил — ангел-хранитель — одно и то же лицо. Хотя он мог и издеваться надо мной. Предупреждать меня о своём приходе. Интересно, какой в этом смысл? Я вдруг вспомнил, что мне о нём сказал тот неприятный человек, которого я видел после своего пробуждения в странном месте. Он говорил, что меня хотят убить, что некий маньяк хочет моей смерти. Я испуганно посмотрел на спину, которая передо мной маячила. Череп, почти невидимый в темноте, добродушно мне улыбался, приглашая в свою веселую компанию. А зачем он привёл меня сюда? Хочет, чтобы убийство было несколько необычным? Могу ли я ему доверять?

Мы шли всего несколько минут, когда он повернул. Я последовал за ним.

Где-то вдалеке, я увидел свет, который, по мере нашего продвижения вперёд, усиливался и вскоре стал настолько ярким, что появилась возможность свободно видеть всё вокруг. Каждый кирпич в стенах был виден совершенно отчетливо. Каждая капелька, повисшая на потолке и каждый след на полу были видны не хуже, чем днём. Свет фонарика затерялся в этом странном свете, который я совершенно не ожидал здесь увидеть. Этот свет казался мне живым дневным светом, пришлось вспомнить, что я нахожусь под землей на добрую сотню метров. Но я никогда не видел, чтобы лампы давали хотя бы слабое подобие такого освещения. К сожалению, я не мог видеть источник света — спина с огромным черепом загораживала его. Но чувствовал, что мы направляемся именно туда, откуда по этим подземельям распространяется странный неземной свет. Я неожиданно понял, что мне не даёт покоя в этом свете — от него нет теней, он рассеян, хотя и идет из одного источника — перед нами.

Я не успел поделиться своим открытием со спутником — коридор неожиданно расширился, превращаясь в комнату неправильной формы, больше похожую на естественную пещеру, чем на творение человеческих рук. Кирпичная кладка на стенах исчезла. Вместо кирпичей появилась странная поверхность, похожая на зеркало. Странный свет исходил именно от неё. Он лился ровным потоком со всей поверхности стены. Из комнаты было еще несколько выходов, но все они казались призрачными, нереальными, они как бы скрывались в дымке, хотя освещение было идеальным, а воздух казался совершенно прозрачным. Откуда-то доносился низкий вибрирующий гул, словно там работали огромный механизмы, обеспечивающие подземелье странным освещением. Я прошёл на противоположный конец комнаты и поднёс руку к стене. Она абсолютно не грела. Я приближал руку до тех пор, пока не прикоснулся к стене, но моя рука не встретила сопротивления. Она прошла сквозь стену и стала такой же призрачной и туманной, как те несколько выходов, которые я раньше заметил. Я испуганно выдернул руку назад и удивленно на неё посмотрел — никаких следов. Тогда я посмотрел на своего попутчика. Он смотрел на меня совершенно равнодушно, ждал, пока я всё посмотрю и всё ощупаю, при таком освещении его лицо приобретало ужасающий трупный цвет.

— Что это? — спросил я показывая вокруг себя.

— Это наш мир, — его лицо ожило, он ухмыльнулся и с любопытством огляделся по сторонам, — недурно сделан, если не ходить туда, куда тебя ходить не просят.

— Что это? — я ничего не понял из его объяснений.

— Наш мир! С какой стороны не посмотри — всё в порядке. Но ведь всегда находятся такие места, о которых при разработке позабыли и не стали доводить их до ума.

— Что это? — устало переспросил я в очередной раз.

— Вкратце — ошибка. Недоработка в программе. Художники поленились и не стали прорисовывать всё, как надо. А может быть, просто вирус малость попортил тот мир, который нам подарили. Ничего страшного — просто некоторые кусочки нужно дорисовать.

— Как это? — я упорно отказывался понимать и принимать его объяснения. Мне казалось, что его слова — полная чушь.

— Очень просто, — он вдруг прислушался и резко сказа, — Пора уходить!

Я огляделся по сторонам и увидел, как в одном из проходов показалась странная тележка — робот. Мы выходили, когда робот неторопливо въехал в комнату и стал неторопливо закрашивать эту зеркальную поверхность, нанося на неё тот же рисунок с кирпичами, что и на стенах всего подземелья. Когда мы дошли до конца коридора, свет позади уже почти полностью погас.

— Очень скоро он доложит об увиденном своему начальству и тогда нам будет крышка. Теперь ты увидел то, что должен был увидеть и теперь ты можешь принимать решение.

Он сказал это на одном дыхании, когда мы поднимались по лестнице на поверхность. Я лез, как во сне, не в силах представить себе, что вся та реальность, которая окружает меня с детства, — иллюзорна. Я вновь и вновь хватался за скобы, но боялся, что вот-вот одна из них окажется недорисованной, сорвется под моим весом и я упаду вниз.

Мне не хотелось ни о чём говорить. Хотелось только заставить фотографа выбросить всё, что он накопил за долгие годы моего существования. Никакого смысла в этом нет: мир нарисован. Люди не реальны. Всё несущественно и запрограммировано кем-то другим…

Теперь меня развязали и просто-напросто обездвижили. Я и вправду не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Мог лишь смотреть по сторонам, да пить воду из чашки, что стояла у изголовья. Интересно, что будет, когда вода закончится? Я ведь могу выпить её очень быстро. Правда потом захочется отлить, а помочь мне в этом нелегком занятии, видимо, некому. На соседней кровати лежал другой человек. Он был весьма большим — гораздо больше меня. Сейчас он смотрел на меня с сочувствием.

— Я тебя убью, — сказал он так, как мать говорит ребёнку о том, что у него высокая температура и нужно идти к врачу — озабоченно и в то же время непреклонно. Решение окончательно и обжалованию не подлежит.

— Мне говорили, что ты хочешь это сделать, — сказал я осторожно, — но я думал, что это неправда.

— Это и правда и неправда одновременно. Всё слишком сложно. Гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. Неужели ты думаешь, что я хочу тебя убивать?

— Не знаю. Говорят, что у тебя мания, — сказал я, чувствуя себя дураком, — говорят, что ты одержим. Может быть, это находит на тебя иногда. Именно тогда и бросаешься на меня с топором.

Я слабо улыбнулся, показывая, что мои слова не больше, чем шутка. Никогда не приходилось общаться с сумасшедшими, а тут меня вдруг кидают в психушку, да ещё и с человеком, который должен меня убить.