Английский дневник - Елена Никова

Но скорее всего, это небольшой тюлень, останки которого выбросило приливом на берег, и через несколько часов они будут навсегда похоронены под водой…

Мы продолжаем гулять на отливе. В один из дней наше любопытство награждается еще одним необычным предметом. Лёша находит какую-то заржавелую металлическую штуковину, по форме напоминающую эскимо на палочке, только раза в три больше.

Что-то мне подсказывает, что это ручная граната. Я понимаю, что трогать ее нельзя. Но начинается прилив, и она может снова оказаться под водой, а это тоже опасно. Я прошу Лёшу отойти как можно дальше, а сама осторожно переношу железяку метров на двадцать ближе к берегу. Да, опасно, но уже сделала. Хорошо, что ничего не произошло. Снаряд продолжает мирно лежать на песке, а так хочется взять его и запустить обратно в море, чтобы еще и взорвался – боже, что я несу…

И тут мой одиннадцатилетний сын проявляет удивительную для меня бдительность и инициативу: он вызывается позвонить в спасательную службу. Оказывается, их в школе учили, как надо действовать в подобных случаях. И Лёшка бежит к ближайшему телефону автомату.

В службе спасения его просят вернуться обратно на место, где лежит граната, и ждать приезда спасателей. Но есть особое поручение: с безопасного расстояния следить за тем, чтобы ее никто не трогал.

Бригада спасателей приезжает через 10 минут и полосатой лентой огораживает песок вокруг снаряда в радиусе примерно пятнадцати метров. Нас расспрашивают, как мы нашли этот предмет, записывают наши фамилии, домашний адрес и благодарят. В этот раз нас точно благодарят.

Сотрудник службы говорит, что это действительно противотанковая граната времен второй мировой войны. Да, подобные находки до сих пор случаются…

Лёшка несказанно горд. Рассказывает эту историю в школе, его хвалят. Но он ждет большего. В последующие дни он просматривает сообщения в местной газете в разделе «Происшествия», ожидая, что об этом случае напишут хоть две строчки.

Но ничего нет. Это такой незначительный инцидент. Но Лёша твердо уверен: это потому что я русский. Об англичанине бы написали.

Здесь все другое. Другие звуки и запахи. Они будоражат кровь и возбуждают сознание.

Обалденно пахнет едой, причем почти отовсюду. В витринах маленьких кафешек – аппетитные булочки, яблочные пироги, чизкейки. И все это тает во рту и оставляет приятное послевкусие.

Каждое утро начинается с непонятного жужжащего звука. Я выглядываю из окна и понимаю, что это едет маленький электромобиль, который развозит молоко по домам. Пустые бутылки, выставленные за дверь у порога, забирают и оставляют наполненные молоком.

Слышны чужие звуки непонятной речи. Двери домов хлопают неродным гулким звуком.

Немного позже оживает дорога. И гул моторов тоже другой.

В супермаркетах все взвешивают в фунтах и в каких-то quoters – квотерс. Никак не могу понять, сколько это. Наконец ктото объясняет, что это четверть фунта. Ну почему все не как у людей?

Руль в машинах справа, движение на дорогах левостороннее.

Штекеры в электроприборах с тремя пальчиками, а розетки можно включить и выключить.

Это полностью другой мир с другими законами и другими отношениями. И я к нему понемногу привыкаю.

И учусь, учусь каждый день всему, и в первую очередь, английскому.

С английским не все так просто. Я изучаю его всю жизнь, а он у меня мертвый. Нет, скорее, в состоянии анабиоза. Но вот сейчас он начинает пробуждаться и оживать. Теперь я хорошо запоминаю не только новые слова, но помню, как знакомлюсь почти с каждым из них. Я люблю эти знакомства, и когда произношу выученное таким способом слово, вспоминаю первое с ним рандеву…

Я вдыхаю бодрящий воздух Северного моря и повторяю мое первое живое слово ferry – паром. Оно оказывается огромным и белым с надписью Stena Line на выпуклом глянцевом боку. Многочисленные огни и подсветка подчеркивают его нарядную элегантность в темноте ночной бухты Хук-Ван-Холланда. Я никак не могу поверить, что это и есть паром, и если я не увидела что-то вроде деревянного плота, то пытаюсь разглядеть хотя бы канаты, которые будут перетягивать его через пролив Па-де-Кале.

На пароме врезается в память длинное слово inconvenience – неудобство. В умывальнике два крана в разных углах – один с горячей водой, другой с холодной. Это уже Англия! Чтобы помыть руки, надо закрыть сток пробкой, набрать воды в раковину, намылить руки и ополоснуть их в этой воде. Но этот механизм я узнаю позже. А пока мучаюсь, поочередно подставляя руки то под кипяток, то под ледяную струю.

Однако мне нравится этот громадный плавучий дом с магазинами, ресторанами, кафе, уютными холлами, и я запоминаю еще одно слово – happy [5].

Рано утром мы прибываем в Гарвиш, а оттуда поездом в Лондон на Ливерпуль station[6] – уроки английского продолжаются.

Белый блестящий пол, бесшумно прибывающие поезда где-то вдалеке за огромным табло, непонятные объявления на чужом языке, наполняющие воздух, как музыкой, и мягким эхом отзывающиеся под прозрачными сводами здания. И это вокзал?!

Вокруг торопливо идут мужчины в галстуках, темных деловых костюмах, с портфелями. Элегантно одетые англичанки легко постукивают каблучками по белому сияющему полу. И мы…

Нас трое: я с Андреем и его друг Хомяков. Мы будто в середине прозрачного стеклянного аквариума. Мы в турецких джинсовых костюмах с неуклюжими чемоданами, как три экзотические рыбки со стеклянными глазами, выпученными от удивления и трех бессонных ночей путешествия через пол-Европы. Это наш первый приезд в Англию. Мы выпадаем из общего ритма и состояния. Мы – из Советского Союза…

Мы тщетно ищем глазами нашего друга Джона. Он обещал нас встретить, но его нет. Я еще верю в английскую обязательность – миф номер один. Но позже оказывается, что Джон в это время сладко спит, и миф номер один развеивается, как английский туман. Кстати, миф номер два. Туманы в Лондоне со времен Чарльза Диккенса – явление редкое.

– Надо позвонить Джону, – говорит мой муж и показывает указательным пальцем на меня.

Конечно, я, кто же еще. Ты же английского совсем не знаешь. А Хомякова будто заклинило: сойдя с парома, он на все реагирует одним немецким словом «натюрлих».

Мы собираем по карманам мелочь и направляемся к телефону-автомату. Здесь главное осмотр, как у врача, чтобы понять, что к чему.

Итак, автомат принимает монеты в 10 пенсов. Я нахожу отверстие – slot, попутно запоминаю его английское название, бросаю монетку и набираю номер.

Когда я слышу мужской голос на другом конце провода, то радостно кричу:

– Джон, это я, Лена из Киева. Мы приехали!

Мужской голос на том конце провода продолжает что-то говорить, совершенно не реагируя на мои слова. Андрей подсказывает:

– Может, надо нажать какую-то кнопку, а то он тебя не слышит?

– Натюрлих, – одобряет Хомяков.

Кнопку мы