Зеленая записка - Ганс Вальдорф

Мужчина кивнул, провел Молькхаммера в горницу и указал рукой на резной стул.

— Я пришел, чтобы услышать о своем отце, — присев, заговорил Молькхаммер. — Недавно мать показала мне старые письма…

Прошло несколько минут, прежде чем было рассеяно мнимое заблуждение Молькхаммера. Мужчина пояснил, что его зовут не Крёберс, а Лейтнер и что он арендует усадьбу. Крёберс живет в Инсбруке и торгует марками. Увидев неподдельное изумление Молькхаммера, Лейтнер рассмеялся, достал бутылку энциана, и они выпили по рюмочке. Разговор зашел о ценах на молоко и о том, что хорошо организованное молочное хозяйство все еще остается самой выгодной отраслью по крайней мере в этих краях.

— Выходит, можно прокормиться на аренду? — спросил Молькхаммер.

— Можно, — согласился Лейтнер. Он допил водку и снова наполнил рюмки.

— Я не слишком много знаю о своем отце, — начал Молькхаммер. — Мне лишь известно, что он и Крёберс служили в Клагенфурте у гаулейтера. В конце войны мой отец погиб где-то под Зальцбургом, при подходе американцев.

— Я тоже знаю Крёберса по Клагенфурту, — сообщил Лейтнер. — Он служил адъютантом гаулейтера. Но Келера…

— Он служил в общественном вспомоществовании.

— Ах так, — облегченно вздохнул Лейтнер. — Тогда я, конечно, не мог его знать. Я был банфюрером до 1943 года. Потом воевал на Восточном фронте. Кстати, вы откуда родом’

— Из Кицбюэля.

— И всегда там жили?

— Когда там, когда в Вене. Теперь снова там.

Слушая Лейтнера, Молькхаммер испытывал такое же чувство удивления, какое овладевало им всякий раз, когда на страницах газет ему попадались портреты кавалеров рыцарского креста или дубового листа, снятых в сегодняшней обстановке, в современном цивильном платье Глядя на фотографии, он всегда поражался тому, с какой быстротой бравые вояки превращались в респектабельных бюргеров. За благодушным лицом преподавателя университета скрывался убийца из концентрационного лагеря, а какой-нибудь судья, похожий сегодня на доброго отца семейства и даже, возможно, действительно образцовый семьянин, некогда безжалостно выносил смертные приговоры. Молькхаммер безуспешно пытался представить себе сидящего перед ним человека в должности молодежного фюрера Хотя волосы Лейтнера изрядно поредели и над углами губ свисали нечесаные усы, глаза все еще глядели молодо, голос звучал властно, и фигура оставалась плотной и стройной. Тем не менее Молькхаммер не смог представить себе его в коричневой рубашке, коротких штанах, галстуке, с походным ножом на поясе.

— Да-а, — протянул он наконец, — все выглядит действительно далеко не так, как я себе представлял. Извините, что отнял у вас столько времени. Возможно, я встречу господина Крёберса в Инсбруке.

Они уже вышли во двор, когда Лейтнер изумленно уставился на Молькхаммера.

— Вы же не спросили, где живет Крёберс в Инсбруке!

— Верно, — спохватился Молькхаммер, — хорошо, что вы напомнили.

Лейтнер назвал адрес, и Молькхаммер записал. Неожиданно Лейтнер вспылил:

— Что же ты все время забивал мне баки, что ты из Кицбюэля?

— А откуда же еще? — возразил Молькхаммер, подозрительно взглянув на собеседника.

— Из Южного Тироля ты, вот откуда! Я сразу понял это по твоему диалекту. Ты что тут вынюхиваешь? Что ищешь у нас в горах? Шпионишь небось для италийцев?

Глаза Лейтнера сузились, и в голосе послышалась скрытая угроза:

— Нам соглядатаи не нужны, понял?

— Как вы могли подумать? — возмутился Молькхаммер. — Вы заблуждаетесь! Возьмите себя в руки! Я вовсе не из Южного Тироля, а из Кицбюэля и…

— Убирайся отсюда к чертовой матери! — заорал Лейтнер.

Но не успел Молькхаммер отступить на шаг, как Лейтиер схватил его за борта плаща, притянул к себе и рявкнул еще раз:

— Нам соглядатаи из долины не нужны, понял?

Молькхаммер не решался оттолкнуть Лейтнера.

— Отпустите меня, — спокойно произнес он. — Вы заблуждаетесь! Будьте же благоразумны!

Лейтнер разжал пальцы. Молькхаммер воспользовался моментом, чтобы более или менее достойно ретироваться.

— Вы совершенно напрасно погорячились, — пожал он плечами, повернулся и направился к машине. Прежде чем сесть, он еще раз обернулся: Лейтнер стоял у дороги и смотрел ему вслед

Молькхаммер вернулся в отель лишь после полуночи и проспал до утра. Весь следующий день он ходил вокруг дома Крёберса, выжидая удобного случая. К вечеру ему, наконец, надоело слоняться; он подошел к дверям и нажал на кнопку звонка. Узнав, что господин Крёберс в отъезде, он притворился чрезвычайно огорченным. Дело в том, сказал Молькхаммер, что он приехал из Куфштейна и сегодня вечером уезжает из Инсбрука. Известность господина Крёберса как знатока жизни и творчества Гофера долетела и до Куфштейна. У его друга хранится календарь 1836 года, в котором опубликованы воспоминания одного из участников восстания 1809 года. Возможно, этот календарь представляет интерес для господина Крёберса.

Фрау Крёберс отвечала, что, к сожалению, ее муж вернется только завтра, но ненадолго — через день он уезжает в Грац. Договориться о встрече и ближайшие дни не представляется возможным. Ее муж, несомненно, заинтересуется календарем, и она просит господина обязательно заглянуть к ним еще раз или, еще лучше, оставить свой адрес. Однако мнимый гость из Куфштейна счел, что в этом нет необходимости. Через месяц, сказал он, он снова заедет в Инсбрук и заодно привезет календарь.

Вечером в гостинице Молькхаммер сверил записи. Итак, Крёберс собирается в Грац, туда же, куда должен был ехать Новак, если, конечно, Кардо говорит правду. Не поможет ли эго пролить свет на сотрудничество Новака с Крёберсом, о последнем этапе которого Крёберс рассказывал без особого энтузиазма? Далее: почему Лейтнер так разгорячился? Конечно, люди не любят, когда их водят за нос, но разве Лейтнер не заявил без околичностей, придравшись к ничтожному поводу, что считает его итальянским шпионом? Нет, тут, право, есть над чем поломать голову.

Вечером Феллини встретился с Молькхаммером. Оба криминалиста устали, но нетерпеливое желание обменяться новостями и впечатлениями на много часов отодвинуло время сна. Рассказав о своем пребывании в Инсбруке, Молькхаммер добавил:

— Возможно, мне, как ассистенту великого магистра, не к лицу выскакивать вперед со своими советами, но мне на ум пришли некоторые идеи.

— Выкладывайте!

— Крёберс помешался на Андреасе Гофере. К тому же он и Лейтнер старые нацисты. Догадавшись по моему произношению, что я южнотиролец, в то время как я выдавал себя за уроженца Северного Тироля, Лейтнер рассвирепел. Принимая во внимание их взгляды, не исключено, что оба — Лейтнер и Крёберс — являются членами союза Бергизельбунд. Потому-то Лейтнер так испугался, что принял меня за агента СИФАРа.

— Интересно!

Феллини не нужно было объяснять, что такое Бергизельбунд и чем он занимается. Союз был основан в 1954 году в Инсбруке с целью пропаганды немецкой культуры в Южном Тироле. Но шаг за шагом он все больше превращался в организацию, которая подстрекала уроженцев Южного Тироля, говорящих на немецком языке, к выступлениям против Италии. Следует, конечно, признать, что временами бывало нелегко согласовать интересы двухсот тысяч южнотирольцев с интересами Италии. К тому же правительство иногда пренебрегало некоторыми справедливыми требованиями Народной партии Южного Тироля. Но в мире столько сложных проблем, что они нередко вытесняли из газет Южный Тироль и его заботы. Этим воспользовались экстремисты, чтобы актами террора, главным образом подрывами мачт высоковольтных линий электропередач, привлечь всеобщее внимание к Южному Тиролю.

— Не знаю, известно ли вам, — добавил Молькхаммер, — что в настоящее время СИФАР пытается просочиться в Бергизельбунд в Северном Тироле, чтобы раскрыть базы снабжения южнотирольских террористов. Для этой цели СИФАР использует, конечно, южнотирольцев, владеющих немецким языком. Лейтнер потому и рассвирепел, что почуял во мне такого человека.

Гипотеза Молькхаммера не вызвала у Феллини восторга.

— Слишком смело скомбинировано. Если бы удалось доказать связь между Крёберсом и Бергизельбундом, наш друг Андреоло и его СИФАР немедленно ухватились бы за эту ниточку. Но какая связь между Бергизельбундом и смертью Новака? Или Новак выступал против союза? Сплошные гипотезы! Меня куда больше интересует поездка Крёберса в Грац. У вас нет желания последовать за ним?

— Я встречался с его женой, арендатором, продавщицей — и каждый раз под другой фамилией. Увидев, что я слежу еще и за ним, он может насторожиться. Поэтому я выделил для наблюдения одного из своих людей.

Арендатор Франц Лейтнер давал жене последние наставления: луг перед лесом следует очистить от грязи, а если удержится облачная погода — разбросать навоз; кузнеца попросить отремонтировать прицеп; если позвонит скотопромышленник, сказать, чтобы приходил не раньше чем в конце месяца.