Жизнь с ламой - Лобсанг Рампа

— И вот такое приходится терпеть каждый день, — прошептала мадам Альбертин Женщине.

Женщина и Мужчина кивнули ей в знак полного понимания и нето­ропливо удалились.

Я отсутствовала почти неделю. Наверняка за время моего отсутствия здесь произошло немало событий. Остаток дня я провела гуляя от одной точки к другой, возвращая прошлые воспоминания и знакомясь со всеми новостями. Временами я уютно и безопасно отдыхала на ветке у моего старого друга — Яблони.

На ужин, как всегда, были объедки: конечно, они были весьма недурны, но все же при этом оставались объедками. Я подумала про себя: было бы замечательно, если бы что-нибудь покупали именно для меня, вместо того чтобы скармливать мне недоеденное другими.

Наступили сумерки. Меня отыскал Гастон и, подхватив на руки, поспе­шил к сараю. Одним махом распахнув дверь, он швырнул меня внутрь в темноту. Затем дверь хлопнула; Гастон ушел. Как француженка по крови, не могу не отметить с болью, насколько люди-французы грубы к животным.

Дни текли, складываясь в недели. Постепенно моя фигура приобрела уважительную дородность и движения стали более медленными и плавны­ми. В один из вечеров (тогда я была уже почти в сроке), Пьер, как всегда, грубо зашвырнул меня в сарай. Приземлившись на твердый бетонный пол, я почувствовала такую ужасную боль, как будто мое тело разламывалось надвое. Так, в темноте ледяного сарая и боли, родились пятеро моих малы­шей. Немного очухавшись, я насобирала обрывков бумаги и сделала для них теплое гнездышко, перетаскав их туда по одному.

На следующий день никто не пришел проведать меня. Время медленно тянулось, я все еще кормила своих малышей. К ночи я ощутила, что готова потерять сознание от голода и жажды — ведь в каморке не было ни воды, ни пищи. Новый день также не принес облегчения: ни одна живая душа не зашла ко мне, так что мои мучения продолжались. Теперь жажда была просто невыносимой, и я не понимала, отчего мне приходится так страдать. Опустилась ночь; где-то снаружи ухали совы, вылавливая мышей в саду.

Мои котята лежали со мной, а я размышляла над тем, как пережить завтра. День был уже в самом разгаре, когда я услышала шаги. Отворилась и перед моими глазами предстала бледная и нездоровая на вид мадам

Альбертин. Ее посетили «видения» моих страданий, и она встала со своего ложа, больная. По обыкновению, она принесла с собой пищу и воду. В эту ночь один из моих малышей умер; увидев это, мадам Альбертинразгневалась так, что не могла произнести ни слова. Ее ярость была столь велика, что она привела в сарай мадам Дипломат и мсье ле Дюка, указав на то, как ужасно со мной обращаются. Мадам Дипломат огорчилась, узнав опогибшем котенке, — это были потерянные деньги. Мсье ле Дюк, выдавив из себя слабую, беспомощную улыбку, сказал:

— Может быть, мы сможем чем-то помочь. Нужно, чтобы кто-нибудь поговорил с Пьером.

Постепенно мои котята окрепли и вскоре у них открылись глазки. Люди приходили смотреть на них; банкноты перекочевывали из рук в руки и вскоре всех моих малышей забрали от меня еще до того, как они бросили кормиться моим молоком. Я безутешно бродила по усадьбе. Сетования мои так беспокоили мадам Дипломат, что она распорядилась запереть меня, пока я не успокоюсь.

Теперь я уже привыкла к тому, что меня демонстрируют на светских приемах и не имела ничего против того, чтобы сменить работу в саду на торжественное дефиле по Салону. Однако в один прекрасный день случи­лось неожиданное. Меня принесли в маленькую комнату, где, склонившись над столом, что-то писала мадам Дипломат, напротив нее сидел незнакомец.

— Ага! — воскликнул он, завидев меня. — Так это и есть та самая кошка?

Молча обследовав меня, он скривился и подергал себя за мочку уха.

— Животное несколько в запущенном состоянии. Накачать ее лекарс­твами, чтобы она перенесла путешествие в багажном отсеке самолета, — значит серьезно подорвать ее здоровье.

Мадам Дипломат яростно огрызнулась:

— Я пригласила вас, мистер Ветеринар, не для того, чтобы вы читали мне лекции. Если вы отказываетесь выполнить мою просьбу — что ж, найдется немало других, кто это сделает. Господи Боже! — гневно возопила она. — Сколько шумихи из-за обыкновенной кошки!

— Хорошо, мадам, — беспомощно пожал плечами мистер Ветери­нар. — Мне нужно зарабатывать на жизнь, так что я сделаю, как вы просите. Позвоните мне приблизительно за час до отлета. — Поднявшись со стула, он поискал свой чемоданчик и вышел из комнаты. Открыв двустворчатое окно, Мадам Дипломат выгнала меня в сад.

В доме царил дух подспудного возбуждения. Большие чемоданы чисти­ли и мыли, наклеивая на их бока этикетки с указанием новой должности Мсье ле Дюка. Пришел плотник; ему заказали изготовить деревянную ко­робку, которая помещалась бы в чемодане и в которую могла бы поместить­ся кошка. Мадам Альбертин мелькала то тут, то там, то и дело бросая испепеляющие взгляды на Мадам Дипломат.

Однажды утром, неделю спустя, Гастон пришел за мной в сарай и, взяв меня на руки, понес в гараж. При этом я не получила никакого завтрака. Я пыталась сообщить ему, что голодна, но он как всегда ничего не понял. В «ситроене» меня уже ждала Иветт, служанка мадам Дипломат. Меня усадили в плетеную корзинку с закрытым сетчатым верхом; корзинку поставили на заднее сиденье машины. Машина сорвалась с места с бешеной скоростью.

— Не понимаю, почему она хочет усыпить кошку. Правила таможен­ного контроля гласят, что кошка может быть совершенно свободно приве­зена в США.

— Да ну ее, — откликнулся Гастон, — эта женщина просто спятила, и я уже зарекся искать причину, от чего ОНА свихнулась.

Затем они замолчали и сосредоточились на дороге. Автомобиль мчался все быстрее. Тряска была просто ужасной: моего маленького веса не хватало, чтобы мягко вдавить пружины сиденья, и меня всю дорогу било и бросало по корзинке.

Сосредоточенно вытянув лапы, я вцепилась зубами в корзинку. То было печальное сражение; я старалась не потерять сознание от ударов (хотя счет времени был утерян давно). Наконец истошно завизжали тормоза, и машина остановилась. Схватив корзинку, Гастон бегом протопал по сту­пенькам и внес меня в какой-то дом. Дно корзинки шлепнулось о стол, и крышку над моей головой подняли. Чьи-то руки извлекли меня и поставили на стол. После длительного напряжения ноги не слушались, и я тут же растянулась на поверхности. Мистер Ветеринар с ужасом и состраданием уставился на меня.

— Да вы же чуть не прикончили эту кошку! — гневно напустился он на Гастона. — Сегодня ей уже нельзя делать укол! Лицо Гастона побагровело от гнева:

— Усыпите эту ***** кошку! Самолет улетает сегодня, а вам уже зап­лачено, не так ли?

В ответ мистер Ветеринар схватил телефонную трубку.

— Можете звонить сколько угодно, — сказал Гастон. — Все семейство уже в аэропорту Ле-Бурже, а я тороплюсь.

Тяжело вздохнув, мистер Ветеринар взял большой шприц и повернул­ся ко мне. Я почувствовала, как острая боль пронизала мои мускулы, и весь мир окрасился в кровавый цвет. Затем в глазах стало черно. Как из-за пелены тумана я еще услышала:

— Вот! От этого она будет спокойна в течение...

И тут на меня опустилось равнодушное спокойствие забвения.

По сторонам слышался ужасный рев. Мне было холодно и одиноко; каждый вдох давался с невыносимыми муками. Вокруг была кромешная тьма, мне даже поначалу подумалось, будто я ослепла. Голова совершенно раскалывалась. Никогда еще я не чувствовала себя такой брошенной, разби­той и одинокой.

Время шло, а рев все не утихал. Казалось, будто мой череп сейчас лопнет от этого жуткого гула. Тут я ощутила странное давление в ушах; в них тут же что-то защелкало, и они начали как бы набухать изнутри. Рев сталрезче и яростнее. Страшный бросок швырнул меня о крышку коробки; затем еще и еще. Рев начал утихать. Его сменил странный шум — наподобие звука от колес машины, мчащейся по бетонному глоссе. Некоторое время странное шуршание продолжалось, затем рев разом стих. Постепенно на­растая, появились другие звуки: скрежет металла, приглушенные голоса и, наконец, шорох подо мной.

За моей спиной с оглушительным лязгом открылась громадная метал­лическая дверь, и в помещение, где находилась я, набилось несколько нез­накомых людей. Грубые руки хватали ящики и швыряли их на резиновую ленту, увозившую груз куда-то прочь. Дошла очередь и до меня: пролетев по воздуху, я приземлилась, застучав всеми костями. Что-то подо мной заскри­пело, зашуршало. Хлоп! Мое путешествие закончилось. Лежа на спине, я видела кусочки закатного неба через проделанные в стенках редкие венти­ляционные отверстия.