Дикий кoт - Бeлла Мэттьюз

— Уже заехал и купил капкейки, принцесса, — отзывается он.

Линди радостно хмыкает, а затем оглядывает всех нас.

— Заткнитесь.

— Я хочу услышать больше о сексе в «Уэст-Энде», — подталкивает Грейс и я еще глубже вжимаюсь в диван.

— Что ты хочешь знать, Грейс? Как Эверли трахнула чувака у моей, Блять двери. Пока я колотил по ней кулаком, потому что она заперлась? В моем Блять офисе.

Мэддокс застонал.

— Или как насчет того, что она вышла босиком?

— Все никак не отпустишь, да? — я отмахиваюсь, отказываясь смущаться.

— Босиком? Что? — Грейс хихикает и прикусывает губу. — Тебе так повезло, что он не вошел.

Не в силах сдержать румянец, признаюсь:

— Я заперла дверь.

— Это я тот, кому повезло, — простонал Мэддокс. — Черт, мне не нужно видеть Злобного Близнеца голым. Никогда больше не смог бы смотреть на свой кабинет. Мне еще там работать.

Он берет пиво, которое Истон протягивает ему и качает головой.

— Не то чтобы я видел вас вместе с той ночи.

— О… Почему нет? — Грейс толкает меня, и я чувствую, что краснею все сильнее.

— Неподходящее время, — говорю я им. — Его не было в городе несколько недель, а потом у меня начались дела в USO.

— Теперь ты дома… — подталкивает Линди.

— Да.

Встаю, желая получить кусок пиццы… и возможно уйти от этого разговора.

— Полагаю использовала это время для того, чтобы возобновить свой детокс, — смущенно признаюсь я, направляясь на кухню.

У меня на тарелке уже лежит кусок белой пиццы с жареным чесноком, когда позади меня заходит Грейс.

Она хватает бутылку с водой и забирается на стойку, становясь похожей на мое зеркальное отражение. В моей семье есть несколько двойняшек, но мы с Грейс — единственные однояйцевые близнецы. Мама всегда называла нас зеркальными близнецами, потому что у меня крошечная родинка на правой щеке, а у Грейс — на левой. Только так люди, которые нас не знают, могут легко нас отличить.

— Итак. Почему ты не рассказала мне о нем?

— Нечего рассказывать.

Я откусываю кусочек чесночной вкуснятины и смотрю, как она наблюдает за мной.

— Что?

В ее глазах появляется блеск, словно она открыла какой-то секрет.

— Он тебе нравится.

— Я видела его всего один раз… — протестую я.

— Ага. Обманывай себя, если хочешь, сестренка, но ты знаешь, что не можешь врать мне. Тебе нравится этот парень. Ты хочешь увидеть его снова.

Черт бы побрал ее за то, что она всегда такая наблюдательная.

Я осторожно пожимаю плечами.

— Может быть.

— Ты говорила с ним с тех пор? — она придвигается ко мне и откусывает кусочек пиццы. — Блин, я и забыла, насколько хороша пицца из «Милано».

Я передаю ей свою тарелку и беру еще одну.

— Хорошо, съешь еще, ты выглядишь так, будто похудела.

Она хмыкает, откусывая еще кусочек.

— Не меняй тему, Эви.

— Ладно. Я с ним не разговаривала, но мы переписываемся, — я ерзаю секунду, потом откусываю свою еду, выигрывая время. — У нас все как-то поверхностно.

— Что ты имеешь в виду?

Я вспоминаю те немногие разговоры, которые у нас были.

— Кросс умеет задавать вопросы. Я… Ну, я как бы оставила это на его усмотрение.

— Ты не спрашивала о нем самом? Почему?

Она наклоняет голову, затем ставит свою тарелку на стойку и соединяет свой мизинец с моим.

— Ты ведь знаешь, что не все парни собираются причинить тебе такую боль, как Кит, верно?

При упоминании моего бывшего я вздрагиваю. Большую часть из трех лет наших отношений мы то сходились, то расходились. Он был там в ту ночь, когда я встретила Кросса. Он был причиной моего очищения. А потом случился Кросс.

— Я знаю. И я думаю, что этот парень может быть другим…

— Но? — она надавливает еще сильнее.

— Но… я пока не уверена.

Грейс улыбается мне в ответ.

— Хорошо. Мы пока оставим эту тему. Итак… мне нужна услуга.

— Ты только что вернулась домой. Что тебе может понадобиться?

Она гримасничает.

— Слушай, мама спросила меня, не буду ли я вести субботний утренний класс для малышек-балерин, который начнется завтра.

— Хреново быть тобой.

Я смеюсь, пока не вижу ее лицо.

— Ох, да ладно.

Мы обе полжизни давали классы в маминой студии «Харт энд Соул». Но это не значит, что я хочу заниматься этим в двадцать три года.

— Эви… Мне нужно немного отдохнуть. Необходимый перерыв, прежде чем я снова надену пуанты, — умоляет она.

— Тебе не нужны пуанты чтобы тренировать детей, Грейс. Да ладно. Я танцую каждый вечер на тренировках.

Она дуется, и я тут же сдаюсь.

Ее надутые губы — это зло.

Она — белый лебедь.

Я — черный лебедь.

Так было всегда.

Я знала, что как только она спросит, я отвечу «да».

— Отлично. Во сколько я должна быть там?

Ее глаза загорелись.

— Занятия начинаются в девять.

Девять утра в субботу.

— Ты мой должник.

Она соединяет наши мизинцы.

— Что угодно.

Знаменитые последние слова.

* * *

— Что ты здесь делаешь, милая? — спрашивает мама со стойки регистрации, когда я вхожу в дверь «Харт энд Соул» на следующее утро. — Я думала, что этот класс ведет твоя сестра.

Я закидываю на плечо свою сумку для танцев и двигаюсь через холл, который мы ласково окрестили «аквариумом», потому что родители могут сидеть и наблюдать за тем, как их дети танцуют в студии, через окно в комнате. Как только оказываюсь рядом с мамой, она целует меня в щеку и поправляет пучок. Протягиваю ей один из двух кофе, которые взяла в соседней пекарне мамы Мэддокса «Сладкие искушения».

— Благослови тебя Господь, — бормочет она, жадно хватая у меня свой любимый кофе и делая глоток. Аннабель Синклер — красивая женщина. Ей сорок с небольшим, но она не выглядит ни на один день старше тридцати и я часто благодарю Бога за ее хорошую генетику. Бывшая прима-балерина, вернувшаяся в город после смерти родителей, она стала законным опекуном моего дяди Томми и к счастью для моих братьев, Грейс и меня, она влюбилась в нашего отца, а еще она святая.

Со мной и Грейс никогда не было легко.

Ну… со мной не было. Грейс просто за компанию, из-за того, что она была близнецом. Но три моих младших брата заставляли нас выглядеть ангелами. Они просто ад на коньках, все трое. Все всегда шутили, что у мамы с папой будет своя футбольная команда. К большому разочарованию моего отца, все три парня играют в хоккей. Бедный папа.

Мама гладит меня по щеке.

— Иди переоденься, Эви. Скоро