Мутанты. Время собирать камни. - Владимир Типатов

— Докладывай, — погасив гнев, сказала Екатерина Александровна уже спокойным голосом.

— В четвёртой камере — двое «опущенных», в шестой камере — Сергеев, отказник от работы, в «боксике» — Каримов. Предписание есть, чтобы завтра утром, перевести его в девятую камеру.

— Почему в девятую?

— В девятой сидит команда Шамана. Так вроде бы, начальник приказал направить его на «правилку», — сказал, с некоторой заминкой, прапорщик и тут же торопливо добавил: — В камерах больных нет, все здоровы.

— Так исполняй приказ. Переведи Каримова прямо сейчас, чего тянуть резину до утра.

— А если товарищ полковник будет недоволен? — замялся прапорщик. — Видимо, он хотел поморозить узбека в холодильнике ещё одну ночь.

— Не переживай, с полковником я договорюсь, — сказала начальник санчасти и по губам её пробежала злорадная усмешка. — А Шаман пусть научит наглеца хорошим манерам, чтобы тот знал, как вести себя с женщиной. Оскорблять себя, я никому не позволю.

— Слушаюсь, — приложив ладонь к козырьку фуражки, сказал прапорщик. — Разрешите выполнять?

Екатерина Александровна молча кивнула головой и вышла из «дежурки». Покинув помещение штрафного изолятора, она быстрым шагом направилась в свой кабинет, закрылась на ключ, достала из шкафа бутылку с коньяком и фужер, наполнила его до краёв жгучей жидкостью, махом опрокинула содержимое фужера в рот, тут же налила ещё один. Оскорблённое самолюбие властной женщины взывало к действию. Ещё ни разу в жизни она не была отвергнута мужчиной. Наоборот, она, пресытившись очередным любовником, выбрасывала того без всякого сожаления, как использованный презерватив.

— Ничего, голубчик, никуда ты от меня не денешься, я же видела, что ты тоже хочешь меня, — усмехнулась Екатерина Александровна, опускаясь в уютное кожаное кресло. — Гонор с тебя немного собьют, и тогда ты сам приползёшь ко мне на коленях, и будешь просить прощение.

…Остановившись возле камеры, прапорщик нарочито долго перебирал связку ключей, словно искал, и никак не мог найти нужный. Наконец, вставив ключ в замок, прапорщик потянул дверь на себя. Звякнув металлическими запорами, та распахнулась.

— Принимайте нового постояльца в свою компанию, — сказал прапорщик и посторонился, впуская Руфата в камеру.

— Тут и так воздуха не хватает, шестеро нас! — все, как один, возмутились в камере. — Куда же ещё седьмого!?

— Ничего, вам же теплее будет, — засмеялся прапорщик и, выходя из камеры, захлопнул за собой дверь.

— Ну, ты посмотри, что делают, суки! Половина трюмов свободна, а они уплотняют! Мало того, что закупорили нас, как сельдь в банку, так они ещё и издеваются!

Камера, куда перевели Руфата, была размером раза в три больше «боксика», в котором он провёл сутки, и выгодно отличалась от него. Здесь был не бетонный, а деревянный пол, на ночь заключённым выдавались лежаки, за невысоким бетонным барьером, туалет — забетонированная в полу клозетная чаша и в камере было тепло.

Осмотревшись, Руфат нашёл взглядом свободное место, молча опустился на корточки и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. После всего пережитого, хотелось забыться и отдохнуть. Вскоре страсти вокруг уплотнения жилплощади улеглись, и всё внимание обитателей камеры переключилось на новичка.

— Ты, кто по жизни, будешь? — обратился к Руфату с вопросом один из обитателей камеры, совсем ещё молодой, но крепкого спортивного телосложения парень, с явно выраженной, кавказской внешностью. — Какой масти?

Открыв глаза и взглянув на парня исподлобья, Руфат промолчал. Решил, что ниже его достоинства, вступать в полемику с молодым — в камере были люди и постарше.

— Ты не молчи, ботало-то, открой. Или тебе западло разговаривать с нами?

— Тебе чего надо? — нахмурившись, спросил Руфат и встал.

— Когда тебя спрашивают, надо отвечать, — сказал парень и подошёл поближе.

— Много чести будет для тебя, сопляк, — усмехнулся Руфат.

— Ни хрена себе! Это же рамс! Какое-то чмо будет здесь зехера выкидывать!? — с растерянным видом завопил парень и оглянулся на сокамерников, явно надеясь на поддержку. — Надо его на парашу посадить!

— Ну, так посади, — с безразличным видом сказал один из сокамерников. Остальные, с ухмылками, наблюдали за развитием событий.

— Слышал, что общество решило? — почувствовав поддержку, усилил наезд парень, — так прошу пожаловать на парашу.

Услышав эти слова, Руфат не долго думая, резким, коротким ударом сбил парня с ног. Тот упал на кого-то из сокамерников, но через секунду вскочил и с криком: — Падла! Да я тебя сейчас урою! — бросился на противника. На этот раз Руфат «успокоил» его ударом ноги. Парень, ослеплённый яростью, попытался подняться и опять броситься на Руфата, но его окриком остановил сидевший в самом углу камеры, мужчина: — Казбек, сядь, и не мельтеши перед глазами!

— Шаман, так я же по-понятиям…, - начал было возражать парень, но мужчина перебил его словами: — Ты парень горячий, но именно ты сегодня рамсы попутал и, значит, рано тебе ещё блатовать в хате. Научись вначале разбираться в людях.

Парень затих и как-то сразу успокоился.

— Меня кличут — Шаман. Слышал про такого? — уже обращаясь к Руфату, сказал мужчина.

— Слышал.

— Вот и я про тебя слышал. Мы, хотя и сидим тут взаперти, слухи и до нас доходят, — негромко сказал Шаман. — Здорово ты Наркома и его шестёрок урезонил. Одобряю. Мы, ведь, тоже здесь из-за козлов паримся, глушим их по-чёрному, а хозяину это не нравится.

— Так это ты их…? — спросил Казбек и протянул руку. — Извини, я же не знал.

Руфат молча пожал протянутую руку и все в камере поняли, что примирение состоялось.

— Я думаю, что хозяин тебя специально к нам забросил, — продолжил разговор Шаман. — Наверное, хотел, чтобы мы тебя «прессанули». Но он просчитался, мы на ментов не пашем. Так что, живи спокойно и не думай, будто мы твои враги, скорее наоборот. И ещё хочу тебе сказать, найди себе на зоне корешей, одному будет тяжко.

— Я воспользуюсь твоим советом, — сказал Руфат и медленно закрыл глаза, ему нестерпимо захотелось спать.

— Я, смотрю, ты уже кимаришь. Ночью не спал?

— Какой может быть сон в холодильнике, всю ночь чечётку отплясывал.

— Так ложись на свободное место и дави ухо. Как говорится — утро вечера мудренее.

Сопротивляться, и бороться со сном у Руфата не осталось ни сил, ни желания, и буквально, через несколько минут он уже крепко спал…

Глава 7. Расписание судеб

…Совсем по-другому встретили на зоне Графа.

— С прибытием, — пожимая руку пожилому зэку, сказал Лютый. — Рассказывай, как там отдохнул «на больничке»?

— А-а, — безнадёжно махнул рукой Граф, — одно название только, что республиканская больница, а так…Такие же «лепилы», как и у нас. Чувствую, что скоро накроюсь «деревянным бушлатом». Рак у меня.

— Брось тоску нагонять, ещё и на воле поживёшь.

— Это вряд ли. Свой приговор я увидел в глазах Императрицы, она только заглянула в сопроводиловку, и по её взгляду я всё понял.

— Ничего, мы тебя тут своими, народными, средствами лечить будем. Как там, в песне, поётся — «Есть у нас ещё дома дела». Ждут нас, Крым и Сочи, рестораны и дома отдыха, хорошие врачи и хорошая еда. Но, это всё в будущем, а пока, выпей чифиря, и всё будет нормально.

— Какой там Крым? — вздохнул Граф, принимая кружку горячего, круто заваренного, душистого чая. — Для меня, теперь, это несбыточная мечта, а так хотелось бы…

Лютый, понимая душевное состояние своего собеседника, ничего не сказал в ответ, только с сочувствием покачал головой и с жалостью посмотрел на больного и худого старика. С Владленом Фёдоровичем, он познакомился в конце восемьдесят пятого года, когда тот пришёл в колонию этапом из Москвы. Бывший высокопоставленный чиновник получил пятнадцать лет строгого режима за взятки и махинации с приписками по нашумевшему тогда, «Хлопковому делу».

Владлен Фёдорович был великолепный рассказчик или, как выражаются в уголовной среде, «тискал романы». Многие произведения Владлен Фёдорович знал почти наизусть и вечерами, перед отбоем, рассказывал их соседям по бараку. Особым спросом пользовался роман Александра Дюма — «Граф Монте-Кристо». За него-то и получил Владлен Фёдорович кличку — Граф.

— Как там Хабаровская тюрьма? — первым нарушил затянувшуюся паузу Лютый.

— А что с ней сделается? Стоит на том же самом месте.

— В каком корпусе квартировал? В красном или в белом?

— Да меня с Биры прямо в «сборку» поместили. Этап в тот же день намечался.

— Ну и как там, в сборной хате?

— Терпимо, но без наезда не обошлось. Двое «шерстяных» беспредельничали в сборке, трясли мешки у мужиков, меня тоже хотели пощупать — за мужика приняли.