Слепящая пустота - Валентин Леженда

– Однако! – Харон слегка подался к ехидно ухмыляющемуся собеседнику. – Как же быстро вы работаете.

– В стремительности наш успех! – парировал главный курьер. – Ты только досматривал сон до конца, а Главный уже писал зашифрованное послание. Душа Нового Мира изъявила волю, нам необходимо вмешаться.

– Кому это «нам»?

– Апологетам! – едва слышно прошептал Фокс. – Сон видели исключительно члены Круга, причем некоторые раньше других, а у Главного он повторялся уже трижды. Стало ясно, это неспроста. Впервые за все время существования Круга Душа Мира открыто диктует свою волю.

– Я в это не верю! Все разговоры о том, что нашими устами глаголет некая незримая сила… или еще что-то в этом роде, – полная чушь. Членам Круга на самом деле необходимо только одно – безграничная власть. А все басни про мистические озарения хороши лишь для восторженных дураков из дальних поселений.

– Ты всегда казался немного отступником, так ведь, Харончик… – гаденько захихикал главный курьер. – Ведь именно поэтому три года назад тебя не выбрали главой Круга, хотя твоя кандидатура устраивала многих.

– Ты был как раз среди тех, кого она не устраивала, если мне не изменяет память.

– Память тебя не подводит, Харон!

– Что-нибудь еще?

– Нет, это все!

– В таком случае пошел вон!

Фокс медленно поднялся из-за стола и, понимающе улыбнувшись, направился к выходу из столовой.

– И когда они только успели… – раздраженно бормотал Харон на обратном пути в свои скромные апартаменты.

Предчувствие, скажем так, очень нехорошее. Мерзопакостное предчувствие. Плотно прикрыв лязгнувшую дверь, которой словно передалось недовольство хозяина, апологет нервно надорвал конверт. На раскрытую ладонь выпала небольшая металлическая бляха с выгравированным двуручным мечом и щитом. На щите имелся символ – древний египетский знак вечности «анх», так называемая «завязка от сандалии». Члены Круга всегда тяготели к дешевому позерству. Хотя тут уж, скорее, работал верный расчет – поразить воображение быдла. Мистические знаки, щит и меч! Какой-нибудь малокультурный идиот вполне мог клюнуть. Харон понимал, жетон откроет путь во многие форты. Руководство многочисленных поселений знало о существовании Круга и его немаловажной роли в судьбе всего Харькова. Однако находились и те, кто был вполне способен пойти на открытый конфликт с апологетами. Так называемые проблемные форты – коммунисты, мусульмане, азиаты, фашисты. Из них собственный апологет имелся только у первых, но это отдельная и не очень приятная история.

Так, с жетоном разобрались, теперь послание. Большой лист плотной качественной бумаги сложен пополам. Развернув его, Харон увидел бессмысленную абракадабру маленьких черных букв, отпечатанных на пишущей машинке. Буквы шли бесконечным потоком, без пробелов и знаков препинания. Один из самых примитивных методов шифровки, но по нынешним временам подходил и такой. Апологет взял с полки толстую темно-синюю книгу Маркеса «Осень патриарха». Внутри нашлась точная копия листа с посланием, только вместо букв – маленькие квадратные прорези. Харон аккуратно совместил оба листа. В пустых окошках появились символы. Символы сложились в слова. Апологет принялся внимательно читать, и по мере знакомства с посланием его лицо становилось все мрачнее и мрачнее.

Худшие опасения подтверждались: он становился разменной пешкой в грязной изощренной игре.

Глава 2

Нападение

Странно, но Данька отчего-то совсем не чувствовал страха. Ну вот ни на сколечко. Может, оттого, что черепа, скалившиеся с повязок захвативших его в плен людей, казались какими-то ненастоящими, напоминая ту книжку про пиратов, которую они когда-то читали с отцом? Как она там называлась, «Остров сокровищ», что ли?

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца…»

По какому-то удивительному совпадению, людей на мотодрезине тоже ровно пятнадцать: десять скованных мальчишек и пятеро бандитов. Причем один из них одноногий. Как хитрый судовой повар Джон Сильвер, оказавшийся потом кровожадным пиратом. И называл он скованных цепью детей по-морскому, «юнгами»: «Ты, юнга! Ну-ка прибери копыта от рычага, а то сейчас врежу, мало не покажется!»

Даньке казалось, что он – Джим Хокинс, попавший на пиратскую шлюпку, направляющуюся к необитаемому острову, где зарыты сундуки с золотом. Поэтому и было не совсем страшно, а как-то даже любопытно. Что же дальше?

Переживал? Это да. Но больше не за себя, а за папу. Куда тот запропастился? Данька точно знал, что отец выжил во время нападения. Даже в странном состоянии, из которого его потом вывело прикосновение жуткого незнакомца в глубоко надвинутом капюшоне (вот когда было страшно, потому как черные пальцы, ощупавшие Данькино лицо, оказались леденяще холодными), он сумел разглядеть, что среди тех несчастных, которых убили работорговцы, его папки нет.

Так где же он? Почему до сих пор не забрал из лап этих бандитов? Наверное, крадется сейчас за ними по пятам, дожидаясь удобного момента. Будто какой-нибудь Следопыт. А потом как нападет, как поубивает всех и освободит Даньку и его товарищей по несчастью. Он это может, он ведь о-го-го какой!

Хоть Музыкант (так его называли взрослые) и не занимал какой-то официальной должности в Холодногорском форте, люди его уважали и часто обращались за помощью и советом. То какой-нибудь спор из-за имущества разрешить, то порекомендовать, какое оружие против того или иного мутанта применять. А то и просто придумать имя новорожденному ребенку. Его не раз просили войти в Совет поселения, но он постоянно отказывался, будто от чего-то очень неприятного и непосильного. Данька сам дивился упорству папки. Ведь и так делает то, что и остальные члены Совета, так почему же не принять должность? Спрашивал пару раз об этом, но Карел морщился, как от зубной боли, и говорил, что когда Даня вырастет, то сам поймет.

Дядя Саша, их комендант, часто говорил, что Музыкант бежит от ответственности. Потому и в Совет не идет, и не женится, хоть мужик он справный и за ним любая баба на край света пойдет. Да только никуда он не бежит! Не зря же отец стал единственным из всех мужчин форта, кто не впал в отчаяние, когда на маленькое поселение обрушилось ужасное несчастье. Едва начали умирать люди, скошенные неизвестной болезнью, Карел взял на себя обязанности коменданта, заменив сраженного мором друга.

Данька содрогнулся, когда перед мысленным взором вдруг встало лицо дяди Саши, обезображенное жутким оскалом и кровоточащими черными язвами. Комендант скончался в страшных муках за один день. Вместе со всем семейством. Особенно жалко Танюшку, Данькину ровесницу и соученицу. Классная девчонка была…

Была.

Какое мерзкое слово. От него веет тоской и безысходностью. Вот и мама у него тоже – была. А он ее даже не помнит. Не то, что папа.

И не женился он не из-за какой-то там «ответственности», а потому, что до сих пор любит маму. И его, Даньку, тоже любит.

Как-то пару лет назад, поддавшись на уговоры дяди Саши, твердившего, что, дескать, отпрыску присмотр нужен, а то совсем от рук отбился, да и самому негоже себя молодым хоронить, Карел попробовал сойтись с одной молодой женщиной. Сначала все шло, вроде бы, хорошо. Наталья заботилась о мужчинах, как положено настоящей хозяйке дома. Однако Дане она почему-то не нравилась. Холодом от нее веяло. И глаза злые-презлые. Даже когда улыбалась. Мальчик молчал, чтобы не огорчать отца, радовавшегося, что и у них все пошло, «как у людей».

Но вскоре Музыкант отправился в рейд. Он частенько уходил куда-то на пару дней, а то и на целую неделю, возвращаясь домой с полным мешком удивительных вещей. Обычно за Данькой во время подобных отлучек отца присматривала тетя Света, жена коменданта. Сейчас же у парня появилась собственная мама, так что надобность в няньке отпала. Хотя это уж как сказать. Потому как не было до этого в жизни мальчугана худших семи дней, чем та неделя. Наталья только и делала, что маялась бездельем да «отдыхала». Проспав целый день, под вечер она куда-то уходила и являлась домой лишь к утру, едва держась на ногах. При этом от нее невыносимо разило спиртным. Угрюмо взглянув на Даню, явно не узнавая его, добиралась до кровати, падала на него и проваливалась в сон. Ее совершенно не интересовало, ел ли что пасынок, чем он занимался. Спасибо тете Свете, почти каждый вечер наведывавшейся к ним, чтобы по привычке узнать, как там соседский ребенок. Она его и подкармливала понемножку. И все выпытывала, как тут новая мамка. Ребенок ничего ей не рассказывал, переживая за отца и думая, что с его возвращением все, может, и наладится. Когда же Карел вернулся, то сам откуда-то узнал обо всем, что творилось в его отсутствие. Ни слова не говоря, вышвырнул из маленькой каморки нехитрые Натальины пожитки и так же молча указал на дверь. Потом посадил сына на колени, взъерошил ему волосы и тихо сказал: «Никто нам с тобой не нужен, правда? Сами как-то жили до этого, проживем и дальше…»