Тяготению вопреки - Гэри Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охранники завели его в сарай. Он увидел длинные столы - и других штатских, которые молча ждали. Почему-то от этого стало как-то спокойнее. Все они сидели на выставленных рядами дешевых пластиковых стульях под надзором полудюжины солдат с автоматами за плечами. У этих автоматов не было бульбообразных расширений дула, свойственного полицейским электрошокерам, и Кендрик вынужден был предположить, что они стреляют настоящими пулями.
И тут до него впервые дошло, что если он попытается бежать, его застрелят. Прозрения бывают разные - это было весьма неприятным. Пока два конвоира Кендрика вели его к прочим штатским, он посмотрел на длинные столы. За ними рядами сидели солдаты, у каждого сетевой коммуникатор и эллист. Они были заняты допросами штатских лиц, за каждым из которых стоял военный с оружием.
Конвоиры остановились перед солдатом, который отметил Кендрика «птичкой» в каком-то списке. Потом его отвели к свободному стулу. Никто из сидящих рядом не был рад здесь оказаться - кроме одного пожилого человека, который скалился как идиот.
Усевшись рядом с ним, Кендрик ощутил что-то знакомое и оглядел исподтишка сидящих рядом. Смешанная публика, в основном за тридцать и старше, хотя была пара совсем молодых, еще совсем подростков. Были черные, были белые и латиноамериканцы, были бедные с виду и богатые, и единственное, пожалуй, что было у них у всех общего, - тревога на лице.
Учитывая, что прямо рядом - вооруженная охрана, разговаривать никого не тянуло, что и понятно.
Вдруг тот старик обернулся к Кендрику с широкой улыбкой:
- Как поживаете?
Кендрик кивнул в ответ, но разговаривать тоже был не в настроении.
Старик подождал немного, пожал плечами и снова отвернулся.
Время от времени приводили и усаживали новых доставленных, и у каждого было такое же недоумение на лице, какое, наверное, было у Кендрика. Когда один начал было спорить, Кендрик внимательно прислушался к ответу солдата со списком. Тот сказал, что введены в действие чрезвычайные законы военного положения - пока не будет оценена опасность, угрожающая стране.
Но спор становился горячее, и тогда шагнул вперед другой солдат, поднимая автомат. От этой завуалированной угрозы по телу Кендрика пробежал холодок, и он снова стал смотреть на столы, где шел допрос. Когда допрос заканчивался, людей выводили через двери на другой стороне здания.
И снова-таки ничего нельзя был увидеть в этих людях общего для всех. Тут были домохозяйки, доктора, операторы бензоколонок - кто угодно.
Кендрик вцепился пальцами в колени, в голове теснились мысли о жене, об их дочери Сэм. Он уже несколько часов ничего не ел - завтракал он обычно по дороге на работу, - но, хотя день уже клонился к вечеру, голода он совершенно не чувствовал.
- Вот и выходит, что мы были правы, - произнес неожиданно чей-то голос совсем рядом. Кендрик обернулся и увидел, что пожилой сосед смотрит на него ясными и умными глазами.
- Пардон?
- На пардон нам рассчитывать не приходится. Меня зовут Марко. А вас?
- Кендрик Галлмон, - ответил он автоматически.
- Не тот Галлмон, что пишет в «Вашингтон фри пресс»? - спросил старик, вскидывая брови.
Кендрик кивнул. В любых других обстоятельствах ему было бы приятно, что его имя узнают. За пределами Вашингтона и вне круга подписчиков на новости «Пресс» мало кто знал его.
- Я вашу колонку каждую неделю читаю, - сказал Марко. - Вы довольно критичны по отношению к Уилберу?
- В любой другой исторический момент его бы направили на лечение за проповеди конца света. А мы его выбрали в президенты. Да, можете сказать, что я критичен. Но кто был прав, и насчет чего?
- Простите?
- Вы сказали: «Мы были правы». Насчет чего правы?
- Насчет репрессий. После того, что было сегодня утром на Западном Побережье.
Кендрик посмотрел недоуменно.
- А-а, - понимающе кивнул Марко. - Вы не слыхали?
- Я что-то слышал по радио.
Продолжая вести разговор шепотом, Кендрик пристальнее рассмотрел Марко. Изрезанное глубокими морщинами лицо, решительный подбородок и ясные голубые глаза, светящиеся интеллектом. Белый ежик волос на макушке. Одет он был с разумным соответствием моде, если учесть его очевидную старость, и создавалось впечатление, что за своей внешностью он следит. Чем дольше смотрел на него Кендрик, тем более знакомым казалось ему это лицо.
- Марко? - наконец вспомнил он. - Я вас знаю. Фредерик Марко, писатель. Вы автор «Акробата».
Когда-то, в отрочестве, Кендрик прочел этот роман в одно длинное скучное лето.
- Послушайте, - сказал Марко нетерпеливо. - Вы что, не знаете, что случилось в Лос-Анджелесе?
- В Лос-Анджелесе? А что?
- Случилось то, что его больше нет, - прошипел Марко, и улыбка его не исчезла ни на секунду. Можете Себе представить? Нет бульвара Сансет, нет Беверли-Хиллз, нет Венис-Бич… Любил я Венис-Бич, но нет его больше. - Он удивленно покачал головой. - Можете себе представить?
- Да что случилось-то? - еще раз спросил Кендрик с нехорошим чувством под ложечкой.
- Атомную бомбу там взорвали. - Улыбка Марко погасла на миг. - Наверное, кинокритики.
Улыбка вернулась на место.
- Атомную бомбу? - Новость звучала дико, омерзительно, но почему-то Кендрик ей поверил. Надо было только вспомнить, что случилось с ним в последние часы, чтобы понять: дело должно быть очень серьезно. Нет больше Лос-Анджелеса? С таким чувством, будто он играет роль в каком-то фильме, Кендрик спросил: - А кто?
Марко пожал плечами:
- Ума не приложу, сами выберите любого подозреваемого. Не китайцы - учитывая, как распался Китай. Остаются любые политические или религиозные группы ненависти, или террористы, или любая шайка психов, не в этом дело. Возвращаясь к сказанному: мы - люди вроде нас с вами - были правы насчет того, что случится со страной, когда дерьмо по трубам хлынет всерьез.
Все время в сарай приводили людей и уводили прочь. Марко продолжал:
- Эта страна долго катилась к чертовой матери, и сейчас тоже ничего не поменяется. Люди голодают, давно побежденные болезни возвращаются, став в десять раз сильнее, климат поменялся неузнаваемо, Гольфстрим перепохабили, четыре локальных атомных войны в Азии - только посчитать! - Он поднял кулак, разжал четыре пальца, показал на них по очереди. - Четыре! Плюс к тому - стихийные бедствия на Среднем Западе, оставившие миллионы погибших. Мы летим в струе порога на острые камни и делаем вид, что все будет хорошо. Что Уилбера выбрали в президенты - это только глазурь на торте. Или горсть земли на могилу. Марко наклонился к нему:
- Откровенно говоря, Кендрик, нам абзац, и кто-то просто вбил последний гвоздь в крышку нашего гроба. Из этой заварушки никто из нас живым не выйдет.
- Это уже паранойя, - ощетинился Кендрик,
- Да ты послушай, - настойчиво сказал Марко, положив руку ему на плечо. От неожиданной интимности этого жеста Кендрику стало неловко. - Ты - журналист, а людей с такой работой, как у тебя, не трогают только до тех пор, пока не сочтут, что они действуют против национальных интересов. В чем состоит национальный интерес - решает президент Уилбер. Поэтому сейчас национальный интерес требует выполоть всех, имеющих хотя бы неопределенные контакты с теми, кого Уилбер определил во «враги государства», реальные или воображаемые. - Марко мотнул головой, показывая на всех вокруг. - Обыкновенные люди, никакие не террористы. Кто-то оказался не в то время не в том месте, другой не за того голосовал, кому-то не повезло оказаться родственником кого не надо.
В голосе Марко слышался явный напор.
- Я не понимаю, что вы говорите.
- Я говорю, Кендрик, что мне семьдесят шесть лет. Я прожил долгую жизнь и отлично умел заводить себе врагов. Все мы здесь так или иначе, вольно или невольно, зная или не зная, стали чьими-то врагами. Я всегда говорил, что жизнь в этой стране - это проигранная битва, потому что победа всегда на стороне парней с оружием. И вот почему я сейчас так сделаю - важно, чтобы ты это понял. И запомнил, ради меня, на случай, если отсюда выберешься.
Вдруг Кендрик почувствовал, что жар бросился ему в лицо. Марко встал, немедленно привлекши к себе внимание бдительных охранников.
- Марко, ради Бога!..
Кендрик тоже вскочил, схватил старика за рукав, но Марко с неожиданной силой его стряхнул и пошел между рядами стульев. Остальные задержанные смотрели на происходящее с интересом, удивлением, но чаще - со страхом.
Выругавшись себе под нос, Кендрик резко шагнул за стариком, снова схватил его за рукав, не давая идти дальше. Один из солдат направился к ним.
- Что ты хочешь этим доказать? - прошипел Кендрик. Марко обратил на него спокойные серые глаза.
- Я предпринимаю решительное действие - термин, который так любит всюду втыкать президент Уилбер. Мы с тобой знаем, что таких избирают лишь в крайних обстоятельствах, а эта страна сейчас уж точно в очень крайних обстоятельствах.