Крестом и булатом. Вторжение - Дмитрий Черкасов

— Ага... А мины? — Владислав посмотрел на Рядового, отслужившего в саперном подразделении.

— А смысл? — вопросом на вопрос отреагировал Семен. — Зверье заблудившееся подрывать? На болоте мину не поставишь, в горах на склонах — тоже толку мало. Любой оползень по весне — и кранты всему минированию.

— Хорошо. Тогда пусть кто нибудь мне объяснит, почему федералы не трогают интересующий нас аул?

— Не имеет стратегического значения, — предположил Янут.

— Слишком труднодоступен, — высказался Лукашевич.

— Руки не доходят, — с дальнего конца стола заявил Гречко.

— Одна голова хорошо..., — тихо проворчал Филонов.

— ...А две — это уже мутация, — закончил Рокотов. — По моему мнению, дело в следующем. У чичиков, что держат заложников, есть договорка с кем то из федералов немаленького уровня. Совместный бизнес, так сказать... Одни капусту состригают и делятся вовремя, вторые их не трогают. Типа, в упор не видят...

— Ты хочешь сказать, что, кроме самих чичиков, нам надо опасаться еще и наших? — спросил Веселовский.

— Именно.

Собравшиеся в горнице казаки помрачнели.

— Хреновато, — неожиданно для всех изрек отец Арсений.

— Батюшка, что за выражения! — притворно смутился весельчак Гречко. Напряжение немного спало.

— Но это все равно ничего не меняет, — подвел итог Рокотов, — мы уже решили идти. Просто будем внимательны вдвойне... Теперь вопросы снаряжения, — биолог положил поверх карты разграфленный листок бумаги. — Я буду называть вид вооружения, а те, к кому это относится, записывают. Ручки карандаши у всех есть?

Казаки уже привыкли к редкому педантизму Владислава и потому с готовностью продемонстрировали пишущие приборы.

— Начинаем с гранатометчиков. Каждый берет по тридцать зарядов. Двадцать четыре осколочных и шесть термобарических[20]. Это помимо четырех в стволе. К «пэ пэ девяносто» — по пять магазинов плюс коробку с сотней патронов... Записали? Идем дальше... Снайпера с «эс вэ у». Десятипатронные магазины — четырнадцать штук. Плюс один в аппарате. Патронов россыпью — двести...

— Не маловато? — спросил Туманишвили.

— В самый раз. Кроме огневой мощи существует понятие «мобильность». С центнером на плечах по горам не побегаешь...

— Верно, — поддержал командира опытный Филонов.

— Теперь «винторезчики». По десять двадцатипатронных магазинов, один в стволе, сто пятьдесят — двести патронов дополнительно. Сколько — каждый решает сам для себя. С «Грозой» — аналогично.

— А пистолеты? — встрепенулся Дима Славин.

— Помню, помню... К «пээсэскам» по пять обойм, считая ту, что в пистолете. К «эмэспэшкам» — по восемь десять зарядов, это непринципиально. С ножами каждый разбирается самостоятельно... И напоследок — гранаты. Все, кроме гранатометчиков, берут по шесть «эф один». Гранатометчики — по три. Или нет, лучше по две... Все ясно?

— Йес, сэр! — звонко отрапортовал Гречко и заржал.

— Вот и замечательно.

— А передатчики? — Насупился Чубаров.

— Радиосвязи у нас не будет, — просто ответил Рокотов.

Казаки удивленно вскинули брови.

— Как это не будет? — первым подал голос Леша Веселовский.

— Очень просто, — Влад внимательно оглядел собравшихся. — Радиопереговоры для нас слишком опасны. Чечены — не идиоты, вполне могут сечь эфир. Появление в районе чужого сигнала вызовет соответствующую реакцию... Есть РЭБ (Части радиоэлектронной борьбы и радиоперехвата) и у федеральных сил. По выявленным ими координатам нас либо сотрет в порошок авиация, либо на перехват выйдет спецназ. Ни то, ни другое нам не нужно...

— Владик прав, — покачал головой Филонов.

— Что тогда со связью в нашем отряде? — спросил Чубаров.

— Элементарно, — Рокотов потянулся. — Назначаем двух «пейджер боев». Будут курсировать между авангардом, арьергардом и центральной группой и передавать сообщения. Предлагаю Василия и Семена...

— Почему опять я? — попытался возмутиться Славин.

Дмитрий зыркнул на младшего брата. Василий поднял вверх руки.

— Все понял. Был неправ.

— Ты бегаешь быстро, — объяснил усмехающийся Влад. — Запасным к тебе пойдет Денис. К Семену — Данила.

— Ясно, — кивнул невозмутимый верзила Лукашевич.

— «Пейджер боями» работают только те, у кого «Винторезы», — продолжил биолог. — У остальных своих обязанностей навалом. Никита ведет группу, снайперы проводят общее наблюдение, гранатометчики волокут снаряжение... Естественно, совсем без связи мы не обойдемся. Но она будет заключаться только в двух передатчиках. На случай срочного сообщения на базу...

В охотничьем хозяйстве возле Тарского возвращения группы должны были ожидать родственники Чубарова и Туманишвили — десяток вооруженных мужиков в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет, способных — выдвинуться навстречу отходящему с боем отряду. Третий день они уже находились на месте и готовились встречать вертолет.

— В общих чертах план мы выработали. Что будет конкретно — узнаем на месте, — Владислав поднялся и прошелся вдоль стола. — Всего не предусмотришь. Но вероятность успеха очень велика... Кто сомневается, еще есть время отказаться и остаться в Тарском...

Сомневающихся не нашлось. Настоящие казаки всегда идут до конца.

С эмиссаром председателя «Всепланетного Еврейского Конгресса», а заодно — и владельца щвейцарской фирмы «Noga Ingeneering S.p.A.» Ицхака Гаона Анатолий Борисович Чубайсенко встретился совершенно открыто. Прямо в своем кабинете московского офиса. Ицхак Гаон через подставные компании скупил несколько процентов акций энергетического монополиста, и потому визит одного из акционеров не вызывал никаких подозрений.

Эмиссар был худ, как сушеная вобла, лишен чувства юмора и свободно говорил по русски, так как происходил из семьи недавних эмигрантов, долго и скандально добивавшихся выезда из СССР на «землю обетованную», а в результате оставшихся в Германии, где принялись доставать своими дурацкими претензиями терпеливых бюргеров.

Чубайсенко сухо поприветствовал визитера, приказал секретарю, чтобы его ни с кем, кроме высших должностных лиц, не соединяли, и провел запечатанного в душный черный костюм гостя в специальную комнатку для секретных переговоров.

Эмиссар уселся на диванчик и выжидательно посмотрел на главного энергетика России.

«Ржавый Толик», как Чубайсенко именовали и друзья, и враги, включил систему глушения подслушивающих устройств, и помещение наполнилось негромким гудением.

— Что вас ко мне привело? — визит не был оговорен заранее, и чиновник не знал, с чем прибыл посланник Гаона.

— Последние события на бирже, — немного гнусаво ответил незваный гость.

— А именно?

— Падение котировки, предприятия. И слухи о пересмотре продажи пакета акций.

Российские энергосистемы были приватизированы с дикими нарушениями закона. Вместо положенных двадцати пяти процентов акций иностранные компании получили тридцать три, еще десять процентов находились вообще неизвестно в чьих руках, в стане российских держателей постоянно шла грызня, время от времени заканчивающаяся отстрелом наиболее зарвавшихся бизнесменов. В развитие производства или хотя бы в ремонт обветшавшего оборудования никто не думал вкладывать ни копейки, предпочитая решать свои финансовые вопросы путем веерных отключений и правых, и виноватых, и переправляя денежки со счетов корпорации на свои личные, по странному совпадению сплошь находящиеся в банках оффшорных зон.

А с введением в совет директоров Главы Президентской Администрации ситуация только осложнилась.

Стальевич привнес в и так запутанные отношения между акционерами и потребителями еще большую путаницу, ибо сам хронически не мог не воровать то, до чего дотягивались его загребущие ручонки.

— Колебание курса акций — явление временное и носит сезонный характер, — спокойно отреагировал Чубайсенко. — А слухи о пересмотре итогов продаж ничем не подтверждены. Я недавно беседовал с Президентом. Он мне ясно дал понять, что против деприватизации. Надо будет — внесем соответствующие изменения в законы... Госдума уже наша, и вам волноваться не о чем.

— Я что то не видел в проектах законов подобного документа...

— На подготовку проекта уйдет пара дней. Успеем.

— Вы понимаете, что произойдет, если наши интересы пострадают, — в голосе эмиссара прозвучала угроза.

— Не надо со мной разговаривать в подобном тоне! — вскипел Чубайсенко. — Я еще ни разу не нарушал наши договоренности, а вы все время мне намекаете на негативные последствия. Ни к чему хорошему это не приведет. Не хотите со мной работать — извольте, договаривайтесь с кем нибудь другим. Я лично могу спокойно уйти с этого поста. Ничего, кроме головной боли, он мне не принес...

Ржавый Толик тактично умолчал о семи миллионах долларов, которые ему удалось скоробчить за год пребывания на новой должности.