Зеркала - Мария Ермакова

Фигура развернулась и скрылась в глубине коридора. Ее движения были молниеносны — Инвари успел заметить лишь сияние, исчезающее за поворотом, и ринулся за ним. Оно больше не оглядывалось, словно знало, что Инвари не прекратит преследования. И действительно, здравый смысл юноши остался в галерее. Он бежал, как одержимый, по подземелью незнакомого замка, не замечая разветвлений, не считая поворотов, не чувствуя, что воздух стал гуще и прохладней.

Внезапно, земная твердь окончилась под ногами. Он рухнул в бездну под визгливый хохот. В падении он перегруппировался, и когда его швырнуло на камни, упал на здоровый бок. Но и этого было достаточно, чтобы потерять сознание.

Визгливый хохот затих вдали.

***

Инвари очнулся нескоро, и застонал, не столько от боли, сколько от досады на собственную глупость. Разве не предупреждал его Учитель, что "огонь должен гореть ровно, а не рваться на ветру?". Другими словами, что Подмастерье никогда не должен терять головы. А он бросился вперед, не подумав о последствиях! Непростительная ошибка!

Он осторожно ощупал камень под собой и пришел к неутешительным выводам: его чудом удерживал узкий выступ над какой-то ужасной бездной. Он лежал, прижавшись спиной к отвесной стене, которая нависала над ним, почти теряясь в вышине. Там едва различался серой дымкой край обрыва. Инвари боялся пошевелиться, чтобы не сорваться, и безнадежно смотрел вверх, пытаясь привести в порядок разбегающиеся из гудевшей головы мысли.

Вдруг наверху послышался шум, и над краем обрыва появилось светлое пятно.

— Эй, — окликнули его, — чужестранец, ты здесь?

— Здесь, — громко отвечал Инвари. — Кто ты?

— Неважно. Я бросаю веревку. Не смотри вверх — я не хочу, чтобы ты видел меня.

— Я играю по твоим правилам, ибо у меня нет выхода! — пробормотал юноша, ощупывая конец веревки, тотчас упавшей ему на лицо.

На ощупь она казалась крепкой, но он все еще колебался.

— Что ты там копаешься? — голос зазвучал раздраженно. — Можешь оставаться там навсегда, если хочешь!

— Нет! — Инвари схватил веревку, и осторожно встал на ноги. — Я лезу.

— Не смотри вверх! — напомнил голос.

Инвари повис над бездной…

Через некоторое время он с трудом перевалил через край, и упал навзничь, тяжело дыша. Сильные руки поспешно оттащили его подальше от обрыва и, перевернув на бок, завязали глаза какой-то тряпкой.

— Это еще зачем? — удивился Инвари. — В такой темноте руки не разглядишь.

— Не ври. Ты разглядишь.

— Почему ты так думаешь?

— Я следил за тобой — ты слишком уверенно шел в кромешной темноте. А это возможно лишь в двух случаях: или ты знаешь подземелье замка как свое оружие, или ты видишь в темноте. Но я уверен, что раньше ты никогда здесь не был, значит…

— …Я вижу в темноте! Прекрасная логика! И что ты собираешься делать со мной?

— Вывести отсюда. Ты ведь этого хочешь?

— А почему ты мне помогаешь?

— А почему ты задаешь так много вопросов? — съязвил голос. — Я спас тебя — этого мало?

— Извини. — Инвари смутился.

Его взяли за шкирку и поставили на ноги.

— Сильно расшибся? Идти сможешь?

— Попробую.

Инвари сделал шаг, и тут же, охнув, осел на землю.

Без лишних слов неведомый спаситель взвалил его на плечо и понес прочь. Он двигался легко, и Инвари невольно подивился его силе.

Через некоторое время его осторожно опустили на пол.

— Ты вполне освоился с потайным ходом, монах, дальше поползешь сам, — раздался шепот незнакомца. — И, коли не сидится спокойно в гостях, уматывай отсюда поскорее и подальше! Смерть редко ошибается. Досчитай до тринадцати и сними повязку.

Инвари не успел и рта раскрыть, как подул холодный воздух и он почувствовал, что рядом никого нет. Он сорвал тряпку с лица, но успел увидеть лишь, как колыхнулась портьера в углу. Незнакомец доставил его в пустующий холл, уставленный доспехами, и даже засунул в потайной ход. Инвари понял, почему дальше ему придется двигаться самому — в узком пространстве нести другого человека было невозможно. "Я не успел даже поблагодарить его!" — с горечью подумал он и попытался встать на ноги. Похоже, количество сломанных ребер удвоилось.

Собрав последние силы, он вернулся в свои покои, и снова просканировал коридор. Солдаты стояли, словно деревянные, а шпик за гобеленом задремал. Раздевшись и туго перетянув грудь попавшимся под руку полотенцем, Инвари сбросил с кровати все подушки, и улегся на сразу ставшее жестким ложе. Он закрыл глаза и начал следить за собственным дыханием. Боль удалялась по мере его погружения в медитацию. Ему надо было восстановить силы. Он должен проснуться здоровым!

***

Никто не беспокоил его сон. Инвари открыл глаза равно в полночь — далеко, на башне Ратуши пробили часы. По комнате клубился лунный свет.

Он легко поднялся и развязал тугое полотенце. Тело больше не ныло, отеки на ушибах спали. Напоминали о себе только сломанные ребра. Впрочем, он чувствовал, что процесс сращивания уже начался. Для его успешного завершения придется оберегать бок от ударов какое-то время. Лунный свет, серебривший его кожу, медленно, но верно вливал свежие силы. Не надевая рубашку, Инвари распахнул окно и подставил лицо свежему ветру.

Как хороша была Ильрийская земля под звездным небом! По северному прозрачный осенний воздух позволял видеть далеко вокруг. Кое-где внизу еще подрагивали огоньки, но в целом город спал. Освещены были лишь городские стены, неровным кругом опоясавшие его. Прямо за ними расплылось огромное чернильное пятно, в котором не горел ни один огонек — Ильрийская Чаща. Пристально вглядываясь, Инвари видел за ней и смутную линию горизонта. Звездный свет был для него подобен солнечному, но прекраснее в тысячи раз. Поднебесье — страна полутени! И такая тоска по ней пронзила сердце подмастерья под этим сияющим куполом, что он, застонав, обхватил голову руками. Запрокинул лицо навстречу лунному свету, и зашептал одну и ту же фразу на языке, чуждом этому прекрасному миру: "Арго эн торрес. Но миа!" — "Все пребывает в мире. И ты в мире и мир в тебе" — шептал он певучие слова Поднебесья. "Все во мне! Я помню это… И сумрачные леса, и легкие склоны Хрустальных гор и серебряные ручьи. Зверей и птиц, не знающих, что такое страх перед человеком. И родных мудрецов. И Учителя, которому знакомы и боль, и ненависть, и ярость. Он видел зло. Но он выше мира, где так много страдают и лгут! Таковы они все — Мастера. Потеряв свой мир, они живут и умирают ради мира, приютившего их! Умирают? Уже долгое время никто из Мастеров не покидал Поднебесье навсегда…" — так думал он, и сердце его сжималось. Кто будет следующим? Кто уйдет туда? "Не надо бояться пути в один конец, — говорил Учитель. — Все пребывает в этом мире. Все движется. Это — благо, это — аксиома". "Почему, ну почему мудрые должны уходить?" — спрашивал Инвари, когда был еще мальчишкой, и мысль о том, что и Учитель уйдет когда-нибудь навсегда, приводила его в ужас. "Потому что они мудры" — "Но почему тогда злые остаются?" — "Потому что они злы. Мир существует, Инвари, он существует независимо от нас. Мы можем лишь поддержать равновесие и сделать его чуть-чуть лучше". Так говорил Учитель, и его белые глаза смотрели на Инвари с любовью и печалью. И где-то в глубине их таилось знание о собственной судьбе и о судьбах всех живущих. Знание неимоверно тяжелое, знание одинокого скорбного пути. Знание, делавшее Учителя Мастером.