Ушелец - Пол Андерсон

Сигманец что-то прогудел, так что слышно было снаружи. Автоматически сработал фонограф. Ивонна подумала, какая уйма времени была потрачена впустую на изучение этих фонограмм. Над ними бились сотни ученых, в том числе и сама Ивонна.

Перед ней стоял микрофон, от которого шел провод к укрепленному на стене звукосинтезатору. Этот прибор мог воспроизводить элементы сигманской речи — если, конечно, то была речь — и комбинировать эти элементы.

Для верности Ивонна краем глаза взглянула на записи, набросанные в планшетке, и отчеканила первую из приготовленных фраз. Синтезатор выдал мешанину звуков, напоминавших совместное звучание баса и дисканта, поддержанное дружным чириканьем и свистом.

«Сработает ли?» — подумала Ивонна, еле сдерживая сердцебиение.

Глаза сигманца поднялись вертикально и застыли.

Ивонна проиграла вторую фразу. Сигманец широко расставил клешни. На сей раз его реакция превзошла все результаты, полученные ранее. Ивонна подождала, пока звуки стихнут, затем достала из планшетки пачку фотографий и рисунков. На первой картинке был изображен обнаженный мужчина. Ивонна вновь проиграла последнюю фразу.

Та же фраза с легкими вариациями сопроводила картинку с женщиной. Третья версия — картинку с изображением смешанной группы людей. Сигманец выпрастывал из-под чешуи один усик за другим. Может, ее идея наконец сработала? Может, он сообразил, что она предлагает ему слова, означающие «человек-самец», «человек-самка», «люди»?

Сигманец вдруг зашевелился и исчез из виду. Ивонна ждала, вне себя от радости. Вскоре сигманец вернулся, волоча некий шаровидный предмет.

«Проектор! — вспомнила Ивонна. — Господи! Он же года два его не вытаскивал!»

Перед ее глазами прямо в пространстве замелькали цветные объемные формы, кривые, зигзаги. Картинка постоянно менялась, переливаясь, словно бегущая вода. Тем временем сигманец верещал, урчал, водил усиками, словно дирижировал, и наконец выпустил довольно сильную струю желтой жидкости.

Ивонна помотала головой. Полный провал! Удар ниже пояса!

— Я не понимаю! — произнесла она пересохшими губами.

Сигманец застыл, стало тихо. Затем, убрав почти все усики, он показал с помощью проектора красную полосу, которая своим острым концом указывала на него. Он ждал. Ивонна запустила фонограмму. Тот повторил ее. Полоса переместилась, указывая на Ивонну. Та пустила фонограмму «женщина» и услышала, как сигманец повторил ее.

На мгновение в глазах Ивонны потемнело. Она едва не расплакалась — от счастья! Три года спустя пришелец наконец пошел навстречу и готов приступить к поиску общего языка!

Повернув голову, Ивонна увидела, как в отсек вплывает ее коллега, облаченный в скафандр, и чертыхнулась про себя. На радостях она совсем забыла про Вана Ли. Тут же у нее мелькнула мысль, что от напряжения она вся взмокла и пахнет сейчас так, как не подобает пахнуть женщине.

Видимо, сигманец тоже был не против сделать перерыв. Он переместил проектор, воткнув его между двумя отростками, отходящими от какого-то изящного завитка, и уполз в гущу растений. Листья стали колебаться и шелестеть — видимо, сигманец, как обычно, включил вентиляцию.

Ивонна не стала задумываться, почему сигманец удалился. Дрожащими руками она собрала свои записи, затем подошла к магнитофону и, поработав на клавиатуре, вывела на экран дисплея сработавшие фонограммы.

— Здравствуйте, доктор Кантер.

От ее раздражения не осталось и следа. Ивонна не могла сдержать радости даже перед этим мужчиной, которого недолюбливала. Тот уже снял скафандр и висел теперь рядом с ней, слегка пожимая ей руку. Ивонна неловко обняла его, так что тот едва не отлетел к другой стене, и крикнула ему прямо в ухо:

— У меня получилось! Мы победили! Мы нашли ключ!

— Что? — Обычно бесстрастный, Ван открыл рот и посмотрел на Ивонну большими глазами. — Вы уверены?

— Десять слов за час! — выпалила она, отпустив его. — Мы повторили их много раз, ошибки быть не может. Смотрите. Нет, лучше послушайте, я промотаю ленту назад. Смотрите на мои записи и слушайте. Вот изображения разных мужчин: цвет кожи, одежда, телосложение… Сигманец не может их перепутать… А я каждый раз называла одно и то же слово: «человек-самец…»

Планшетка вывалилась из рук Ивонны и поплыла в сторону. Ван поймал планшетку и, морща лоб, принялся листать записи.

«Может, и хорошо, что он холоден как рыба, — подумала Ивонна. — Будь на его месте кто-нибудь другой, кто способен радоваться по-настоящему, я бы… я бы такое натворила! А нам еще работать и работать. Нужна полная концентрация».

Ивонна изучала Вана. Тот был родом из Северного Китая, несколько выше ее ростом, худощав. Всегда чисто выбрит, как это принято у китайцев, довольно тяжелый подбородок, широкий нос, высокий лоб, короткие седые волосы. По собственному почину или нет, он всегда носил грязно-коричневую униформу, какую обычно носят служащие в Китайской Народной Республике. Ведь он был не просто профессором Пекинского университета. Китайские власти поддерживали его исследования в области так называемой лингвотерапии не столько из-за того, что результаты могли бы оказаться полезными при лечении душевнобольных, сколько из-за того, что они усматривали в них инструмент ассимиляции тибетцев, монголов и прочих национальных меньшинств. Однако Ивонна была убеждена, что сам Ван преследует только научные цели.

— Чудесно, если правда, — вымолвил наконец Ван. По-английски он говорил довольно сносно, с легким акцентом. — Извините, конечно, но сколько у нас было неоправдавшихся надежд. Сигманец поначалу всегда вроде бы готов сотрудничать, но не проходит и часу, как он надолго исчезает, а потом и вовсе не желает видеть нас несколько дней.

— Точно, — поддержала Ивонна. — У меня был целый час. И впервые, как я уже сказала, результаты обнадеживают. Он воспринимает слово в ассоциации с картинкой и повторяет его, если ему эту картинку показать. Такое впечатление, что раньше он пытался научить нас словам своего языка, но быстро отказался от этой идеи, когда мы проиграли ему эти фонемы на своем звукосинтезаторе. А наши попытки предложить звуковой или визуальный код оказались еще более печальными. Я же… — Ивонна оборвала себя на полуслове. — Погодите! Он возвращается! Вы все увидите сами.

Сигманец притащил какой-то переливающийся яйцевидный предмет и укрепил его на стойке у стены купола.

— Я уже видел эту штуку, — заметил Ван. — Но очень недолго. Полагаю, это записывающая аппаратура.

— Похоже, он намерен установить с нами обратную связь. Ведь теперь, когда мы вплотную подошли к разработке общего языка, ему тоже нужно что-то записывать.

Ивонна с сигманцем снова принялись за работу. Ван Ли не двигался и просто завис, наблюдая за происходящим. Вообще говоря, ничего особо драматического не происходило: обмен звуками, женщина показывает картинки, сигманец проецирует нечто похожее (так живопись Давида можно было узнать в полотнах Ван Гога) — и при всем при том происходящее было воистину достойно высокой драмы!

Часа через два сигманец, видимо, устал и сделал перерыв. Ивонна не возражала. Она была как выжатый лимон. Забравшись в санитарную кабинку, она разделась, обтерла тело губкой и переменила белье. Выйдя из кабинки, она увидела, что Ван уже раскрыл ящик со съестными припасами и разогревает пищу. Он протянул Ивонне фляжку с горячим кофе.

— Спасибо.

Несколько глотков согрели ее и сняли напряжение. Она широко потянулась.

— Жаль, что тут нет шампанского, — мягко улыбнувшись, заметил Ван.

— О, я почти не пью. Предпочитаю курить, табак, конечно, не марихуану.

— В этом мы похожи, — сказал Ван и пристально посмотрел на Ивонну. — Быть может, вы объясните мне, как вам удалось добиться такого успеха? А это и впрямь выглядит как полный успех. С чем я вас от всего сердца и поздравляю.

«По крайней мере, он человек», — подумала Ивонна. Быть может, эта мысль в сочетании с триумфальным настроением и желанием разрядиться побудили ее отнестись к Вану несколько дружелюбнее, чем она позволила бы себе при других обстоятельствах. В конце концов, их тут всего двое, в этом чужом безмолвном отсеке.

— Разумеется, — сказала она, прихлебывая кофе. — Правда… я сейчас устала, и мысли скачут. Можно я изложу это как-нибудь попроще, чтобы и ребенку было понятно?

— Это было бы прекрасно. Такое изложение дает перспективу и при нашем избытке информации вычленяет главное. Кроме того, ваш будущий отчет вряд ли окажется для меня легким чтением.

Ивонна заговорила быстро, словно ее прорвало.

— Да уж как-нибудь разберетесь. Вы же знаете, что до проекта «Сигма» я занималась математической семантикой, правда, моя диссертация была посвящена сравнительной лингвистике. Там много формул… В чем собственно дело? Сигманец не может воспроизводить звуки типа человеческой речи, но потчует нас своей ударно-свистковой симфонией. В свою очередь, мы не в состоянии воспроизвести сигманские вокабулы. Правда, у нас есть звукосинтезатор, но работать с ним почти невозможно. Десятки сердечников, перемещаясь в электромагнитном поле, создают версию языка, который использует одновременно сотни различных частот и амплитуд. Не имея соответствующего инструментария — и теперь, мне кажется, я знаю почему, — сигманец сперва попытался научить людей своему языку. Все его звуки, все его странные, хоть и красивые, картинки и прочее… Мы зашли в тупик. То есть ни у одной из исследовательских групп не было конструктивных идей. Правда, я здесь не с самого начала… Мы тоже пытались показывать сигманцу разные картинки и предметы, а тот при этом издавал звуки. Мы сделали фонограммы, заложили их в синтезатор и пытались комбинировать их так и сяк, чтобы обозначить более абстрактные понятия. Скажем, «человек» и «сигманец» означает «разумные существа». Однако сигманец вскоре вернулся к своим прежним загадочным звукам. Мы предположили, что, видимо, сигманский язык настолько отличается от человеческого, что все наши комбинации для него просто бессмысленны.