В погоне за мощью - Уильям Мак-Нил

Таким образом «кавалерийская революция» вызвала к жизни два течения. Время от времени кочевникам удавалось покорить ту или другую из цивилизованных земель с преимущественно полевым и пастбищным ландшафтом – Китай, Ближний Восток или Европу. Параллельно с этим движением с пастбищ на обрабатываемые земли шел поток миграций с востока на запад в степной полосе. В первом случае степняки становились правителями и землевладельцами в завоеванной стране и забывали свой прежний кочевой уклад; во втором – традиции степной жизни лишь укреплялись в еще более благоприятных условиях. Усилия цивилизованных владык и армий отбить натиск кочевников редко достигали успеха, и даже Великая Китайская Стена оказалась бессильна пресечь набеги и грабежи.

Географические и социально-политические условия обусловили изменчивое равновесие между пастбищем и пашней. Недостаточный уровень осадков делал земледельчество невыгодным на территории степи. Хотя, если быть точнее, в регионах с более благоприятным уровнем естественного орошения (например, Украине), зерновое земледелие было достаточно выгодным. Здесь, а также в Маньчжурии, Малой Азии и Сирии кочевое пастбищное скотоводство составило зерновому земледелию конкуренцию по части эксплуатации плодородных земель. Воины-кочевники, решившие остаться на постоянное жительство в земледельческих районах, зачастую полностью вытесняли пахарей-однако более высокая производительность зернового земледелия неизменно проявлялась в том, как в периоды мира и роста населения пашни начинали наползать на пастбища до тех пор, пока новая волна военно-политических перемен не накатывала новыми набегами, новым разрушением и, наконец, возвращением к скотоводческому быту.

Обоюдонаправленная текучесть границы между оседлыми пахарями и кочевыми пастухами на обширном пространстве Ближнего Востока и Восточной Европы сохранялась более двух тысячелетий – с 900 г. до н. э. по 1350 г. н. э. В целом, военное преимущество, которое кавалерийская тактика обеспечила кочевникам в течение столь продолжительного времени, свидетельствует о том, что скотоводческий уклад располагал к территориальной экспансии, тогда как зем- ледельчество всегда оставалось в соответствующих климатических границах.

На Дальнем Востоке муссонное распределение осадков привело к еще более резкому размежеванию между оседлыми и кочевыми народами. Более того, высокая прибыльность интенсивного хозяйствования китайцев на лессовых почвах полуплодородных северных провинций настолько превосходила все, что пастушество могло выжать с этих земель, что промежуток времени между очередным опустошительным набегом степняков и возрождением зернового земледелия оказывался сравнительно кратким(17*).

Географические и социально-экономические факторы помогают уточнить шаткий баланс сил между кочевыми племенами и оседлыми земледельцами, который вновь нарушился ввиду последующих изменений в системе вооружений (не столь масштабных, как упоминаемые выше, однако достаточно серьезных, чтобы преобразить общественный уклад в значительной части Азии и почти всей Европы). Между VI- V вв. до н. э. иранские землевладельцы и воины вывели новую породу лошадей, способную нести всадника в тяжелых доспехах(18*).

Конечно, такие лошади, которые сами часто несли броню для защиты от стрел, не могли сравниться в резвости с маленькими степными лошадками. Однако конница, хотя бы и частично неуязвимая для стрел и способная к наступательным действиям при помощи лука или копья, явилась наиболее эффективной формой обороны против степных набегов из всего, что существовало дотоле. Конечно, крупные кони требовали больше фуража, в то время как пастбищ в земледельческих районах было слишком мало. Однако выращивание кормовых, и прежде всего, люцерны, разрешило и эту проблему( 19*) . Таким образом, стоимость прокорма крупных лошадей резко снизилась, и иранцы смогли содержать мощные бронекавалерийские силы на обрабатываемых землях. Эти воины сумели оградить крестьян от большинства кочевых рейдов, поскольку их собственное существование напрямую зависело от эффективной защиты земледельцев.

Тяжелобронированная кавалерия на иранский манер оказалась крайне выгодной в странах, открытых степным набегам. Однако там, где стены городских укреплений позволяли обеспечить безопасность политически активного населения, военное превосходство подобной системы обороны, зиждевшейся на тяжелой кавалерии, иногда оказывалось невостребованным. Поэтому эта новая техника распространялась по берегам Средиземноморья крайне медленно; при Адриане (правил в 117 – 138 гг.)( 20*) римляне начали экспериментировать с тяжелой кавалерией, однако число «катафрактов» (как они именовались по-гречески) было слишком малым для серьезного дела. Более того, в Риме и позднее в Византии им платили жалованье, тогда как в Иране им позволялось напрямую получать свое довольствие от крестьян, среди которых они и жили(21*). Коренная перестройка феодальной организации Византии началась лишь в начале X века, сильно отстав от Латинской Европы, где реорганизация началась с введением нового вида кавалерии Карлом Мартеллом в 732 г.

Ради точности упомянем, что франки по-новому задействовали тяжелых коней. Рыцари-латиняне предпочли луку оружие ближнего боя – копье, булаву и меч. Отказ от восточной тактики боя вполне соответствовал уничижительному отношению гомеровских героев к стрельбе из лука. В то же время он отличался от иррационального использования колесниц под Троей – рыцарская тактика зарекомендовала себя в качестве крайне успешной, поскольку скачущий в атаку полным галопом рыцарь концентрировал неимоверную мощь на острие своего копья. Только оснащенные подобным образом армии могли противостоять столь концентрированной силе. Чтобы усидеть на коне в момент нанесения удара, всадник должен был иметь прочную опору в виде стремян. Последние появились на пороге V -VI вв. и столь быстро распространились по Евразии, что сегодня уже невозможно точно указать, кто и где их впервые ввел. Это новшество не только сделало рыцарей Запада грозной силой, но и повысило эффективность степной конницы, поскольку скачущий лучник, привставший на стременах, мог целиться гораздо точнее(22*).(41c*)

Тяжелая кавалерия в западных Азии и Европе возымела то же воздействие на общественно-политические структуры, что и появление колесниц восемнадцатью веками ранее. Когда подобная мощь оказалась сосредоточенной в руках немногих оснащенных и обученных избранных, центральная власть не могла препятствовать им в непосредственном изъятии и потреблении сельскохозяйственных излишков. Результатом стал «феодализм», хотя и в Иране, и на средиземноморском побережье старые имперские формы и амбиции явились примером и прецедентом для восстановления не в пример более эффективной центральной власти, когда баланс сил в военных делах вновь сместился в пользу форм централизованного правления(23*).

На Дальнем Востоке развитие шло иным путем. Несмотря на то, что в результате среднеазиатского похода императора Ву-Ти в 101 г. до н. э. тяжелые иранские кони попали в Китай, однако здесь они не приобрели такого значения, как у себя на родине. Китай располагал арбалетами, способными поразить закованного в броню всадника на расстоянии более ста метров-более чем достаточный довод не в пользу тяжелой кавалерии. Более того, китайские цари предпочитали использовать средства, получаемые от централизованного налогообложения, на поддержание приемлемого баланса между жалованьем профессиональным пограничным гарнизонам и дипломатическими подарками-выплатами правителям по ту сторону границы. Соответствующее равновесие между налогоплательщиками и налогопользователями в китайском обществе, установленное при императорах династии Хань (202 г. до н. э. – 220 г. н. э.) являлось долгосрочным и легковосстановимым даже после провалов в результате бюрократического казнокрадства и взяточничества-и даже губительных нашествий варваров.

В рамках вероятностей, определяемых господствующей системой вооружения, разница в дисциплинированности и выучке являлась важной переменной величиной; и внезапное восхождение великих военачальников прибавляло драматизма политико-военной обстановке. Александр Великий, или Македонский (правил в 336 -323 г. до н. э.), был именно такой личностью и трудно представить, что без него (и успехов его армии) влияние культуры эллинизма смогло проникнуть в самые глубины Азии.(42c*)

Карьера Мухаммеда и общины истинно верующих, сплотившейся вокруг него, является еще более ярким примером. Победы ислама полностью зижделись на новой дисциплине общества и религиозной вере, сплотивших все племена Аравии в единое военное общество – причем без малейших изменений в вооружении. Мусульмане создали новую, относительно централизованную империю от Ирака до Испании, объединили элементы урбанизации, торговли и бюрократии в обществе на обширной территории Ближнего Востока и Северной Африки – в период, когда расстановка военных сил на сопредельных землях была в пользу феодальной раздробленности.