Эффект пешки. Книга первая. Долгая дорога домой (СИ) - Софроний Валерий Иванович

— У меня в вещах справка была? — выдавил из себя вопрос, потерянный Макс.

— В спальни, в тумбочке, — поспешила успокоить Макса женщина, — там у тебя еще какая-то мелочь в ботинках была, все в прикроватной тумбочке, в выдвижном шкафчике.

— А вещи? Мне ведь на электричку нужно успеть, — путешествовать до самого Энска голышом в планы Макса не входило.

Люба перевернула блинчик и довольно поглядев на молодого ловеласа, а после примеряющимся тоном поспешила успокоить парня:

— Максим, до пятницы электричек не будет. Пока морозы не спадут пути всерьез ремонтировать не начнут. А что касается твоих вещей, то я их выкинула, извини, но в том тряпье ты все свое здоровье оставишь. Неужели ты в «шестую» попал в этих тряпках?

— Нет, конечно, — поспешил откреститься Макс, — неужели ты думаешь, что у меня имелась фуфайка тюремного образца?

Люба ухмыльнулась, представив эту картинку:

— Да уж, забавная у тебя была бы жизнь, — Люба скинула со сковороды блинчик в общую стопку, и вытерев руки об передник, словно

невзначай выпалила, — у меня остались старые вещи мужа. Выкинуть их рука не поднялась. А вот теперь все изменилось.

Барышня взяла Макса за руку и повлекла его за собой в спальную комнату, там она раскрыла одну из створок шкафа, в котором бережно были сложены чистые выглаженные мужские вещи.

— Подбери себе что-нибудь, — предложила Люба и вернулась на кухню.

Добрую четверть часа Макс рылся в вещах, стараясь подобрать хоть что-то подходящее для себя по габаритам. Ныне покойный муж Любы был мужиком видным, в отличие от Макса, на котором вещи смотрелись словно мешковина на пугале. Порывшись в предложенном, привередливый ловелас натянул какие-то просторные шорты и черную хэбэшную футболку, а после проследовал на кухню, из которой доносился такой приятный запах. Следуя на запах, Максимилиан вышел к накрытому столу. На том месте, где он сидел раньше стояли тарелка с наваристыми щами, стопка блинчиков рядышком с масленкой и пиалам меда. От столь прекрасного гастрономического обилия у нашего героя во рту началось обильное слюноотделение. Он очень давно не кушал чего-то подобного.

— Садись, любовничек, и угощайся, — весело предложила Люба.

Макс не стал строить из себя стеснительного юношу и с великой радостью накинулся на предложенные яства. Казалось, что все смертные грехи сошлись в этот момент в одном голодном человеке. Пожалуй, если бы кто-либо сейчас постарался отнять предложенное Максу угощенье, то он поимел бы кучу неприятностей, скорее всего, для начала, Максимилиан бы зарычал подобно псу, у которого отнимают кость, а после, возможно, он бы накинулся на обидчика и перегрыз тому горло. Но такой живой гастрономический интерес явно польстил Любе. Барышня довольно созерцала насыщающегося мужчину и периодически подкладывала ему в тарелку куски мяса.

Наконец, герой любовник набил свою не такую уж большую утробу и с очень довольным видом отвалился от тарелки. Люба мило улыбнулась и пододвинула поближе стакан с чаем.

— Так что там дальше-то было, ну с тем горцем? — напомнила девушка и глянула на гостя с весьма заинтересованным видом.

— Хм. А я-то думал ты вчера уснула.

— Нет, я не спала, — ответила Люба, подвигая пиал с медом поближе, — просто мне давно не было так хорошо. Вот и лежала тихо, словно мышка. Ты, наверное, и решил, что я уснула.

— Ладно, так на чем я остановился?

— Ты рассказывал, как твой сосед по купе закончил петь, — напомнила барышня.

Максимилиан призадумался, сделал один большой глоток из кружки с цветком подсолнуха и продолжил свой рассказ.

Следующие два дня наш горемычный герой провел в аду, сосед по купе оказался ненормальным человеком. Поведение горца адекватным можно было назвать с огромной натяжкой, у Абдула очень резко менялось настроение и взгляды на жизнь. Он то впадал в состояние меланхолии затягивая своим бархатным голосом какие-то горские напевы, то следом его захлёстывала волна прекрасного настроения, почти эйфории, спустя какое-то время террориста захлестывал гнев и он принимался орать на соседа по купе обещая при случае прирезать, затем кураж куда-то пропадал и горец становился нормальным цивилизованным человеком. В эти моменты, Абдул начинал по-человечески общаться с собратом по несчастью, рассказывая о себе множество различных забавных историй, впрочем, и такое состояние продолжалось недолго. Каждая смена настроения отражалась на физиономии горца. В эти явно аномальные моменты лицо Абдула становилось то особенно зверским, то умиленным или одухотворенным, а то и вовсе безразличным. Минут пятнадцать к ряду, кавказец полушепотом мог рассказывать, как будет убивать проклятого душегуба, обрисовывая жуткую картину расчленения и уничтожения, а после словно ничего и не было принимался весело травить анекдоты. В подобной обстановке Максимилиан провел двое суток. Самое интересное, что вертухай Леня видел все происходящее, но при этом он не вмешивался в ход событий. Эти двое суток, наш горемычный герой не спал и не ел, он все это время чувствовал тяжелый взгляд безумного террориста, смотрящий на него исподлобья. Именно этот проникновенный взгляд позволил нашему герою стать тем, кем он стал в дальнейшем. В ночь вторых суток, поезд тянущий тюремный вагон встал где-то посреди поля. Дверь отъехала, и Леня в сопровождении еще одного охранника зашел в тесное купе. Горец довольно улыбнулся и задорно подмигнул Максиму:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сейчас меня освободят, и я с тобой порезвлюсь, — довольно сверкнув глазами пообещал террорист.

Максимилиан в смелое заявление не поверил, вот только, Леня и в самом деле отстегнул наручники с ноги и рука горца, тот поднялся на ноги, размялся и не глядя на Леню спросил:

— Они прислали мне замену?

Леня, не говоря ни слова указал глазами на своего напарника тот поспешил отойти, в сторону и напротив входа остался стоять молодой человек кавказской наружности довольно сильно походивший на Абдула.

— Проходи, располагайся, — приказал Леня замене горца.

Парень покорно подчинился воле вертухая и прилег на койко-место. Далее Леня пристегнул несчастного за руку и ногу, а после вышел из купе.

Абдул произнес несколько слов на одном из языков Кавказа и у парня потекли слезы из глаз.

— Горец, ты делаешь хорошее дело, — закончил речь Абдул на русском, — твоя семья не будет знать бед. Позволь я поправлю тебе подушку.

Расстроенный парень приподнял голову, а горец, вместо того, чтоб ее покомфортнее подоткнуть, вырвал подушку из-под головы и накрыл ей лицо. Такого поворота событий Максимилиан не ожидал. Если бы у парня небыли связаны рука и нога, то возможно он бы и смог отбиться от террориста, вот только сила и обстоятельства были не на стороне случайной жертвы, подписавшейся подменить собой другого. Минут через семь Абдул убрал подушку с лица паренька, а после подложил ее под голову теперь уже трупу. В этот момент в купе заглянул Леня и с совершенно спокойным видом поглядел на Абдула:

— Ну, ты все?

— Сейчас, еще одного придушу и можно на свободу с чистой совестью, — оскалил в улыбке белые зубы горец.

— Абдул, тебе заняться нечем? У нас и так будут крупные разборки, по поводу одного жмурика, а ты нам еще говна на вентилятор подкинуть хочешь?

— Да ладно! Не скули, охрана, не трону я этот мусор. Повезло тебе, пацанчик, — зло ощерился террорист, — ладно, Леня, веди. Меня ждет свобода.

Леня кивнул в сторону выхода из вагона, Абдул еще раз прошелся по купе тяжелым взглядом и вышел прочь. Решетка двери закрылась, и Максимилиан сильнее вжался к стенке. Его трясло, панический страх вкупе с выбросом адреналина и нескольких бессонных ночей подействовали на молодого человека весьма удручающе, проще говоря наш главный герой обделался по-мокрому. На свои мокрые штаны Макс не обращал и малейшего внимания. Он отвернулся к стенке и трясясь в приступе адреналинового шока потерял сознание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты серьезно? — перебила рассказ Макса Люба, — как такое вообще возможно?