1001 ночь без секса - Сюзанна Шлосберг

Алек пробормотал что-то про «обстоятельства», и я предпочла пропустить эти слова мимо ушей. Сейчас-то я понимаю, что, когда на горизонте замаячили красные флажки, я просто перестала различать цвета.

В ту ночь, когда мы стали лагерем недалеко от Галвестона, я переехала в палатку Алека. Стоило мне отвернуть вентиль, как знаки внимания хлынули рекой. Следующие четыре недели велопробегом мы занимались в перерывах между сексом, и такого шикарного секса у меня еще не бывало. Именно тогда я открыла для себя новую категорию: потрясающий секс с умным привлекательным парнем, представляющим собой нечто большее, чем обаятельный красавчик. Я чувствовала себя героиней романтической мелодрамы начала века, где действие изображено фрагментарно, но разворачивается под вполне современный аккомпанемент – к примеру, новоорлеанского трубача Гарри Коника. Вот Сюзанна и Алек занимаются сексом в техасском амбаре. А вот уже на кладбище в Луизиане. Вот они резвятся в саду старинного особняка в Миссисипи. Велотур подходил к концу, когда однажды утром в мотеле, во Флориде, Алек перекатился на кровати и сказал то, чего не говорил мне еще ни один мужчина: «Кажется, я тебя люблю». Я ликовала, что Брэдли порвал со мной. Мне казалось, что все у меня идет лучше некуда.

К концу путешествия я решилась еще на один отчаянный шаг: переехать в Беркли. Женщин, готовых бросить все ради любви, я всегда считала немного странными, но при своей нынешней эйфории отлично понимала их. Я ничуть не сомневалась: у меня с Алеком все пойдет как надо, поэтому даже не думала, что рискую. Да и в Лос-Анджелесе меня ничто не ждало: ни работа, ни квартира, ни бойфренд. Алек как-то вскользь упомянул, что никогда не женится, но я решила, что ему еще не встретилась подходящая женщина. Мне было слишком хорошо, чтобы думать о будущем. Когда тебе двадцать семь, брак представляется чем-то, с чем вполне можно повременить, как, например, с романом «Анна Каренина».

Из Флориды я позвонила своим родителям в Лос-Анджелес, чтобы сообщить о грандиозных новостях. Интересно ли вам, как они отреагировали, узнав, что их дочь переезжает за четыре сотни миль от родительского дома ради сержанта полиции, который старше ее на восемнадцать лет и чье знакомство с иудаизмом ограничивается одним дежурством у синагоги в ночь на Йомкипур.

Мама обвинила меня в том, что я опустила на ее плечи «бетонную глыбу». Бабуля Ханни прямо заявила, что у меня дурная аура, и я совершаю величайшую ошибку в своей жизни. Алека она называла не иначе как «этот коп на мотоцикле», хотя он никогда не водил мотоцикл. И кто бы мог подумать, что сериал «Калифорнийский дорожный патруль» так глубоко внедрился в сознание восьмидесятилетних! Нет, я не ожидала, что родные пошлют мне корзину с фруктами, но и не помышляла о том, что они поведут себя так, будто я собралась бежать с Майком Тайсоном. Родители знали, как я тяготилась отношениями с Брэдли, – услышав, что мы расстались, папа сказал: «Поздравляю» Я думала, что они обрадуются за меня, поняв, с каким энтузиазмом я говорю об Алеке. Я не учла одну банальнейшую истину: родители всегда желают тебе счастья, если оно не означает, что ты ложишься в постель с сорокачетырехлетним полицейским.

Их неодобрительное отношение шокировало меня, расстроило – и только укрепило мое желание доказать, что они ошибаются. Чем больше родители возражали против Алека, чем недоверчивее выслушивали мои доводы в его защиту («Но ему никак не дашь сорок четыре!», «Но он молод душой и никогда не был женат!», «Но у него шесть единиц недвижимости, и он объехал шестьдесят шесть стран!»), тем крепче становилась моя решимость сделать так, чтобы у нас все получилось. Лишь бы бабуля Ханни никогда не воскликнула: «Ну вот, я же тебе говорила!»

Вскоре после поездки я наняла грузовое такси до Беркли и сняла квартиру неподалеку от полицейского участка. Я бы с удовольствием поселилась у Алека, но не расстроилась, когда он воспротивился этому. Любая разумная женщина понимает, что жить с парнем, если знакома с ним неполных три месяца, не самая лучшая идея.

Вопреки мрачным предсказаниям родни, моя новая жизнь началась блестяще. Я с радостью обнаружила, что Алек и в повседневной жизни тот же человек, каким казался мне все семь недель нашего сказочного путешествия. Я не сомневалась, что бабуле Ханни придется проглотить свои слова.

Все складывалось прекрасно. Я, как «свободный художник», работала на дому – писала статьи типа «Лишний вес: война до победного конца!», и теперь они уже не казались мне такими нестерпимо скучными, а Алек сидел в полицейской машине и поджидал торговцев наркотиками. Каждые несколько часов он звонил узнать, работаю я или только притворяюсь, что работаю, а сама смотрю по ящику процесс над О. Джей Симпсоном. Когда у него бывал перерыв, мы часто ходили вместе в спортзал или поужинать, но, поскольку работал Алек до двух ночи, секс мы обычно оставляли на выходные. Жаловаться мне было не на что. Мы успешно перешли от безумных страстей первого периода, когда человек превращается в ненасытное, вечно вожделеющее существо, в более спокойное состояние, когда мужчина и женщина могут прожить сорок восемь часов, не воспылав неодолимым желанием немедленно прыгнуть в постель.

Особенно удавались нам отпуска. Поскольку Алек путешествовал на двадцать лет больше, чем я, и поставил себе цель посетить за свою жизнь сто стран, он уже побывал во многих местах, о которых я только слышала. Мы карабкались на песчаные дюны Намибии. Мы занимались подводным плаванием у берегов микронезийского острова Яп. Мы катили по инопланетным ущельям Невады. Что-что, а скучать с Алеком не приходилось.

Утомляли только его разглагольствования о супружеской жизни. Сначала взгляды Алека на брак, выражавшиеся обычно формулой: «Что я, рехнулся?», забавляли меня. Я хихикала, когда Алек характеризовал своих сослуживцев по тому, сколько раз они были женаты. «Закмен – две экс-жены, два экс-дома, три экс-ребенка». «Вагнеру после выхода на заслуженный отдых придется проработать еще года четыре, потому что выплаты «бывшим» сожрут всю его пенсию».

Меня забавляла даже необычная страсть Алека к видеоклипам с песнями кантри, где главной темой был разрыв отношений. Больше всего ему нравилась песенка «Прощай, этим все сказано», где женщина в плавучем доме разбивает телевизор мужа его же клюшкой для гольфа. Всякий раз, как кантри-телевидение крутило этот ролик, Алек срывался с дивана, как футбольный фанат, чья команда только что забила решающий гол. «Смотри, смотри! – кричал он, призывно махая рукой. – Вот лучший в мире клип! Смотри, она сейчас выкинет его телик в воду!»

Но прошло два года, и это наскучило. Я начала сознавать, что ребяческие нападки Алека на брак вовсе не ребячество. По каким-то причинам, которые я так до конца и не поняла, он действительно был его решительным противником. Пока я выжидала, Алек заморозил наши отношения на стадии «Разве нам не здорово?» – и не продвинулся ни на дюйм вперед.