Гоблин – император - Эддисон Кэтрин

Но Атмаза, казалось, не находил ничего предосудительного в своем поведении и просто стоял посреди комнаты, доброжелательно и близоруко улыбаясь Майе. Майя посмотрел на Атмазу, и тоже не нашел ничего предосудительного.

— Мы рады, — сказал он. Потом обратился к ним обоим: — Мы выбрали имя Эдрехазивара, и в полночь на двадцать четвертое примем корону, как седьмой Император этого имени.

— Ваше Высочество, — ответили они, дружно кланяясь, а Кала добавил: — Ваше Высочество, на лестнице топчется молодой человек, который выглядит так, словно не знает, уйти ему или остаться.

— Пригласите его, — попросил Майя, и Кала с Бешеларом встали по обе стороны двери.

Появившись между ними, Цевет сказал:

— Мы просим прощения, Ваше Высочество. Мы не знаем, потребуются ли вам еще наши услуги.

Майя постарался скрыть дрожь. Он совсем позабыл о Цевете, что было проявлением надменности и безрассудства с его стороны.

— Есть ли у вас иные обязанности?

— Ваше Высочество, — ответил Цевет, снова кланяясь. — Лорд-канцлер сообщил мне, что передает меня в ваше распоряжение, если не возражаете.

— Это очень любезно со стороны лорда-канцлера, — сказал Майя, встретив полный понимания взгляд Цевета. — Тогда мы будем очень признательны, если вы… — он подыскивал подходящее слово, — сможете организовать наше расписание.

Он расслышал скулящую жалобную нотку в своем голосе, но Цевет пропустил ее мимо ушей.

— Раз Ваше Высочество этого желает, — ответил он, кланяясь на этот раз более низко. — Мы начнем с… — Его лицо озарилось вдохновением, он сверился с карманными часами. — С обеда.

Глава 4

Похороны в Улимере

Улимер находился на окраине Сето, города, покоившего в своих объятиях Унтеленейс, как раковина жемчужину. Спустившись вслед за лейтенантом Бешеларом и Калой Атмаза с ошеломляюще огромной императорской повозки, Майя подумал, что очутился в ином мире.

Храм и стены кладбища когда-то были возведены из красного кирпича, который теперь неудержимо крошился и осыпался. Колонны храмового портика нуждались в побелке, а их капители казались лохматыми от птичьих гнезд. Сорняки тянулись к свету из щелей между плитами дорожки, ведущей от ворот ко входу в храм, а трава на кладбище выросла настолько высоко, что верхушки надгробий казались маленькими бесплодными островками в бурном желто-зеленом море.

— Ваше Высочество, — сказал Бешелар, — вы уверены?

— Да, — ответил Майя. — Их смерть значит не меньше, чем смерть нашего отца.

Когда Кала открыл ворота, в дверях появился крепкий на вид священник в черной мантии, такой же потрепанной, как и его храм. Некоторое время он смотрел, разинув рот под несколько помятой лунной маской, а потом бросился вниз по лестнице. Он пал ниц, а из темных недр храма раздался мягкий шелест одежд, когда вся община последовала его примеру, не сходя с места.

Ты должен привыкнуть, сказал Майя сам себе, следуя к лестнице за Бешеларом и Калой. Ты Император, как сказал Сетерис. И сейчас у тебя один выбор — быть либо Императором, либо покойником. Что предпочитаешь?

— Его Императорское Высочество Эдрехазивар Седьмой, — объявил Бешелар, и Майя тут же пожалел об этом.

— Пожалуйста, — попросил Майя священника, — поднимитесь. Мы только хотим выразить свое уважение мертвым.

Прелат встал, беспокойно вытирая руки о полы халата.

— Ваше Императорское Высочество, — сказал он. — Мы понятия не имели… то есть, нас не проинформировали…

Надо было кого-то послать, устало подумал Майя. Он надеялся, что сможет незаметно проскользнуть с заднего хода и отстоять службу, не объявляя своей личности, но то была наивная детская мечта, не более. Он сказал:

— Мы сожалеем.

— Ваше Высочество! — Прошипел Бешелар уголком рта.

— Мы хотели только показать, — продолжал Майя, возвысив голос так, чтобы его могли слышать люди в храме, — что все мы понесли общую потерю. Мы не хотим, чтобы ваша жертва была забыта. Мы не хотим, чтобы вы чувствовали… что ваше горе нам безразлично.

— Спасибо, Ваше Высочество, — сказал прелат после короткого молчания. — Мы… то есть наш храм очень маленький, совсем не такой, как вы привыкли. Но если вы и эти господа желаете принять участие в службе, мы… — когда он использовал множественное число, это означало, что он имеет в виду себя и паству. — Мы бы… — Он запнулся, подыскивая слова. — Это было бы для нас честью.

Майя улыбнулся ему.

— Спасибо. Для нас это так же будет честью.

Он проигнорировал потрясенное выражение лица Бешелара и последовал за священником вверх по лестнице в храм.

Майя поразмыслил и отказался от идеи сообщить священнику, что его Улимер выглядит намного приятнее сырого и грязного Отасмера в Эдономее. Мудрее с его стороны будет говорить как можно меньше, кроме того, он опасался, что священник примет его слова за своего рода шутку, неуместную в данных обстоятельствах. Тем не менее, это была правда. Улимер выглядел захудалым и потрепанным, но чистым, и побелку, которую экономили на внешних работах, щедро расходовали внутри. Робкие люди, эльфы и гоблины, в глубоком трауре, очень напоминавшем одежду, в которой Майя покинул Эдономею, были родственниками и друзьями экипажа «Мудрости Чохаро» и слуг, чьи жизни оборвались вместе с жизнями их благородных господ. Многие из скорбящих были облачены в ливреи; Майе показалось, что одного или двух из них он видел накануне в коридорах Алсетмерета. Он разглядел горе и боль на их лицах, и пожалел, что не чувствует ничего подобного в сердце своем. Он пожалел, что не имел отца, достойного траура.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти место, проводить Императора и его нохэчареев в Улимер, при этом не вызвав излишнего дискомфорта и смущения для всех заинтересованных сторон, но с помощью доброй воли всего собрания, священника, Императора и его Атмазы вопрос был улажен, и прелат, заняв свое место перед алтарем Ули, таким же чистым и ветхим, как и весь остальной храм, начал заупокойную службу.

Он произносил все слова просто и честно, в отличие от драматических завываний и трагических пауз, которыми изобиловало выступление Архипрелата из Сето, читавшего когда-то панихиду по Императрице Ченело. Майя был поражен, осознав, насколько ярки и подробны его воспоминания о похоронах матери. Казалось, с тех пор прошло не десять лет, а десять дней.

Императрица Ченело Драхаран умерла весной на восьмом году жизни своего сына. Она давно была больна, и потому осталась в его воспоминаниях седой, тонкой, как прутик, любимой мамой. В последнюю зиму его детства уже было ясно, что она умирает; ее глаза на бледном лице становились все больше и больше, а тело стало таким хрупким, что любое неосторожное движение могло причинить ей боль. Она провела большую часть зимы и весну в слезах, тоске по дому и отчаянном страхе за сына.

Ее выдали замуж очень молодой, едва шестнадцати лет, и этот брак был идеей ее отца. Великий Авар Баризана желал видеть свою дочь Императрицей. Уроженцы Эльфланда всегда враждебно относились к иностранцам, но так как они остро нуждались в дружеских связях с Баризаном и в доступе к богатой торговле на Чадеванском море, Свидетель по иностранным делам сумел уговорить Варенечибела на это брак. Это было плохое решение для всех, сказала Ченело Майе в последние дни перед смертью. Ее отец, глубоко разочарованный тем, что жена не принесла ему сыновей — только двух дочерей, одна из которых была некрасивой и полусумасшедшей — не позаботился закрепить брачным соглашением права Ченело, уделив все внимание мирному договору ради обеспечения безопасности северной границы с более обширным и сильным соседом. Свидетель по иностранным делам оказался человеком амбициозным и очень жадным. Когда Майе исполнилось два года, Свидетель был пойман на взятке от порчайнийских торговцев, о чем Варенечибел послал Ченело отвратительно откровенное уведомление.

На самом деле, Император все еще скорбел по своей третьей жене, умершей пять лет назад Императрице Пажиро, и не собирался вступать в брак, особенно с девушкой, годящейся ему в дочери, иностранкой, варваркой, гоблинкой; еще не успев стать Императрицей, она уже получила при дворе жестокое прозвище «нечисть». Варенечибел нашел ее уродливой, скучной, непривлекательной, но его отсутствие интереса к ней не переросло бы в ненависть, если бы их первая и единственная брачная ночь, необходимая для юридического завершения брака, не обернулась ее беременностью. Учитывая однозначность доказательств, что она пришла в его постель девственницей, он даже не мог подвергнуть сомнению свое отцовство.