Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - Федор Синицын

Для поддержания баланса в национальной политике, в СССР осуществлялась борьба с обоими «экстремальными уклонами» в сфере национального фактора — «великодержавным шовинизмом» (со стороны русских) и «буржуазным национализмом» (в основном направленным против русских или «советской общности»). Так, комсомолу была поставлена задача «вышибить националистов, т[ак] к[ак] национализм и националисты являются основным препятствием подготовки большевистских кадров»{214}. Достоверность многих обвинений в отношении сторонников обоих «уклонов» сомнительна, так как они были сделаны в рамках кампании массовых репрессий. Однако некоторые сигналы о проявлениях национализма и шовинизма, очевидно, были достоверными{215}. Советское руководство стремилось пресекать проявления национальной розни. Местные органы власти получали указания исправлять допущенные ущемления прав коренных этносов — например, в Киргизской ССР{216} и Бурят-Монгольской АССР{217}. В целом, в предвоенный период националистические проявления в СССР не перешли обычных границ, и массовых фактов национальной розни выявлено не было.

Таким образом, предвоенный период характеризовался общим повышением в СССР значимости национального фактора. Советское государство недвусмысленно заявило, что национальность — это одно из самых существенных отличительных свойств каждого человека{218}. Еще в 1935 г. в аппарате ЦК ВКП(б) была введена новая форма учета кадров, в которой впервые предусмотрели графу «национальность». Затем был введен учет национальности работников всех государственных учреждений. С 1937 г. НКВД СССР стал фиксировать сведения о национальности заключенных. 2 апреля 1938 г. вышла директива НКВД, установившая новый порядок указания национальности при выдаче или обмене паспортов — если раньше в паспорте записывалась та национальность, к которой причислял себя сам гражданин, то теперь следовало исходить исключительно из национальности родителей, предъявляя при этом их паспорта и другие документы. Этот подход сохранился на многие десятилетия{219}.

Процесс повышения значимости «национального фактора» имел и негативные аспекты — в первую очередь, формирование деления наций на «свои» и «чужие». В СССР произошло свертывание работы с национальными меньшинствами, особенно с теми, которые были признаны «некоренными». По решению Оргбюро ЦК ВКП(б) от 1 декабря 1937 г. был ликвидирован ряд национальных районов и сельсоветов{220}. На Украине были закрыты пионерские газеты на немецком и еврейском (идиш) языках, вместо них началось издание всеукраинской пионерской газеты на русском языке{221}. В марте 1938 г. были ликвидированы некоторые национальные (финские, латышские, немецкие[11], греческие и др.) педагогические училища{222}. Такие меры были направлены не только на сокращение чрезмерной этно-территориальной чересполосицы, но и на форсирование растворения «малых народов» в советской общности.

В отношении «некоренных» народов были осуществлены репрессивные меры, которые, в первую очередь, коснулись немцев. После прихода Гитлера к власти в 1933 г. руководство СССР стало все более склоняться к мысли, что советские немцы — это «пятая колонна», которая обязательно «проявит себя при начале военных действий»{223}. В период репрессий немцы были «вычищены» из оборонной промышленности, и вместе с ними — представители других национальностей, признанных «некоренными» (например, поляки, латыши, эстонцы){224}. В июне — июле 1938 г. была произведена аналогичная чистка Красной Армии{225}. После прихода в мае 1939 г. В.М. Молотова на пост наркома иностранных дел было уволено до 90% ответственных работников наркомата, многие из которых были представителями «некоренных» национальностей{226}. Были осуществлены депортации по национальному признаку — в 1936 гг. из Украины в Казахстан было переселено 45 тыс. немцев и поляков, в 1937 г. с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию — 172 тыс. корейцев, из приграничных районов Закавказья, Туркмении, Узбекистана и Таджикистана в Киргизию и Казахстан — 2 тыс. курдов. В 1939 г. депортации подверглись польские колонисты («осадники» и «лесники») из Западной Украины и Западной Белоруссии. В 1940 г. из Мурманской области были депортированы «граждане инонациональностей»{227}.

В целом «германский фактор» был широко представлен в предвоенной советской политике и пропаганде. Известно, что приход НСДАП к власти в Германии в 1933 г. был резко негативно встречен в СССР. Антифашистская пропаганда в Советском Союзе была решительной и бескомпромиссной{228}. Эпитеты, данные советской пропагандой нацистам и их предшественникам — германским империалистам, — были самыми жесткими{229}. Подчеркивались давняя история экспансионистских намерений Германии{230}, «исконное противостояние» русского и других соседних народов, с одной стороны, и германцев, с другой{231}. Агрессивные намерения нацистской власти в отношении СССР были отражены в литературе{232}. Обвинение в «шпионаже в пользу Германии» было общим местом кампании массовых репрессий в 1930-х гг. В такой политике прослеживались аналогии с противодействием «пятой колонне» в странах Европы{233}, где НСДАП вела среди местных немецких общин усиленную пропаганду{234}. Однако в СССР возможности для германских нацистов вести свою пропаганду и вербовать «пятую колонну» фактически не было, и поэтому обвинения репрессированных советских граждан в сотрудничестве с нацистами, в основном, были ложными.

Антифашистская пропаганда, осуществлявшаяся в Советском Союзе, тем не менее не переходила в антинемецкую. Наоборот, народ Германии был записан в союзники СССР как «жертва дикого фашистского изуверства»{235}, «с нетерпением ждущая падения фашистского режима»{236}. Советская пропаганда выражала солидарность с еврейским населением Германии, регулярно помещая материалы о гонениях, погромах, зверских расправах в отношении евреев. В СССР проводились акции протеста против антисемитской политики нацистов{237}.

Таким образом, до середины 1939 г. советская пропаганда вела последовательную воспитательную работу в духе ненависти к фашизму и его идеологии{238}. Однако затем, в связи с неудачей установления союза с Великобританией и Францией, конфликтами с Японией и другими внешнеполитическими обстоятельствами, советское руководство берет курс на сближение с Германией. 23 августа 1939 г. был подписан советско-германский Пакт о ненападении. 31 августа 1939 г. на внеочередной 4-й сессии Верховного Совета СССР В.М. Молотов торжественно объявил о «конце вражды между Германией и СССР»{239}. В Советском Союзе произошло резкое свертывание антифашистской и антигерманской пропаганды. Произведения искусства, в которых имелись соответствующие мотивы, были «отсеяны»{240} — в том числе, из проката был изъят кинофильм «Александр Невский»{241}. Цензура пресекала антифашистские и антигерманские мотивы в публикациях прессы и пр.{242} Через Коминтерн было оказано давление на компартии западных стран, которым была дана директива о сворачивании борьбы против германского фашизма{243}.

Заключение Пакта вызвало в СССР неоднозначную реакцию, внесло определенную дезориентацию и в массовое сознание, и в деятельность пропагандистских структур. Официально провозглашенный советским руководством курс на сближение и даже «дружбу» с нацистской Германией не находил широкого отклика среди общественности, так как такой курс разрушал формировавшийся годами враждебный стереотип германского фашизма{244}. Многие советские граждане проявили негативную реакцию на заключение Пакта{245}, отмечая его «временный характер», воспринимая его как «дипломатическую уловку» или как обман со стороны нацистов. Однако заключение Пакта привело к появлению и прогерманских настроений. Осенью 1940 г. было выявлено, что «некоторые красноармейцы войну между Германией и Англией считали справедливой со стороны Германии». Назначение в Германию советского посла В.Г Деканозова (он сохранил за собой пост заместителя наркома иностранных дел СССР) рассматривалось как «новый этап дружбы СССР с Германией»{246}. Безусловно, такие настроения были результатом воздействия новых мотивов советской пропаганды.

В 1940 г. в отношениях Советского Союза и Германии вновь наступило охлаждение. По указанию властей СССР с августа 1940 г. деятельность Коминтерна приобрела замаскированную антигерманскую направленность{247}. После визита В.М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. произошло усиление антигерманских настроений советского руководства{248}, тем более что в декабре 1940 г. в руках советской военной разведки оказались основные положения плана «Барбаросса»{249}. В материалы советской пропаганды стали возвращаться антигерманские мотивы, которые в закрытых пропагандистских материалах появились уже осенью 1940 г. В марте 1941 г. Сталинская премия была присуждена фильму «Александр Невский», а в апреле 1941 г. фильм был снова выпущен в кинопрокат. В марте — апреле 1941 г. в ТАСС была создана новая редакция пропаганды, которая начала подготовку к идеологической войне с геббельсовским Министерством пропаганды{250}. Передовица «Правды» от 1 мая 1941 г. гласила, что в СССР «выброшена на свалку истории мертвая идеология, делящая людей на “высшие” и “низшие” расы» — в этой фразе содержался ясный намек на нацистскую идеологию{251}. Кульминацией возврата к антигерманской политике в преддверии войны стала речь И.В. Сталина перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. — помимо констатации захватнических устремлений Германии в Европе, И.В. Сталин прямо указывал на нее как на страну, начавшую новую мировую войну. Люди, слышавшие эту речь, сделали однозначный вывод о неизбежности войны с Германией{252}, что и сбылось 22 июня 1941 г.