Искорка надежды - Митч Элбом

Я рассмеялся. Вряд ли соседка тянет на Бога.

— Нет, не Бог. Но все мы, так или иначе, участвовали в жизни друг друга. Если один из нас готов был вот-вот сорваться, другой его тут же подхватывал. В этом и состоит суть конгрегации. Мы называем это «Кехиля Кедуша» — священная община. И община эта постепенно сходит на нет. Пригороды все меняют. У каждого своя машина. У всех миллион запланированных дел. Тут уже не до соседей. Радуешься, когда можешь собрать всю семью на ужин.

Рэб грустно покачал головой. Обычно он с удовольствием шел в ногу со временем. Но такого рода новшества ему были явно не по душе.

И все-таки, даже уйдя на пенсию, Рэб умудрялся объединять свою священную общину. День за днем он перелистывал телефонную книжку и делал звонок за звонком. Внуки подарили ему телефон с гигантскими черными цифрами на белом фоне, чтобы ему легче было набирать номер.

— Здравствуйте, — начинал он. — Это Альберт Льюис. Можно мне поговорить с…

Он следил за всеми важными событиями жизни членов своей общины: годовщинами, уходом на пенсию… и звонил. Он знал, кто болен, кто недомогает… и звонил. Он терпеливо выслушивал их рассказы о радостях и тревогах.

Особенно он заботился о самых старых членах конгрегации. «Пусть знают, что о них по-прежнему помнят», — объяснил он мне.

Интересно, думал ли он при этом о себе?

Я тоже общался не менее чем с сотней людей в неделю, но в отличие от него главным образом с помощью электронной почты или эсэмэс. Мой сотовый всегда при мне, и общение мое обычно состоит из двух-трех слов: «позвони завтра», «увидимся вечером». Чем короче, тем лучше.

Рэб не признавал краткости. Не признавал электронной почты. «Как по электронному сообщению можно понять, что у человека не все ладно? — говорил он. — Написать можно все, что угодно. Я хочу их видеть. Или хотя бы слышать. Если я не могу их видеть и слышать, как я могу им помочь?»

Рэб вздохнул.

— Разумеется, в прежнее время… — начал он. И вдруг неожиданно запел: — В те пре-ежние лу-уч-шие дни друг к другу в гости ходи-и-ли они.

Я помню, как в те времена, когда я был еще ребенком, Рэб пришел навестить кого-то на нашей улице. Помнится, я отодвинул занавеску и вдруг увидел в окно его машину. Времена, конечно, были другие. Доктора ходили по домам. Молоко доставляли прямо на крыльцо. И ни у кого в доме не было систем охранной сигнализации.

Рэб приходил утешить семью, скорбевшую об утрате. Он посещал своих прихожан, если из дома сбегал ребенок или кого-то сокращали с работы. Было бы совсем неплохо, если бы сегодня к человеку, потерявшему работу, пришел раввин или священник, подсел к обеденному столу и подбодрил.

Теперь же подобная идея кажется архаичной, а некоторым, возможно, и неполиткорректной. Никто не хочет вмешиваться в твою личную жизнь.

— А теперь вы когда-нибудь навешаете людей дома? — спросил я.

— Если только меня приглашают, — ответил Рэб.

— А вам когда-нибудь звонят люди, не принадлежащие к вашей конгрегации?

— Конечно. Две недели назад, например, мне позвонили из больницы. Позвонили и говорят: «Умирающая женщина просит прислать ей раввина». И я пошел. Прихожу в больницу: рядом с женщиной, которая едва дышит, сидит в кресле мужчина. «Кто вы такой? — набросился он на меня. — Зачем вы сюда пришли?» — «Мне позвонили, — отвечаю я. — Сказали, что кто-то умирает и хочет со мной поговорить». — «Посмотрите на нее! — сердито воскликнул мужчина. — Разве она в состоянии говорить? Я вам не звонил. Кто вам звонил?»

Я не знал, что и ответить. Мужчина продолжал возмущаться, а я стоял и молчал. Потом он немного успокоился и вдруг спросил меня: «Вы женаты?» — «Да» — ответил я. «Вам хотелось бы видеть, как умирает ваша жена?» — «Если бы была хоть малейшая надежда, что она выживет, то нет», — сказал я.

Мы проговорили с ним около часа. В конце я его спросил: «Вы не против, если я для вашей жены прочту молитву?» — «Я буду вам благодарен», — ответил он. И я прочитал молитву.

— А что потом? — спросил я.

— Потом я ушел.

Я покачал головой. Рэб целый час беседовал с незнакомцем? Я попытался вспомнить, когда я в последний раз беседовал с незнакомым мне человеком. И беседовал ли я с незнакомым человеком хоть когда-нибудь?

— А вы все-таки узнали, кто вам звонил? — спросил я.

— Формальным образом — нет. Но, выйдя из палаты, я заметил медсестру, которую помнил по прошлым своим визитам. Она была верующей христианкой. Когда я ее увидел, наши глаза встретились, и хотя она не сказала ни слова, я понял, что звонила она.

— Погодите. Христианская женщина позвала еврейского раввина?

— Она видела, как страдал этот человек. И не хотела, чтобы он страдал в одиночестве.

— Ну и смелость у этой женщины!

— Смелость, — сказал раввин, — и любовь.

Альберт Льюис, может, и достиг такого уровня, когда медсестра-христианка звонила ему с просьбой о помощи, но бывали времена, когда преодолевать религиозные предрассудки оказывалось не так-то просто. Помните, как Моисей говорил о себе «Чужестранец в чужой стране»? Табличку с этой фразой можно было повесить как вывеску над входом в дом Рэба, когда в 1948 году он прибыл в городок Хэддон-Хайтс штата Нью-Джерси.

В те времена городок этот был предместьем, откуда поезда уходили на запад в Филадельфию и на восток к Атлантическому океану. В городе было восемь церквей и лишь одна синагога, если, конечно, можно было так назвать этот перестроенный викторианский трехэтажный дом, с одной стороны от которого возвышалась католическая церковь, а с другой — епископальная. У церквей были внушительные кирпичные фасады и шпили, а у «синагоги» — только крыльцо; на первом этаже была кухня, посреди дома вилась винтовая лестница на второй и третий этажи, где располагались переделанные из спален классные комнаты и небольшая молельная комната, уставленная старыми принесенными из кинотеатра стульями.

В первоначальной конгрегации было, наверное, с три дюжины семей, некоторые из них жили от этого городка миль за сорок. Семьи эти послали письмо в духовную академию с мольбой прислать им раввина; в противном случае синагогу пришлось бы закрыть, так как поддерживать ее деятельность им одним было не под силу. Поначалу некие соседи-христиане подали петицию с требованием вообще не открывать в городке никаких синагог. Они представления не имели, что такое еврейская община, и подобная идея вселяла им опасение.

Как только Альберт принял предложение о работе, он взялся исправлять ситуацию. Он вступил в местную религиозную ассоциацию и протянул руку местным представителям всех религий. Он посещал школы и церкви, чтобы рассеять любые возможные предрассудки.

Одни визиты давались легко, другие — намного труднее.

Однажды Рэб пришел в церковную школу и, сидя с детьми в классной комнате, стал им рассказывать о своей религии. Тут один из детей поднял руку;

— А где ваши рога?

Рэб уставился на мальчика в изумлении.

— Где ваши рога? Разве не у всех евреев рога?

Раввин вздохнул и позвал мальчика подойти к нему. Он снял с головы кипу и велел парнишке провести рукой по его волосам.

— Чувствуешь рога?

Мальчик провел рукой по волосам.

— Давай ищи. Ну что, нашел?

Мальчик наконец остановился.

— Ничего нет, — тихо сказал он и поплелся на свое место.

— Так на чем я остановился? — произнес Рэб.

В другой раз Рэб пригласил священника епископальной церкви выступить у него в синагоге. У Рэба с ним завязались дружеские отношения, и Рэб подумал, что было бы неплохо, если бы представители разных конфессий приглашали друг друга в свои конгрегации.

Была пятница, шла вечерняя служба. После завершения молитв Рэб представил священника членам конгрегации. Священник поднялся на кафедру. Наступила тишина.

— Для меня большая радость быть сегодня здесь с вами, — начал он. — И я благодарен раввину за приглашение…

Вдруг на глаза его навернулись слезы. Он заговорил о том, какой замечательный человек Альберт Льюис. И неожиданно под наплывом чувств у него вырвалось:

— Я вас умоляю, помогите мне уговорить раввина Льюиса признать Иисуса Христа своим Спасителем.

Воцарилось гробовое молчание.

— Он чудесный человек, — продолжал сокрушаться священник, — и я не хочу, чтобы он попал в ад…

Гробовое молчание.

— Пожалуйста, пожалуйста, уговорите его принять Иисуса Христа. Пожалуйста…

Те, кто присутствовал на этой службе, никогда ее не забудут.

А была и другая история, когда во время Великих Праздников в молельный зал влетел один из прихожан Рэба — иммигрант из Германии по имени Гюнтер Дрейфус — и отозвал раввина в сторону. Лицо его было пепельного цвета, голос дрожал.