Цикл аномалии - Ша Форд

ранее. Он не проявился, и его существование не зависело от меня. То, как изображение его тела размывали помехи, напоминало мне плохой телевизионный сигнал.

Будто он всегда был там.

Я просто не переключалась на нужный канал.

— Вот в чем дело, — вздохнул мужчина. Он все еще был немного нечетким — прием не был зафиксирован. Но я видела даже сквозь помехи, что у него были яркие голубые глаза. И они смотрели в мои глаза. — Люди, как мы, могут пойти куда угодно. Боты нас не убьют. Но если понадобится доступ выше, — мужчина щелкнул пальцами, и звук приглушили помехами, — тогда нужно делать то, что тебе говорят.

— Кто ты? — сказала я снова. Я двигала пальцами по бугорку, пытаясь найти точку, которая сделает изображение более четким.

Белый полумесяц растянулся по его расплывчатому лицу, мужчина усмехнулся.

— Думаю, вопрос, который ты хочешь задать, заключается в том, кто мы?

Я не знала, что он имел в виду. Я хотела сказать это, когда, наконец, попала в нужное место на кочке — и впервые ясно увидела его.

Это было как смотреться в зеркало. Только в этом зеркале мои глаза были голубыми. Я была выше.

О, и я была мужчиной.

— Что, черт возьми? — я заикалась. Моя рука дрожала, но я заставила себя держаться за шишку. — Кто ты?

— Меня звали Блейз… вроде, во время последнего цикла. Но что-то мне подсказывает, что это не имеет большого значения, — его губы потянулись в сторону, придавая ему неуверенную гримасу.

Я ощутила холодный воздух на зубах и поняла, что корчила то же лицо. Я быстро сжала губы.

— Последний цикл?

Повторяя слова Блейза, я уловила воспоминание:

Я привязана к холодному столу в закрытом крыле Лаборатории… Крыле Д, как называет его Говард. Он тоже там. Он склоняется надо мной, его рука с силой впивается в спутанные волосы моей косы.

Мурашки пробегают по моей коже, когда Говард шепчет:

— Это раньше случалось с такими людьми, как ты, Шарлиз… их отправляли на переработку — переработку людей… это та комната, в которой мы сейчас находимся, дурочка. Добро пожаловать на переработку.

— Значит, это правда, — выдохнула я, и мое сердце тревожно билось о ребра. — Говард говорил правду. Даллас перерабатывает… все.

— Да, — сказал Блейз, и его лицо было таким же бледным, как и мое.

Я протянула другую руку, чтобы коснуться опухшей бугристой кожи на щеках. Сколько раз кто-то еще носил эту кожу? Сколько раз роботизированные руки разрезали ее и растягивали на другом теле?

— Это не совсем так работает, — сказал Блейз, когда я спросила. — Они берут только часть тебя — только эту часть они и сохраняют. Затем они выращивают из этого твое новое тело.

— Какая это часть? — выдохнула я.

Словно в ответ, Блейз коснулся своего затылка.

Мой желудок сжался, когда всплыло еще одно воспоминание. Я видела роботизированные руки, жужжащие над распростертым трупом Ральфа. Одна из них вытащила что-то из затылка. Что-то серое и липкое. Что-то, у чего на конце закручивался короткий хвост…

Память унеслась прочь, прежде чем я смогла понять, что это значило. Я повернулась, чтобы посмотреть на Блейза, и пыталась найти причину, чтобы ему не верить. Невозможно было перевоспитать человека. Продолжать повторно использовать разум, их воспоминания — складывать их друг на друга в какую-то запутанную кучу и надеяться, что они будут прекрасно ладить друг с другом.

Потому что я не была в порядке.

— Мы одинаковые, да? — выдохнула я. — Мы один и тот же человек… или, наверное, одно и то же. Мы не совсем люди. Мы не люди, да?

Блейз оскалил зубы, и на секунду я увидела в его ярко-голубых глазах свои страдания. Затем он нахмурился.

— Нет, мы определенно люди. У нас с тобой может быть слишком много общего, — добавил он с улыбкой, — но мы — люди, ясно? Мы сделали свое дело и свой выбор. У меня есть своя история, а у тебя будет своя. Понятно?

Я кивнула, и слезы, которые за несколько мгновений до этого угрожали моим глазам, неохотно отступили.

— Просто так странно смотреть на кого-то рядом с моим отражением. У тебя везде веснушки.

— Да.

— Веснушки, как у меня.

— Точно как у тебя, — исправил Блейз, постукивая по особо темному пятну под нижней губой.

Я всегда немного стеснялась этой метки. Говард называл это крошкой дерьма. Он подходил ко мне, тер большим пальцем мой подбородок и говорил:

— Нет, нет, Шарлиз, ты должна смыть эту гадость. Не ешь ее.

Я хмуро смотрела на него, думая об этом. На меня смотрел Блейз. Его взгляд был таким же, как мой. Будто я видела воспоминание, разыгравшееся в глубине его глаз.

— Твои синие, — сказала я.

Он кивнул.

— Да. Твои тоже должны были быть, но что-то пошло не так, — он отвернулся от меня, повернул шею, чтобы посмотреть в лобовое стекло. — С нами что-то не так, Шарли.

— Эти экзокостюмы сказали, что я… мы были аномалиями.

Говорить «мы» было не так странно, как должно было. Я должна была защищать свой разум и свои воспоминания. Я должна была чувствовать, что я единолично владела собой. И этот человек, который носил мою кожу и использовал мои выражения, должен был чувствовать себя нарушителем. Но по какой-то причине мне понравилось говорить «мы», а не «я».

— Аномалия — это просто термин для чего-то, что не работает так, как должно. Аномалия может означать что угодно, — продолжил Блейз, его взгляд с каждой секундой становился все шире и задумчивее. — Боты знают, что с нами что-то не так. Вот и все.

— Нам придется отправиться в Двенадцатый комплекс, чтобы выяснить, что это за штука, — услышала я свой голос. Только через секунду после того, как я произнесла эти слова, я поняла, что они означали. — Вот почему у меня постоянно болит глаз, да?

— Ага. Вот как они тебя достают, — ответил мужчина. Его изображение колебалось, когда он постучал по голове. — Трудно игнорировать такую ​​боль, да?

Я рассеянно кивнула, все еще пытаясь справиться с тем, как странно было видеть, как часть меня вытянулась и сидела рядом со мной. Через мгновение кожу стало покалывать.

— Что мы такое? — прошептала я.

Мужчина отвернулся от окна, и я увидела, как в его чертах отражалось мое взволнованное замешательство.

— Когда-то я знал ответ на этот вопрос. Но сейчас не могу вспомнить. Будто я могу помнить, как поступать, только когда ты втягиваешь нас в неприятности — когда от этого зависит наше существование.

Я заметила, что он сказал, что от этого