О Муроме. Воспоминания. Семейная хроника купцов Вощининых - Надежда Петровна Киселева- Вощинина

1918 г. Многие заводы, магазины были уже отобраны у их владельцев, а те владельцы, до которых еще не дошла очередь, были в большом волнении: что делать?

Муж Павлы Николаевны Шемякиной имел крахмалопаточный завод в селе где-то между Муромом и Рязанью. Там и жила их семья в большом, хорошо обставленном доме. Решила Павла Николаевна спросить у Пашеньки-монашеньки, что им делать? Будет ли им оставлен завод или, на всякий случай, кое-что главное спрятать, пока до них не добрались?

Пашенька с уверенностью сказала, чтобы и не беспокоились, ничего плохого не случится: «Бог не допустит!», и — «большевики скоро будут свергнуты». Обрадованные такими речами «святой» или «почти святой», проводили тетю Паню домой ее родственницы. Семейство ее ничего не предприняло для сохранения своего имущества, и вскоре завод, дом с обстановкой и даже детские игрушки были у них отобраны, а дядю — Николая Федоровича Шемякина арестовали. Не помню разговоров о том, долго ли он сидел в тюрьме, только помню рассказы о его поведении на допросах. Характера он был резкого, употреблял и крепкое словцо; вообще человек был независимый и храбрый. «Что делаете, сукины дети! (извините! — Н.К.). Дошли до меня слухи, что завод остановлен, растаскивается. Ведь я целую округу кормил, перерабатывал картофельную мелочь, которую крестьянам продавать некому. Меня все равно расстреляете. Мне терять нечего, но ведь людям надо как-то жить…» — и проч. в этом роде. Результат был неожиданный по тому времени. Его выпустили и назначили директором его же завода и дальше, до конца жизни он занимал и на других уже предприятиях такие же должности. Видимо, местные власти оказались разумными и вняли его речам.

Но это отступление, надо вернуться к основной линии повествования. Третий тип монашенки из общины муромского монастыря встретился мне позднее. После революции, когда монастырь был «разогнан», монашенки вынуждены были искать себе квартиры у населения. У нас в доме поселились две монашенки. Одна из них была регентшей монастырского хора. Она была малограмотной, но обладала в молодости хорошим голосом и слухом и даже играла на скрипке. Большую часть жизни своей провела она в церкви то за службами, то за спевками. В свободное время занималась вышиванием. В монастыре жила с трех лет, взятая теткой из бедной крестьянской семьи. Я познакомилась с ней и ее прислужницей, когда ей уже было 70 лет. Звали ее матушка Маркиана. Несмотря на жизнь однообразную и безрадостную, характера она была веселого и общительного. Я и Галя — моя двоюродная сестра и подруга — любили бывать у них и слушать рассказы о монастырской жизни.

Был в ее жизни и роман необыкновенный. Какой-то человек средних лет приходил в их церковь молится и все смотрел на нее уж очень внимательно и ласково. По неволе и она на него поглядывала с интересом, и он ей все больше нравился. Проникал он в церковь и во время спевок, стоял в уголке и все смотрел на нее. Через какое-то время ходить он перестал, но остался единственным увлечением ее жизни. Рассказывала она и об игуменье, и о др. людях монастырской общины, но вспомнить сейчас эти истории я не могу.

Хочется еще сказать о просфорах, выпекаемых в монастырских трапезных. Они закупались церковными старостами для служб, и так же продавались всем желающим через окно в стене монастыря. Вкус необыкновенный. Форма всегда одна и та же, а величина разная. Рецепт, конечно же, остался и сейчас прежним.

Так случилось, что осталась Маркиана одинокая и ослепшая на попечении моего отца до конца своих дней. Мы, старшие дети, к этому времени выросли и уехали из Мурома, мама умерла, папа остался с двумя младшими сыновьями — Мишей и Аликом. Ухаживать за старой матушкой приходили соседи по дому и другие «доброхоты». Приносили ей поесть. «Доброхоты», не все, наверное, но многие уносили с собой все, что нравилось. Пропадали из буфета чайные серебряные ложки, посуда и многое, что еще оставалось из домашнего обихода: подушки и даже иконы. Таким доверчивым был наш добрый отец, а ведь в писании сказано: «Не вводи вора во грех».

Церковные праздники.

В нашей семье, как и в большинстве семей того времени, церковные праздники справлялись по всем установленным традициям и правилам. Особенно интересны были Рождество, Пасха, Крещение, Троица и Масленица. Последний праздник языческий, но справляли его с большим удовольствием. Рождество и Пасху праздновали по целой неделе; да неделя уходила на радостные приготовления.

Все это описано в романах и повестях православных и великих наших дореволюционных писателей. Но мне хочется описать все это так, как было у нас в доме. Может быть, детям моим или внукам когда-нибудь интересно будет это прочитать.

Рождество. Праздник установлен в честь рождения Христа в Вифлееме под особенно яркой звездой, указавшей путь волхвам, шедшим поклониться Ему.

За неделю начинается уборка дома. Все вытрясается, чистится столовое серебро, иконы, лампады. Всем детям, а может быть и взрослым шьют новое платье. Дети клеят, как умеют, игрушки для елки, готовят подарки маме, папе, бабушке. Мне запомнилось, как я делала бархатную туфельку для маминых часов. Елку приносят и украшают взрослые в сочельник, иначе говоря, в ночь под Рождество. Так было до пожара, когда мы жили на верху, на втором этаже дома. «Внизу» и я, и Леня всегда участвовали в украшении елки, а остальные дети, маленькие, спали.

В сочельник начиналась праздничная стряпня, а есть не полагалось до звезды, т. е. до 4−5 вечера. Я и Леня один только раз в жизни вытерпели. Есть очень хотелось и мы, помню, все выбегали на крыльцо и смотрели, когда покажется на небе первая звезда?

Кушанья были особенно вкусные и готовили их всю неделю. И всю неделю мы ходили в гости к своим многочисленным братьям и сестрам. Один день на этой неделе гости были у нас. Ужасно объедались вкуснейшими пирогами (это, конечно, до революции и, пожалуй, первые 1−2 года после революции). Вокруг елки устраивались хороводы. Руководили всем взрослые. Было весело и интересно.

Помню, один раз тетя Таня (Татьяна Гладкова — мать писателя-драматурга Александра Гладкова — в те времена — Шурика) устроила силами старших наших братьев и сестер оперетку-спектакль под названием «Иванов Павел». Все были в восторге. Артисты выполнили свои роли прекрасно. Павла играл Сергей Шемякин, «шпаргалку» — Леля Шемякина.

Папы и мамы ходили в гости вместе с нами. Елки были необыкновенно красивые. Дети нарядные, как дорогие куклы, которые они получали в подарок. Я помню одно свое нарядное