Последний Шлемель, или Рассказы мальчика, выросшего в Варшаве - Исаак Зингер

Как-то один заезжий господин нарассказывал Шлемелю всяких чудес и небылиц про Варшаву. Какие там красивые улицы, какие высоченные дома и какие роскошные магазины. И решил Шлемель все это своими глазами повидать. Он знал, что к путешествию надо как следует подготовиться. Но что взять с собой в дорогу? И то сказать: кроме старого лапсердака, у него ничего не было. Однажды утром, когда жена на рынок ушла, велел Шлемель старшим детям не ходить в хедер, а сидеть дома и приглядывать за младшими, сам же взял краюху хлеба, луковицу да пару долек чесноку, завернул припасы в платок и отправился в Варшаву. Пешком.

Была в Хелме улица, которая так и называлась Варшавская. Вот Шлемель и решил, что она прямо до Варшавы ведет. По ней он и зашагал, и, пока из города не вышел, соседи то и дело останавливали его, сами понимаете: всем охота была узнать, куда такой домосед отправился. Шлемель объяснял, что идет в Варшаву.

- Что ты там делать будешь, в Варшаве-то? - удивлялись люди.

- Да то же, что и в Хелме, - ничего, - отвечал Шлемель.

Шел он медленно - подошвы у башмаков совсем сносились. Но наконец добрался до городской окраины, дома и лавки закончились, и дорога пошла лугами да полями, где крестьяне на волах пахали. Шел он и шел несколько часов кряду и совсем из сил выбился, так ослаб, что даже голода не чувствовал. Прилег Шлемель отдохнуть у дороги, но, прежде чем глаза закрыть, спохватился: "Вот проснусь, как вспомню, в какой стороне Варшава, а в какой Хелм?" Впрочем, он недолго раздумывал: снял башмаки и поставил их подле себя, развернув носами в сторону Варшавы, а

пятками - к Хелму. На том и успокоился, закрыл глаза и сразу заснул.

Приснилось ему, что сделался он пекарем и печет луковые булочки с маком. Покупатели к нему валом валят, да он всех отваживает:

- Мои булочки не для продажи.

- Так для кого ты их печешь?

- Для самого себя, жены и детишек.

А потом приснилось Шлемелю, что стал он королем Хелма и раз в год каждый житель города приносит ему вместо подати горшок с земляничным вареньем. Шлемель сидит на золотом троне, подле жена его, королева, и детишки, принцы да принцессы. Все уплетают луковые булочки и вареньем мажут их, не скупясь. Наевшись, все семейство катит в карете в Варшаву, а потом в Америку и к реке Самбатон, той самой, что всю неделю ворочает огромные камни, а в Субботу отдыхает.

А дальше вот что случилось. Возле дороги, невдалеке от того места, где уснул Шлемель, стояла кузница. Кузнец вышел как раз в тот момент, когда Шлемель укладывался, и заметил, как тот башмаки свои ставил. Кузнец этот был шутник известный. Только Шлемель задремал, подкрался он к нему да и перевернул

башмаки - носами к Хелму, пятками к Варшаве. Проснулся Шлемель и почувствовал, как проголодался, достал хлеб, натер его чесноком да луковицей закусил. А потом натянул башмаки и отправился дальше.

Долго ли, коротко ли шел, все ему кругом знакомым казалось. Вроде дома такие он раньше видел, и люди тоже знакомые. Неужели он так быстро до ближайшего города добрался? Но почему здесь все так на Хелм похоже? Остановил Шлемель прохожего и спросил, как город называется. "Хелм", ответил тот.

Шлемель очень удивился. Как же так? Если он ушел из Хелма, то как мог прийти назад? Стал недотепа в затылке чесать и наконец так рассудил: видать, на свете два Хелма и он пришел во второй.

Все же больно этот второй Хелм был на первый похож: и улицы, и дома, и люди. Долго Шлемель над этой загадкой голову ломал, пока не вспомнил, как когда-то его в хедере учили, что земля везде одинаковая. Тогда почему второй Хелм не может быть точь-в-точь таким, как первый? Это открытие Шлемеля страсть как обрадовало. Разобрало его любопытство: нет ли в этом городе такой же улицы, как та, на которой он жил, и такого же дома, как его? И, конечно, вскорости отыскал он и улицу, и дом. Тем временем стало смеркаться. Открыл Шлемель дверь дома и с изумлением обнаружил женщину, как две капли воды похожую на свою жену, и детишек, что, словно горошины из одного стручка, на его собственных похожи. Да и обстановка в доме ничем не отличалась. Даже кошка - не отличишь от той, что дома осталась. Увидала его хозяйка и давай браниться:

- Шлемель, где ты пропадал? Надо же, что удумал: дом без присмотра оставил! А в узелке у тебя что?

Дети бросились к отцу и радостно закричали:

- Папочка, где ты был?

Шлемель поначалу обомлел от удивления, а потом все же нашелся и ответил так:

- Ошибаетесь, любезная хозяйка: я не ваш муж. Дети - я вам не отец.

- Да ты что, совсем рехнулся? - напустилась на него мадам Шлемель.

- Я - Шлемель из Первого Хелма, а здесь - Второй, - упирался простофиля.

Женщина лишь руками всплеснула, но так громко, что цыплята под печкой проснулись и с перепугу разлетелись по всей комнате.

- Дети, ваш отец умом повредился! - запричитала несчастная.

Недолго думая, послала она одного из сыновей за Гимпелем - местным лекарем. А тем временем на ее крик вся мешпуха сбежалась. Народу набилось булавку некуда воткнуть. Только Шлемель, словно и не замечал ничего, стоял посреди комнаты и твердил одно и то же:

- Я и сам вижу, что вы похожи на людей в моем родном городе, да только все же не они. Я-то пришел из Первого Хелма, а вы живете во Втором.

- Шлемель, да что с тобой стряслось? - не утерпев, крикнул кто-то из

соседей. - Посмотри, ты же у себя дома! Эта женщина - твоя жена, а вот твои дети. Или ты свою родню и соседей не узнаешь?

- Никак вы понять не хотите, о чем я вам толкую, - сердился Шлемель. Я-то из Первого Хелма. И иду в Варшаву. Но оказалось, что между Первым Хелмом и Варшавой есть еще Второй Хелм. Ваш.

- Что ты городишь? Мы все тебя знаем, а ты знаешь нас. Хоть на цыплят посмотри, или ты и их не узнаешь?

- Ошибаетесь, люди. Это другой город, - упирался Шлемель. - Хоть у вас во Втором Хелме дома и улицы и впрямь на те, что в Первом Хелме, похожи, все же это другой город. Завтра я отправлюсь дальше - в Варшаву.

- Раз так, сделай одолжение, скажи, где мой муж? - возмутилась мадам Шлемель и стала честить горе-путешественника последними словами.

- Откуда мне знать, где ваш муж! - отпирался Шлемель.

Соседи, на супругов глядючи, так со смеху и покатывались. Но были и такие, кто жалел бедную женщину и ребятишек.

В конце концов лекарь Гимпель заявил, что не знает средства от подобной хвори. Постояли люди, постояли да и разошлись по домам.

В тот вечер мадам Шлемель приготовила на ужин лапшу и бобы. Шлемель их очень любил.

- Может, ты и впрямь умом повредился, но и убогому есть надо, вздохнула женщина и поставила перед муженьком полную тарелку.

- С какой стати кормишь ты чужого?

- Сказать по чести, такому твердолобому бычине, как ты, и сена жалко. Да так и быть, садись и ешь. Глядишь, на сытый желудок и мозги прояснятся.

- Вы - добрая женщина. Моя бы жена никогда не стала кормить постороннего. Выходит, между двумя Хелмами все же есть маленькая разница.

Лапша и бобы так аппетитно пахли, что Шлемель не стал лишку упираться и уплел все дочиста. А пока ел, говорил ребятишкам:

- Вот, дети, я живу в таком же доме, как ваш. И жена моя как две капли воды на вашу мать похожа. А детишки - на вас.

Малышей его слова очень насмешили, старшие же, услыхав такие речи, носы повесили.

- Нет, скажите, разве мало мне было того, что муженек мой Шлемель, так теперь он совсем из ума выжил! - вздыхала несчастная женщина. - Ну что мне прикажете делать? Как теперь на рынке торговать, ведь даже детей на него оставить боязно! Кто знает, какая блажь ему в голову взбредет! Господи, чем я тебя прогневила, что заслужила такое?

Но все же она постелила Шлемелю свежую постель, и, хотя тот и успел всласть выспаться днем, едва его голова коснулась подушки, он враз заснул и громко захрапел.

Снова приснилось Шлемелю, что он - король Хелма и жена его, королева, напекла полное блюдо блинов: с сыром, с черникой, с вишнями, посыпала их, не скупясь, сахаром и корицей и щедро полила сметаной. В один присест съел он двадцать блинов, а оставшиеся припрятал под корону - на потом.

Проснулся Шлемель поутру, а в доме уже опять полным-полно народу. Все хозяйку утешают. Хотел было Шлемель попенять жене, что столько людей в дом напустила, да вспомнил, что и сам здесь посторонний. Будь он у себя дома, то поднялся бы, умылся и оделся. Но в чужом доме, среди всех этих людей он не знал, что делать. По привычке от смущения стал чесать в затылке и теребить бороду. Наконец-таки поборол застенчивость и решился встать с кровати, откинул одеяло и спустил на пол босые ноги.

- Ой, только не дайте ему улизнуть! - забеспокоилась мадам Шлемель. Сгинет, а я останусь соломенной вдовой.

Но тут ее перебил пекарь Барух:

- Надо отвести его к старейшинам. Пусть решат, что делать.

- Верно! - подхватили остальные. - Отведем его к старейшинам!

Как Шлемель ни упирался и ни втолковывал всем, что, раз он живет в Первом Хелме, старейшины Второго власти над ним не имеют, несколько дюжих парней подхватили беднягу, натянули на него штаны, зашнуровали ботинки, нахлобучили картуз, обрядили в лапсердак и потащили к дому Гронама Бычья Башка. Старейшины уже были наслышаны о случившемся и с утра пораньше собрались обсудить, как быть.