Любовь в холодном климате - Нэнси Митфорд

век комфорта. Будучи по натуре консервативной, я с радостью увидела, что убранство комнаты совсем не изменилось, хотя освещение сильно улучшилось; на кровати лежало новое стеганое одеяло, туалетный столик красного дерева приобрел муслиновую покрышку с оборкой и встроенное зеркало, и вся комната и ванная были устланы коврами. В остальном же все осталось точно таким же, как мне помнилось, включая две большие желтые картины, которые можно было видеть с кровати: «Картежники» Караваджо и «Куртизанка» Рафаэля.

Одеваясь к обеду, я страстно желала, чтобы мы с Полли могли провести вечер вместе наверху, куда бы нам принесли поднос с едой, как мы делали когда-то в классной комнате. Я страшилась предстоящего взрослого обеда, потому что знала, что, как только окажусь в столовой, сидящей между какими-то двумя из находящихся внизу старых джентльменов, будет уже больше невозможно оставаться молчаливым наблюдателем, придется придумывать, что сказать. Мне всю жизнь вдалбливали в голову, особенно Дэви, что молчание за столом оскорбляет общество.

– Пока ты болтаешь, Фанни, не имеет большого значения, что́ ты говоришь, лучше декламировать алфавит, чем сидеть как глухонемая. Подумай о своей бедной хозяйке, это просто невежливо по отношению к ней.

В столовой, сидя между человеком по имени Рори и человеком по имени Роли, я обнаружила, что ситуация еще хуже, чем я ожидала. Моя защитная окраска, которая так хорошо срабатывала в гостиной, сейчас то появлялась, то пропадала, словно испорченное электрическое освещение. Я была видима. Один из моих соседей начинал со мной разговор и, казалось бы, очень интересовался тем, что я ему отвечала, как вдруг, без всякого предупреждения, я становилась невидимой, и Рори с Роли уже оба кричали через стол, обращаясь к леди по имени Вероника, а я с какой-нибудь маленькой грустной репликой повисала в воздухе. Затем выяснялось, что они не слышали ни единого слова из того, что я говорила, а были с самого начала заворожены бесконечно более захватывающим разговором с этой леди Вероникой. Ну, хорошо, буду невидимой, решала я, что действительно было гораздо предпочтительнее, дабы иметь возможность в молчании спокойно вкушать свой обед. Но нет, ничуть не бывало, я вдруг ни с того ни с сего опять обретала видимость.

– Так лорд Алконли ваш дядя? Разве он не абсолютно помешанный? Разве он не охотится на людей с гончими в полнолуние?

Я все еще оставалась в большой степени ребенком, который безоговорочно принимает взрослых из своей семьи и полагает, что каждый из них на свой лад более или менее совершенен, поэтому для меня было шоком услышать, что этот незнакомец считает моего дядю «абсолютно помешенным».

– О, но мы это обожаем, – начала я, – вы не представляете, как весело… – Бесполезно. Даже говоря, я опять сделалась невидимой.

– Нет, нет, Вероника, вся суть в том, что он принес микроскоп, чтобы посмотреть на свой собственный…

– Ну, давай, произнеси это слово за обедом, – подзадорила Вероника. – Даже если ты знаешь, как оно произносится, в чем я сомневаюсь, это совсем не застольная тема… – И так они продолжали до бесконечности.

– Вероника такая забавная, не правда ли?

На концах стола было тише. На одном леди Монтдор разговаривала с герцогом Советером, который вежливо слушал ее речи, изредка поводя по сторонам блестящими, добродушными маленькими черными глазками. А на другом расположились лорд Монтдор с Рассказчиком, беседуя на безупречном французском по обе стороны от герцогини Советер. Я находилась достаточно близко от них и могла слушать их разговор, что и делала, пока оставалась невидимой, и хотя, возможно, их беседа была не так остроумна, как разговоры вокруг Вероники, она имела для меня то достоинство, что была более понятной. Вся она заключалась в этих строчках:

Монтдор: Alors le Duc de Maine était le fils de qui?[17]

Малыш: Mais, dites donc mon vieux, de Louis XIV[18].

Монтдор: Bien entendu, mais sa mère?[19]

Малыш: Монтеспан.

В этом месте герцогиня, которая молча жевала и вроде бы к ним не прислушивалась, произнесла громким и очень неодобрительным голосом:

– Мадам де Монтеспан.

Малыш: Oui – oui – oui, parfaitement, Madame la Duchesse[20]. (Затем по-английски, обращаясь к своему шурину: «Маркиза де Монтеспан была аристократкой, как вы знаете, они никогда об этом не забывают».)

– Elle avait deux fils d’ailleurs, le Duc de Maine et le Comte de Toulouse et Louis XIV les avait tous deux légitimés. Et sa fille a épousé le Régent. Tout cela est exacte, n’est-ce pas, Madame la Duchesse?[21]

Но старая леди, в чьих интересах было предположительно поставлено это лингвистическое представление, совершенно им не интересовалась. Она ела со всем возможным усердием, прерываясь лишь для того, чтобы попросить у лакея еще хлеба. На прямое обращение она ответила:

– Полагаю, что так.

– Все это описано у Сен-Симона[22], – сказал Малыш. – Я снова его перечитывал и вам советую, Монтдор, это просто очаровательно. – Малыш был сведущ во всех дворцовых мемуарах, когда-либо написанных, снискав себе, таким образом, репутацию знатока истории.

«Вам может не нравиться Малыш, но он действительно много знает из истории, нет такого, чего бы он не мог вам рассказать». Однако все зависело от того, что вы хотели выяснить. Если о бегстве императрицы Евгении из Тюильри – да, если о мучениках Толпаддла[23] – нет. Исторические знания Рассказчика были сублимацией снобизма.

Но вот леди Монтдор повернулась к другому соседу по столу, и все последовали ее примеру. Я получила Рори вместо Роли, но в результате ничего не изменилось, так как оба к этому времени были поглощены тем, что происходило на противоположной стороне стола, и Рассказчик был оставлен в одиночку биться с герцогиней. Я слышала, как он спросил:

– Dans le temps j’étais très lié avec le Duc de Souppes, qu’est-ce qu’il est devenu, Madame la Duchesse?[24]

– Как, вы друг этого бедного Суппа? – поинтересовалась она. – Он такой надоедливый мальчик.

У нее был очень странный акцент, смесь французского и кокни.

– Il habite toujours ce ravissant hôtel dans la rue du Bac?[25]

– Полагаю, что так.

– Et la vieille duchesse est toujours en vie?[26]

Но его соседка целиком посвятила себя еде, и он не добился от нее больше ни слова. Она читала и перечитывала меню, а потом вытянула шею, чтобы получше рассмотреть, как выглядит следующее блюдо. Когда после пудинга гостям заменили тарелки, она дотронулась до своей и удовлетворенно произнесла, обращаясь к самой себе:

– Еще одна теплая тарелка. Очень, очень хорошо.

Она наслаждалась едой.

Я