Дневник - Паола Волкова

Показывают портреты. Они очень молоды и красивы.

Мих. Серг. по-моему начал что-то соображать. Может быть что-нибудь и с ним случится.

Все похорошели. Стали красавцами. Красота изнутри.

Елена Боннер – просто Долорес Ибаррури.

Сегодня утром я отнесла три белые хризантемы и передала девушке из теле-будки, чтобы положила на могилу.

Выступает православная церковь и еврейский раввин. По-моему ребята не только разных социальных групп, но и разных национальностей.

Владимир Усов – рус. коммерсант.

Дмитрий Комарь – афганец, рабочий.

Илья Кричевский – худ-к, еврей.

Суббота. Вчера встретили Машу в Москве. Она покинула Бангкок, чтобы переехать в Лондон. Ей грустно. Она уехала из первого, сотворенного ею самой мира, оставив по себе безупречную репутацию, настоящих друзей и сожаления. Это много, очень много.

Но… как она сама говорит, кто-то толкает в спину. Судьба ведет ее дальше, в Лондон. Не сомневаюсь, что она получить стипендию и что все будет в порядке.

Сейчас, эти полтора месяца, уже расписаны. Дай Бог, чтобы хватило времени сделать необходимое.

Я долго не писала. Как много воды утекло.

С 25 июня по 1 июля была снова в Хельсинки. Жила там очень хорошо.

Одиночество мое так сильно, что я его не осознаю, т. е. именно осознаю, но не страдаю. Кругом постоянная суета, мельтешение, вторичность. Вторичность не моей жизни. Она продлится до февраля. Потом начнется другая полоса.

Я, если не буду болеть, начну еще одну, очень короткую, жизнь сначала.

Все уверены, что будет переворот, а я в это не верю. Какие-то перехлопы-перетопы. Но другого пути нет и мы пойдем по этому, уродскому, мучительно нищему. Я не должна, не могу и не буду ругать свою жизнь. В каком-то смысле лучше я никогда не жила.

У меня возможность деятельности, у Маши ее особенная судьба, есть что одеть и пока что есть, не надо стоять в очередях и ныть, ныть.

Мое одиночество глубоко и безнадежно. Я знаю людей, вижу их насквозь и глубже. Это тоже, хоть и мучительно, но если говорить мистически и «это так надо».

Мне очень не хватает Мераба. Дальше будет еще хуже. Дальше его смерть станет моим отчаянием вопреки всякой логике.

Но самое главное то, что мне необходимо, наконец, начинать писать.

За 10 дней я должна написать сценарии для Л-да, план «Круглого стола» и план для передачи о Льве Ник<олаевиче> Гумилеве. 9-й день его смерти совпал с 23 июнем, а 40-й с 23 июлем.

Тяжело и трудно. Ощущение такое: все что происходит – не главное, иллюзорное. Главное где-то внутри, в другой точке. Я продолжаю ничего не делать. Видела сон с 17 на 18. Мне сказали во сне, что я похудею. Потом был показан фантастической красоты легкости и протяженности мост. Я видела мост и со стороны и стоя под ним. Почему-то этот мост имеет отношение ко мне. Говорил о похудении и показывал мост почему-то Сергей Ник<олаевич> Хотчинский,[78] кот. умер. Мир был ясен, небо сине и чисто, воздух золотистый (или золотился мост). Сегодня день преподобного св. Сергия Радонежского. Сергий посылает Сергея. Тогда – все послание Мост ведет к соединению двух точек, двух миров. Может быть это и есть мое будущее в познании на новом уровне. Я верю, что так может быть. Дай-то Бог и его послушник Сергий Сергея пославший меня интересует Мераб.

Вадим улетает в Париж. Он мне не нравится.

Планов много, но я ничего не делаю, бездеятельна и размягчена. Все движется в параллельных мирах. Придется придавать плотность формы тому, что плотно внутри, в параллельном мире. Мне необходимо: договориться с Панченко,[79] написать для Сорокина, написать план сценария для программы в «Октябре» и т. д., всегда за спиной где-то Шекспир. Если не напишу, напишет кто-то другой. Маша тоже бездельничает. Мурзик ведет себя как последний «совок», советский муж – мужчина, вернее анти-мужчина. Умер Мераб, умер Гумилев. Я жива, я в долгу перед ними столько мне давшими людьми. Ты не будешь мне верным мужем, но мы с тобой мы такое заслужили, что смутится XX век. Добьюсь своего? Загадка Дэвида Сила. М-а-ш-а!

Воскресенье уехали от них на дачу. На даче ужасно. Все мертвенно, все засохло, как-то особенно плохо.

Вечером звонила в Л-д Панченко. Давно-давно не встречала такого типа: хам, советский «хапала», только он хапает не вообще, а Гумилева. Какое наказание, в чьих руках бедный Лев Николаевич. Нет, за свои грехи мы платим здесь и полной мерой. Нынче именно такое время. Именно такое. Панченко орал и брызгал слюной, где, мол, я была и что все места уже заняты. Они с Наташей «московской дворяночкой» уже издают 4-хтомник и еще почему зовут меня Паолой, что за имя? Панченки сейчас устойчивы и благополучны, их время всегда, особенно теперь. Поживем – увидим, однако.

Хуже всего со мной. Я все. Никуда не годная память, ничего не могу делать, вся разъехалась. Понятно лишь одно: или надо сделать сверхусилия и вернуться в деятельность на ином витке или со мной все. Странно, но ситуация как у Элема. Мы все-таки, видимо, где-то таинственно связаны. Я тоже живу на инерции и тоже ничего не хочу делать, а в данный момент просто зеркально сижу при Маше.

Маша улетела в Лондон.

Маша учится в Лондоне. Ей нравится Лондон, ей хорошо.

День рождения Мераба. Послала Изе письмо в Тбилиси.[80]

Не помню, в какой тетради записала сон с «петухом».

В ночь с 26–27 видела во сне Томаса Манна. Он пришел ко мне. Был одет в костюм и мягкий трикотаж. жилет. Сказал, что его визит связан с тем знамением, кот. я придаю его творчеству. С ним был переводчик – дама. Но она не понадобилась. Я говорила на плохом нем. А он не на лучшем русском. Пришла Наташа (Кораблева – прим. ред.), но она тоже не пригодилась. Он сказал, что язык только тогда может быть языком, если в нем две функции: историческая (национальная) и общенациональная (планетарная). Мы легко и содержательно говорили. Он говорил о моем лит. писании и о том, что у нас плохое издательство. Я показала ему книгу, кот. мне подарила Ира. Он был изумлен и, кажется, я ему эту книгу подарила, а он обещал мне прислать свои. Потом пришла Катя. Манн и они стали собираться. Он еще сказал, что его интересует моя мама (мои истоки).

Это замечательный сон. О, Петухи.

Хорошо, что записала сон с Томасом Манном.

Прожитое включить в себя!!!

2 апреля я улетела в Афины. 4 прилетела в Афины Маша. В какое счастливое время мы живем. Мы с Машей в Греции поехали по Пелопоннесу, Коринф, Микены, Нафплио, Эпидавр. Мы были в Сунионе и в Дельфах. Боже, неужели это было реальностью.