Решительный сентябрь (журнальный вариант) - Жанна Браун

Комиссар стоял молча, пощипывая бороду, сосредоточенный и хмурый, точно решал в уме сложную задачу.

— Серёга, я пошёл, здесь нам больше делать нечего, — сказал Вальтер. — А мне ещё географию учить. Нарыкова, ты идёшь?

Маруся повернулась к Сергею, секунду постояла в нерешительности, хмуря брови и покусывая губу, потом вытащила из кармана сложенный треугольником галстук и, опустив глаза, протянула Сергею.

— Вот… считай, что ничего не было.

Всё что угодно ждал от неё Сергей, но это… В первое мгновение он чуть не рассмеялся в лицо Нарыковой. Он переживал, мучился, бегал, как дурак, в училище к Славке, натерпелся позора, а оказывается, всё просто: не было — и всё. И всё! Ай да Нарыкова — Донна Маня с синими глазами! Настоящий товарищ. Принципиальный человек. Сначала сразу честно не поверила и смело осудила его публично, а потом сразу честно поверила и не побоялась исправить ошибку…

Сергей оглянулся на дверь Ефимовых — самодовольную, добротную, кожаную дверь, за которой притаился Вадик и слушает, и улыбается розовой улыбкой. Ему, конечно, тоже все сборы-разборы ни к чему. Не пойман — не вор. Напакостил — и шито-крыто…

— Было. Понимаешь ты? Было!

Маруся испуганно взглянула на комиссара: «Ну объясните хоть вы, если он сам не понимает… Вы же старший».

Но комиссар молчал и смотрел на Сергея светлыми глазами.

— Серый, не заводись! — крикнул Вальтер. — Нарыкова права. Что тебе ещё нужно?

Если бы Сергей сам знал, что ему нужно! Но то, что предлагала Нарыкова, было не помощью, не справедливостью, а подачкой. Он не сердился на неё, понимая, что она хочет ему добра. И «классная мама», и Светочка, и Вальтер — они все хотят по-хорошему, чтоб тихо-мирно… Сергею не хотелось обижать Вальтера и Нарыкову — раз они пошли с ним, значит, верят ему, но и снова вилять, как тогда в кабинете директора, он тоже не хотел.

— Не хочу я шито-крыто!

Сергей старался говорить спокойно, но не выдержал и сорвался на крик.

— Ты же правду хотела. Забыла? А теперь не надо честно признавать свою вину, да?

Маруся вспыхнула и попятилась, продолжая держать галстук в протянутой руке.

— Было, не было! — орал Сергей. — Вадима тоже не было, что ли? Ха-ха! Не волнуйтесь, будет, и ещё не раз, если шито-крыто!

Он оттолкнул с дороги руку Маруси с галстуком и помчался вниз, мимо растерянного Вальтера. Он слышал топот сзади, но не оглянулся и вылетел во двор, стремясь убежать как можно дальше ото всех: и от врагов, и от друзей.

Комиссар выбежал следом.

— Сергей, постой! Пойдём сядем.

Сергею не хотелось идти, но он не стал противиться, всё же звал его не кто-нибудь, а комиссар.

Вальтер и Маруся стояли возле штабеля и смотрели на него испуганно, как на ненормального.

— Видал? — спросил комиссар. — Подойти к тебе боятся.

— Я не кусаюсь, — буркнул Сергей.

Комиссар обрадовался.

— Слыхали? Он не кусается! Можете сесть.

Они сели, но не рядком, как прежде, а каждый на персональном ящике, и некоторое время молчали, не глядя друг на друга.

Первым не выдержал Вальтер.

— Знаешь, Серый, в другой раз предупреждай заранее, когда начнёшь с цепи срываться. Я лучше дома пересижу…

— Маруся, вы сами решили с галстуком? — негромко спросил Виктор Львович. — Вы действительно считаете это единственным и достойным выходом?

Маруся обрадовалась, что ей дали возможность объяснить.

— Когда Серёжа убежал… Ну зачем он убежал? И ещё галстук швырнул, это… это ни в какие ворота, понимаете? Света сказала, что наш класс положил на школу пятно, что Димитриева надо исключать, а потом директор в кабинете сказала, что не было ещё такого случая, чтобы исключали. Это позор на весь Ленинград…

— А ты откуда знаешь, если в кабинете? — спросил Вальтер.

— А Интерпол на что? — удивилась Маруся. — Света плакала, что Димитриев один во всём виноват, а директорша сказала, что такой сбор наделает много шума, а раз мы — дружина, то должны воспитывать… Я ведь тоже думала, что Димитриев… Серёжа… Я хотела знать, а он всё время кричал… так же нельзя, правда? А Света сказала — отнеси галстук своему Димитриеву и поговори с ним, раз звеньевая. А она его просто видеть больше не может, и всё…

— Пусть на своего Ефимова любуется, — упрямо сказал Сергей. — Он это любит, чтоб шито-крыто.

— И плевать, — сказал Вальтер, — здоровье дороже.

Комиссар встал.

— Ну, так вот, красавцы. Сбор будет. И непременно. Это я вам обещаю, потому что уверен — Сергей прав. Только пионерская дружина может решать, быть Сергею и Ефимову в пионерах или нет.

— А Сергей при чём? Вадим — подлец, а Серого из пионеров? — возмутился Вальтер.

— Сергей сам швырнул свой галстук, — жёстко сказал комиссар, — пусть на дружине и рассмотрят его поступок. Если быть принципиальными, то уж во всём. Ты согласен, Сергей?

Сергей кивнул.

Вальтер огорчился:

— Тогда всё. Вадим отопрётся, свидетелей нет… Сгорит Серёга алым пламенем.

— Не сгорит, — сказал комиссар. — А вы на что? Когда у человека есть такие верные друзья, он любую неправду сумеет побороть. А если говорить прямо, то за Сергея я не беспокоюсь, он сильный человек, я уже убедился в этом. Меня больше беспокоит Ефимов, вот кто в настоящей беде.

— Ефимов? — переспросила Маруся и оглянулась в растерянности на мальчишек — может быть, она ослышалась?

— Да, да, Ефимов, — повторил комиссар. — Понимаете, ребята, если сейчас, именно сейчас, мы не захотим помочь ему, как же он дальше жить будет среди людей? Спасать его надо, спасать от самого себя, вот что характерно. А это задача посложнее всех, которые вам приходилось решать до сих пор. Да и мне тоже.

Так что давайте думать.