Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. - Алексей Литвин

Дело Щастного создало опасный прецедент: в последующие политические процессы столь же решительно пресекались всякие потенциальные посягательства на действия вождей или их существование. Конечно, тогда грозили расстрелом за любой проступок, ибо полагали это ключевым решением многих проблем. Ленин предлагал расстреливать за ложный донос. Троцкий был убежден, что армию нельзя строить без репрессий. «Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади». Троцкий понимал, что расстрелы без суда и следствия в армии вызывали естественное недовольство, а потому писал в реввоенсовет 2-й армии, что все-таки расстрелы без разбирательства в трибунале и судебного приговора следует прекращать[103]. Но сколько было расстрелов до этого письма и насколько письмо было принято к сведению — сказать трудно.

В последние годы пересмотр многих решений ревтрибуналов с реабилитацией безвинно погибших людей в связи с отсутствием в их действиях состава преступления свидетельствует не столько о некомпетентности судей, сколько об их политизации, граничащей с произволом. Мало чем отличались от них в своей деятельности созданные летом 1918 г. революционные военные трибуналы в бригадах, дивизиях, армиях и фронтах. 14 октября 1918 г. был создан военный революционный трибунал республики в составе К. Данишевского (председатель), С. Аралова и К. Мехоношина (члены). Высший военный ревтрибунал функционировал при реввоенсовете республики, т. е. находился в подчинении Троцкого. По существу, это были «тройки», судившие военнослужащих за контрреволюцию, спекуляцию, должностные преступления, дезертирство, вооруженные грабежи и т. д. Диапазон их решений был широк: от штрафа до расстрела. Ревтрибуналы действовали в железнодорожных частях и войсках внутренней охраны (ВОХР). С работы в революционных трибуналах начал свою деятельность известный палач-судья в 30–40-х годах — В. Ульрих. Из наиболее знаменитых жертв революционных военных трибуналов — командир конного корпуса Б. Думенко, командующий 2-й конной армией Ф. Миронов и многие другие. Особенно многочисленны были расстрелы за самовольный уход бойцов с позиции или нежелание идти на фронт, дезертирство.

Введение с осени 1918 г. политики военного коммунизма с его тотальной регламентацией всей общественно-хозяйственной жизни, провозглашение насилия универсальным методом решения всех проблем, реализация большевистской политики красного террора, естественно, вызвали ужесточение приговоров ревтрибуналов. Эта тенденция поощрялась властями.

Из первого приказа наркомвоенмора на пути к Свияжску (август 1918 г.): «Борьба с чехо-белогвардейцами тянется слишком долго. Неряшливость и небрежность и малодушие в наших собственных рядах являются лучшими союзниками наших врагов… Предупреждаю, что врагам народа, агентам иностранного империализма и наемникам буржуазии пощады не будет. В поезде Народного Комиссара по военным делам, где пишется этот приказ, заседает Военно-революционный трибунал в составе тов. Смидовича, председателя Московского Совета Раб. и Крестьянских депутатов, тов. Гусева, представителя Народного Комиссариата по военным делам, и тов. Жизмунда, представителя Нар. Ком. путей сообщения… Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань тов. Каменщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты, спекулянты… Советская республика в опасности! Горе тем, которые прямо или косвенно увеличивают эту опасность!»[104]

В Свияжске, готовясь к штурму Казани, занятой чехословацкими легионерами и народоармейцами, защищавшими идею передачи власти Учредительному собранию, Троцкий 14 августа 1918 г. предупреждал: «Если какая-нибудь часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым — командир. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули. За это я ручаюсь перед лицом всей Красной Армии»[105]. Позже, по предложению Троцкого, стали освобождать арестованных офицеров, согласных служить в Красной Армии, взяв у них подписку, что их семьи — заложники в случае их измены; были введены заградительные отряды. В Свияжске была тогда осуществлена и первая децимация (расстрел каждого десятого) в Красной Армии. Военно-революционный трибунал решил тогда провести эту акцию в отношении бежавших с позиции бойцов питерского рабочего полка. В результате взвод матросов расстрелял 27 красноармейцев, командира и комиссара[106]. Позже децимации практиковались и в Красной, и Белой армиях. Сталин в Царицыне летом 1918 г. поступил с жизнью людей проще и так же преступно: создал на барже плавучую тюрьму. Арестованных военспецов расстреливали и топили. Пользуясь полномочиями, полученными от Ленина, он развернул такую вакханалию террора, что похоронная команда чекистов не успевала закапывать жертвы расстрельной команды. Ленин позже признал, что ему пришлось урезонивать Сталина. «Когда Сталин расстреливал в Царицыне, — говорил Ленин, — я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно. Моя ошибка раскрылась, я ведь телеграфировал: „Будьте осторожны“»[107]. Ленин деликатно телеграфировал, а жизнь жертв произвола вернуть невозможно… Страшно, когда ошибочные решения реализуются и никто не несет ответственности.

Число территориальных и военных трибуналов в 1918–1920 гг. менялось. Это было связано с обстоятельствами и упразднением или воссозданием новых. Учитывая, что в разное время существовали уездные, губернские, различные ведомственные трибуналы, то их количество доходило до нескольких сот[108]. В 1919 г. были учреждены летучие ревтрибуналы, судившие дезертиров на месте, без какого-либо расследования. За 7 месяцев 1919 г. было осуждено около 95 тысяч дезертиров, из них 600 расстреляны. Выездная сессия ревтрибунала 1-й Конной армии приговорила к расстрелу в ноябре 1920 г. 142 бойца 6-й кавливизии за бандитизм. В 1920 г. реввоентрибуналы рассмотрели дела 106 966 человек, из них были расстреляны 5757 (5,4 %). В 1920 г. 26 трибуналов из общего числа принятых к производству дел квалифицировали 12 % за контрреволюцию, 29 % — за преступления по должности. Военные трибуналы рассмотрели 13 % политических дел. 26 губернских трибуналов приговорили тогда к расстрелу 4 % осужденных[109].

Не было ни одного трибунала, который бы не расстреливал. Потому даже приблизительное число осужденных к высшей мере наказания этими чрезвычайными судилищами исчисляется тысячами в месяц. Попытка юристов оправдать тогдашнее правосознание судей, видеть в нем не произвол, а применение норм, «уже сложившихся, но еще не сформулированных в законе»[110], — не выдерживает критики. Когда довлел примат революционной целесообразности, а приговор принимался по «велению революционной совести», можно говорить лишь о вольном применении права на расстрел с одной установившейся нормой: «врагов народа» — к стенке. Эта норма поощрялась. Ее пропагандировало большевистское руководство, полагая свою вседозволенность правилом для других.

Как правило, произвол по отношению к гражданам страны насаждался сверху. Об этом свидетельствует множество фактов. Назовем лишь некоторые из них. 28 ноября 1917 г. Совет народных комиссаров утвердил написанный Лениным декрет об аресте лидеров гражданской войны. Таковыми провозглашались руководители партии кадетов. Тогда же вся партия кадетов была объявлена партией врагов народа. Протесты в Совнаркоме и ВЦИК против признания всех членов партии кадетов «врагами» не возымели действия. ВЦИК поддержал предложение Ленина 150 голосами против 98. 3 июня 1918 г. Ленин предлагал председателю ЧК Бакинской коммуны С. М. Тер-Габриеляну (1886–1937) в случае угрозы захвата города британскими или турецкими войсками «все подготовить для сожжения Баку полностью». В начале сентября 1918 г. Ленин выражал Троцкому удивление и тревогу в связи с замедлением операции против Казани. «По-моему, нельзя жалеть города, — телеграфировал Ленин, — и откладывать дольше, ибо необходимо беспощадное истребление, раз только верно, что Казань в железном кольце». 28 февраля 1920 г. Ленин телеграфировал в реввоенсовет Кавказского фронта И. Смилге и С. Орджоникидзе: «Нам до зарезу нужна нефть. Обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы, и наоборот даруем жизнь всем, если Майкоп и в особенности Грозный передадут в целости»[111]. Военные обстоятельства сложились так, что тяжких последствий для населения названных городов свирепые ленинские указания не имели. Английский отряд вошел в Баку 4 августа 1918 г., когда местные коммунары просто не обладали возможностями что-либо предпринять; Казань была взята красными через день после получения телеграммы председателя Совнаркома, и надобность в «беспощадном истреблении» отпала. В марте 1920 г. советским стал Грозный.