Полосатый катафалк (Сборник) - Росс МакДональд

Вот только иногда она продолжала и продолжала растягиваться.

Телефон на столе Бидуэлла зазвонил. Он поднял трубку с усилием, точно тяжелую гантель, послушал шелестящий голос и сказал:

— Ради всего святого, Падилья, я же сказал вам, чтобы вы его спровадили… Нет, не вызывайте! На мою ответственность.

Бидуэлл кинулся к двери, захлопнул ее, запер и прижался к ней спиной, раскинув руки, словно готовясь быть распятым.

— Падилья говорит, что он идет сюда.

— Так лучше отойдите от двери. А кто такой Падилья?

— Бармен. Фергюсон сказал ему, что ждать больше не желает. — Его лицо покрывалось каплями, точно холодное стекло. — Поговорите с ним, а? Объясните, что я совершенно ни при чем. Абсолютно. И не имею никакого отношения к тому, что его благоверная уехала.

Он на заплетающихся ногах отошел в угол и прислонился к стене.

— А откуда у него такая мысль?

— Он сумасшедший. Делает из мухи слона. Я просто позвал ее к телефону к себе в кабинет.

— Звонил Гейнс?

— Если он, то сильно изменил голос. Мне он показался женским. Но незнакомым. А Фергюсон, видимо, воображает, что я в сговоре с Гейнсом — и только потому, что я вызвал его жену из столовой!

— Я тебя слышу, Бидуэлл! — донесся голос из-за двери.

Бидуэлл подпрыгнул, как от удара током, и привалился к стене, точно ток его убил.

— А если бы я не слышал тебя, Бидуэлл, то учуял бы. По запаху узнал бы, что ты там. — Дверная ручка задергалась, голос поднялся на октаву. — Впусти меня, свинья трусливая! Мне с тобой, свинья Бидуэлл, надо потолковать. И ты знаешь о чем, Бидуэлл.

При каждом упоминании своей фамилии Бидуэлл вздрагивал. В третий раз он бросил на меня отчаянный взгляд.

— Поговорите с ним! Когда я пытаюсь что-то сказать, это только разъяряет его еще больше. Вы же адвокат, вы умеете говорить с людьми!

— Вам нужен не адвокат, а телохранитель.

Фергюсон подтвердил мой вывод сокрушительным пинком в нижнюю филенку.

— Открывай, Бидуэлл, не то я высажу дверь ко всем чертям!

Он пнул еще раз, филенка треснула, на ковер посыпались хлопья лака.

Бидуэлл взмолился:

— Выйдите к нему! Вам бояться нечего. Он не на вас зол, а на меня.

От третьего пинка филенка подалась. Встав сбоку, я отпер дверь и распахнул ее.

Фергюсон пнул пустоту и ввалился внутрь — дюжий мужчина лет пятидесяти с лишним в костюме из мохнатого твида, словно обросший медвежьей шерстью. Длинное лошадиное лицо, под косматыми бровями — маленькие глазки, глубоко и близко посаженные. Они свирепо шарили по комнате.

— Где он? Где паршивый сводник?

Бидуэлл пребывал между дверью и стеной, где и остался.

— Крепковатые выражения, вам не кажется? — спросил я.

Фергюсон стремительно повернул голову в мою сторону, потерял равновесие и привалился к косяку. В кармане у него что-то металлически звякнуло.

— Пистолет лучше отдайте мне, полковник. Не то ненароком прострелите себе бедро, а такие раны бывают очень болезненными.

— Я умею обращаться с огнестрельным оружием.

— И все-таки лучше отдайте его мне на некоторое время. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь пострадал…

— Не хочу? Бидуэлл у меня еще как пострадает! Продырявлю ему шкуру, освежую проклятого койота и прибью шкуру сушиться к его собственной двери.

Разбушевавшийся пьяница. Но разбушевавшиеся пьяницы бывают опасны.

— Нет. Как представитель закона я вас арестую! Отдайте пистолет.

— Катитесь к черту! Еще один бидуэлловский красавчик, специалист по краже жен!

Он ринулся на меня, опять потерял равновесие и еле успел уцепиться за край двери, потянув ее на себя. Перед нами возник вжавшийся в стену Бидуэлл. Фергюсон захрипел, как волынка, и потянулся к карману.

Я ухватил его за воротник рубашки под торчащим кадыком, рванул на себя и ударил в тяжелый подбородок. Съездить по физиономии полковника было моей давней мечтой.

Этот выпрямился во весь рост, торжественно прошествовал к бидуэлловскому столу, повернулся на каблуках, опасно накренившись, и грузно плюхнулся в бидуэлловское кресло. Затем открыл рот, словно председатель правления, готовый сформулировать новую политику фирмы, улыбнулся нелепости всего сущего и впал в глубокое забытье. Кресло закрутилось и сбросило его на пол.

— Что вы натворили! — сказал Бидуэлл. — Он предъявит нам иск.

— Иск мы ему сами предъявим.

— Ничего не выйдет. С двадцатью миллионами не судятся. Он наймет лучших адвокатов в стране.

— Вы сейчас разговариваете с одним из них, — сообщил я, продолжая испытывать душевный подъем, потому что мне таки довелось съездить полковника по физиономии. — Всю жизнь предвкушал такой иск!

— Но он же меня не тронул, — возразил Бидуэлл.

— Вы как будто разочарованы? Бидуэлл смерил меня угрюмым взглядом.

— Полагаю, мне следует поблагодарить вас за спасение моей жизни. Только, честно говоря, никакой благодарности я не испытываю.

Присев на корточки рядом с распростертым на полу полковником, я извлек из его кармана симпатичный короткоствольный пистолет, довольно увесистый, потому что обойма была полна, и показал его Бидуэллу.

Но он отвел глаза.

— Будьте добры, спрячьте.

— А, так вы забрали у него пистолет! — произнес кто-то с порога. — Часа два назад я убедил его отдать мне тот, который был при нем. Значит, в его машине имелся еще один.

— Убирайтесь, Падилья, — сказал Бидуэлл. — Не входите.

— Слушаюсь, сэр.

Падилья ухмыльнулся и вошел. Кудрявый, с изуродованным ухом молодой человек в белой куртке бармена. Он окинул Фергюсона профессиональным взглядом.

— Ссадина на подбородке. Пришлось дать ему раза?

— В тот момент мне это показалось самым уместным. Хотя мистер Бидуэлл и предпочел бы получить пулю. Но было бы жаль, если бы такой ковер залила кровь.

— Не смешно, — сказал Бидуэлл. — А что нам с ним теперь делать?

— Пусть отоспится, — весело порекомендовал Падилья.

— Только не здесь! Не у меня в кабинете.

— Зачем же? Доставим его домой. Скажите Фрэнки, чтобы он меня подменил, а мы отвезем его к нему домой, уложим в постельку, и утром он ничего помнить не будет. Решит, что порезал подбородок, когда брился.

— Откуда вы знаете, что он ничего не вспомнит?

— Так ведь поил его я. Он дул виски с шести часов. Я наливал и наливал в расчете, что он вот-вот одуреет. Но у него желудок из дубовой клепки, стянутой медными обручами.

Он нагнулся и ткнул Фергюсона в живот указательным пальцем. Фергюсон улыбнулся во сне.

7

Падилья знал, где живет Фергюсон, — ему уже доводилось отвозить его домой в голубом «империале». Я отправился с ним прокатиться и получить ответ на некоторые вопросы.

— Вы хорошо знали Ларри Гейнса?

— Бывшего спасателя? Естественно. Я сразу вычислил, что он подонок, только это меня не касалось. Но в первую же неделю, как он там появился, у меня был с ним разговор по душам. Еще в сентябре. Он вздумал угостить в баре шестнадцатилетнюю девочку. Так я сказал, чтобы он шел вон и больше не возвращался. — Падилья нажал на кнопку, опускавшую стекло левой передней дверцы, сплюнул в темноту и, посмотрев через плечо на Фергюсона, поднял стекло. — От ветра в лицо он может очнуться. Алкоголь он переносит будь здоров, можете мне поверить.

Я тоже оглянулся на Фергюсона. Он мирно спал.

— Миссис Фергюсон, я полагаю, вы тоже знали?

— Естественно. Редкостная женщина. С обслуживающим персоналом всегда мила, умеет пить и не терять себя. По моим меркам настоящая леди. Пока я работал в «Оазисе» в Палм-Спрингсе, насмотрелся на голливудскую шатию-братию. Только успеют сунуть передние ноги в корыто, и сразу выламываются, будто им весь мир принадлежит. А Холли не такая. То есть миссис Фергюсон.

— Вы называли ее Холли?

— Естественно. А она меня — Тони. Холли я называл ее в баре. Только там. Настоящая демократка. Из рабочей семьи. Она мне сама сказала.

— И с Ларри Гейнсом она была демократичной?

— Говорят. — В голосе у него прозвучало разочарование. В Холли? Или во мне? — Вместе я их ни разу не видел. Он старался держаться от меня подальше. Что-то там было, но ставлю сто против одного, совсем не то, что думают некоторые. Я полгода наблюдал за ней из-за стойки, а оттуда людей видишь такими, какие они есть. И любовался, как она давала по рукам большим докам по этой части. Ей просто было неинтересно. Не такая она, и все тут.

— А я слышал другое.

— Ну, кое-кому она не нравится, так и что? — воинственно спросил Падилья. — Свои недостатки у нее есть, я же не отрицаю. А сказал только, что она не из тех, кто погуливает на стороне. И хотите знать мое мнение? Мужа она любит по-настоящему. Красавцем его не назовешь, но что-то, значит, в нем должно быть. Только войдет в бар, а она уже вся словно светится изнутри.