Звездная застава - Сергей Сухинов

— Между прочим, — сказал Литвинов по-немецки, — вы напрасно сели на адские машины. Здесь есть более удобные места. — И он кивнул на два мягких кресла перед пультом.

Лица у солдат перекосились, и Литвинову показалось, что сейчас они все-таки будут стрелять. Но тихо посовещавшись, они осторожно перебрались на кресла — так, на всякий случай. Литвинов узнал рыжего громилу, избивавшего Игоря, и худого безбрового парня, так ловко подставившего ему во время драки подножку. «Так, — подумал Литвинов почти весело, — отличное сочетание силы и ловкости, и все это против безоружного связанного пленного». Он мельком взглянул наверх, под потолок, где матово светился небольшой экран видеосвязи и который немцы, конечно, еще не успели разглядеть в калейдоскопической путанице приборов. Кстати, было во время войны телевидение или нет?

Он не спеша подошел к регулировочному автомату, утыканному массой кнопок и тумблеров, который вполне мог сойти за мощную рацию, и, уткнувшись лицом в смотровой раструб осциллографа, как в микрофон, сказал: «Внимание, внимание, говорит Кондор, вызываю Беркута…» Он еще несколько раз повторил эту фразу, чтобы немцы, безусловно знавшие русский язык, привыкли к ней, а потом потянулся локтем вправо, к красной кнопке видеофона. Напряжение за его спиной достигло предела. Все. Он негромко сказал:

— Господа, сейчас я должен по приказанию вашего офицера связаться с базой и сообщить, что здесь все в порядке и никакого подкрепления не требуется. Я готов это сделать, но мои руки связаны.

Было два варианта. Один из немцев мог вызваться заменить его связанные руки, но они могли и развязать его на свой страх и риск. Солдаты посовещались и нашли третий вариант. Безбровый сначала осторожно, но очень сильно связал Литвинову ноги, а потом уже резанул острым как бритва ножом по рукам.

Литвинов слизнул брызнувшую из запястий кровь, взял смотровой раструб, щелкнул для вида несколькими тумблерами и только тогда приподнял глаза вверх. Он увидел то, чего не заметили напряженно следившие за каждым его движением фашисты. Экран видеофона мгновенно вспыхнул, на голубоватом фоне появилось скучное заспанное лицо дежурного, вот он приподнимает глаза и начинает шевелить губами в приветливой фразе… Нет, молодец парень! Фраза застревает в горле, в серых глазах мелькает удивление, и тут же экран гаснет. Теперь Литвинов уже спокойно сказал в «микрофон», что, мол, все нормально, подкрепления не надо, а затем повернулся к немцам и спросил:

— Ну что, теперь все в порядке?

Рыжий фашист одобрительно загоготал: «Зер гут, все в порядке, все в порядке!»

«Освоились», — констатировал Литвинов. Он прислонился к стене и закрыл глаза. Через два часа здесь будет очень жарко. Трудно сказать, что придумает Рюмин — скорее всего вышлет группу самых опытных спасателей на вертолетах и попытается усыпить десантников снотворным газом — так они действовали, когда во время гималайского эксперимента неожиданно из небытия «вызвали» саблезубого тигра. Но сейчас это опасно, нужно бы связаться с Москвой и подготовить автоматы, типа тех, которые используются на Меркурии. Хотя это потеря времени, и Рюмин, спасая его с Кориным, наверняка будет действовать сам. Литвинов даже заскрежетал зубами от бессилия. Игоря, конечно, сейчас пытают, стараются выколотить самые достоверные сведения, а его, ясно, оставили в резерве. Но хуже всего то, что в любую минуту сюда может прийти группа ошеломленных, ничего не понимающих туристов. Да, вероятность этого невелика, если не принимать в расчет интуицию старого спасателя. Так невелика, что при других обстоятельствах можно было бы и не беспокоиться, но… Но перед глазами Литвинова, как при замедленной съемке, падали под автоматными очередями молодые парни и девушки с удивленными, ничего не понимающими лицами, и это было страшно. Ну-ка, Григорий…

Был шанс, небольшой, почти невероятный шанс выключить излучатель «черные очи». Литвинов незаметно нажал кнопку «сигнал» на пульте управления и где-то слева, под самым потолком, вдруг задребезжал резкий звонок. Инстинктивно оба немца повернули головы, Литвинов выбросил вперед плотно сжатые ладони и изо всех сил прыгнул к пульту. Белобрысого он уложил одним точным ударом в шею, но рыжий здоровяк оказался опытным и умелым бойцом и успел уклониться. Завязалась тяжелая драка, связанные ноги делали Литвинова почти беспомощным и вскоре, получив страшный удар автоматом, он упал в узкий проход, ведущий в маленький аппаратурный отсек. Превозмогая боль, он пополз по коридорчику, а рыжий уже подымался, покачиваясь, на ноги и вынимал из-за пояса нож.

Ну-как, спасатель…

Литвинов одним рывком перевернулся на спину и изо всех сил ударил связанными ногами в блок предохранителей. Треск, вспышки искр… еще один, последний удар… немец уже заносит сверкающий клинок… кожух излучателя трескается… Все.

Волны оглушительной боли обрушились на Литвинова. В глазах начало темнеть, отвратительная тошнота расползлась по телу. Последним ясным впечатлением Литвинова была нелепо изогнувшаяся фигура рыжего немца, плавно, как бы нехотя, сползавшая на пол. Его толстое рябое лицо выражало удивление, но уже через секунду оно сменилось идиотской ухмылкой, и он стал, перевернувшись поудобнее на спину, пробовать на зуб черное дуло автомата. Больше Литвинов ничего не помнил. Кажется, он встал на четвереньки и затеял возню из-за автомата, причем ему тоже казалось, что это должно быть очень вкусно, но немец оказался сильнее и оттолкнул его тяжелым кованым сапогом, Литвинов пополз в угол, заливаясь горючими слезами, но быстро утешился, засунув себе в рот пятерню. Потом он, казалось, что-то вспомнил и, неуклюже извиваясь, пополз сам не зная куда. Трижды он сильно ударялся головой об один и тот же острый угол энергокуба и каждый раз терял сознание, но, придя в себя, снова куда-то полз и, сам себя не слыша, твердил одно и то же слово — пульт, пульт, пульт…

Когда боль спала, Литвинов еще долго лежал на спине, жадно ловя пересохшим ртом горячий воздух. В глазах стояла какая-то фиолетовая пелена, пульсирующая с острой болью. Он не сразу вспомнил, что произошло, и даже не сразу понял, где он, но знал одно — надо идти. Надо во что бы то ни стало встать и идти. Как тогда, в Горячей пустыне на Марсе. Как тогда, в Сахаре, когда отказал двигатель флайера и Наташу с разбитыми ногами, не приходящую в сознание, нужно было нести десятки километров под раскаленным солнцем. Надо идти…

Встать оказалось невероятно трудно, кровь бешено билась в виски, но он все-таки поднялся с первой попытки, зная, что на вторую может не хватить сил. Долго и тягостно он возился с веревкой на ногах, пока не сообразил вытащить у безбрового немца, лежавшего на полу без сознания, нож. Шатаясь, Литвинов перешагнул через второго фашиста и, держась за спасательную стену, пошел к выходу, но скоро вернулся за автоматом.