Улисс (часть 3) - Джеймс Джойс

- Он разобиделся из-за какой-то мелочи, - пояснил сей муж, сохранивший, вопреки многим поношениям, мирный нрав, - что у меня нечаянно сорвалась. И обозвал меня евреем, притом очень агрессивно, весь разъярившись. Так я на это ему нисколечко не отклоняясь от голых фактов, напоминаю, мол, Бог ваш, я имею в виду, Христос, он тоже еврей, и все его семейство так же как я, хоть сам-то я нет, по-настоящему. Ну, этим я его сразил. Кроткое слово гнев побеждает. Ни звука у него не нашлось сказать, это все видели. Разве же я не прав?

Он устремил на Стивена долгий ведь-ты-не-прав взгляд, полный робкой и затаенной гордости кротким порицанием, но также и отчасти просительный, поскольку от него словно бы неким образом излучалось будто бы что-то тут было не совсем...

- Ex quibus, - не слишком внятно и без особого выражения пробормотал Стивен, меж тем как два или четыре их глаза вели между собою беседу, Christus или Блум его имя или в конце концов какое угодно, secundum carnem [от них... Христос... по плоти (лат.). Римл. 9, 5].

- Конечно, - счел нужным оговориться мистер Блум, - вопрос всегда надо рассмотреть с обеих сторон. Трудно установить какие-то точные правила, кто прав, а кто нет, но все-таки всегда есть возможности к улучшению, хотя, как говорят, каждая страна, не исключая и нашу многострадальную, имеет такое правительство, какого она заслуживает. Только вот будь хоть капелька доброй воли у всех. Это так приятно хвалиться взаимным превосходством, но как все же насчет взаимного равенства. Меня отталкивают насилие и нетерпимость в любом их виде. Этим ничего не остановишь и ничего не добьешься. Революция должна совершаться в рассрочку. Это же полная, вопиющая бессмыслица - ненавидеть людей за то, что они живут, так сказать, не на нашей улице и болтают не на нашем наречии.

- Историческое сражение на Кровавом мосту, - согласился Стивен, - и семиминутная война между проулком Кожевников и Ормондским рынком.

- Да, - согласился полностью мистер Блум, всецело одобрив замечание, это было поразительно верно и во всем мире было поразительное множество таких историй.

- Это так и вертелось у меня самого на языке, - сказал он. Передергивают все факты, концы с концами не сходятся, так что, по чести, даже и тени истины...

Все эти жалкие свары, по его скромному разумению, болезненно возбуждающие шишку воинственности или какую-то железу и совершенно ошибочно объясняемые мотивами чести и знамени - на деле вопрос-то в них был чаще всего в денежном вопросе, который стоит за всем, в алчности и зависти, ведь люди ни в чем не знают предела.

- Они обвиняют, - произнес он в полный голос. Он отвернулся от остальных которые вероятно... и заговорил тише и ближе, так чтобы остальные... если они вдруг...

- Евреев, - негромко отнесся он в сторону, на ухо Стивену, - обвиняют в разрушении. Но в этом нет ни крупицы истины, смею заверить твердо. История - не удивитесь ли вы, когда это узнаете? - неопровержимо доказывает, что Испания пришла в упадок, когда инквизиция изгнала евреев, а в Англии началось процветание, когда Кромвель, этот чрезвычайно небесталанный бандит, на котором в других отношениях масса и масса вин, привез их туда. А почему? Да потому что они люди практичные, и они доказали это. Я не хочу позволять себе никаких... вам ведь и так известны главные взгляды на эту тему и, к тому же, поскольку вы правоверный... Но в области экономики, если оставим в стороне религиозную сторону, сказать священник - то же, что сказать бедность. Возьмем снова Испанию, вы могли в войну убедиться, и сравним с Америкой, вовсю движущейся вперед. Опять же турки. Тут дело в догме. Ведь если б они не верили, что прямиком вознесутся в рай после смерти, они бы постарались устроить себе жизнь получше, во всяком случае, мне так кажется. На эту вот удочку приходские попы всех и ловят. Но я, заключил он с драматическим подъемом, - не менее ревностный ирландец, чем тот забияка, о котором я говорил, и я бы желал, чтобы все люди, без различия вер и классов - подчеркнул он - имели бы скромный, но приличный доход, не что-нибудь нищенское, а, скажем, около трехсот фунтов в год. Это жизненно важно и вполне достижимо и притом это бы так содействовало большей сердечности между людьми. По крайнем мере, такая у меня точка зрения, уж там верная или нет. Вот это я и называю патриотизмом. Ubi patria, как нас слегка подковали в классические дни в нашей альма-матер, vita bene [где родина... жизнь хорошо (лат.)]. То есть, по смыслу, где ты можешь хорошо жить, если трудишься.

Сидя над безвкусной пародией на чашку кофе и слушая мудрые речи про пуп и нечто, Стивен, не шевелясь, глядел в пустоту. Разумеется, до него доходили все эти слова, такие разные меняющие оттенки словно те крабы сегодня утром в Рингсенде когда они торопливо прятались во все цвета и оттенки одного и того же песка в котором они как представлялось гнездились где-то поблизости. Он поднял голову и встретил глаза сказавшие а возможно и нет слова что произнес услышанный им голос, если трудишься.

- Меня прошу вычеркнуть, - с усилием молвил он, подразумевая трудишься.

В глазах выразилось удивление поскольку как он, их врем. обладатель, заметил или, верней его говорящий голос: Все должны трудиться, обязаны, сообща.

- Конечно, я имею в виду, - поспешно заверил тот, - труд в самом широком смысле. В том числе и литературный труд, не ради одних лавров. Писать для газет, это в наше время самый прямой канал. Также и это труд. Важный труд. В конце концов, судя по тому малому, что я о вас знаю, когда столько денег ушло на ваше образование, вы совершенно вправе их возместить и назначать свою цену. У вас ровно столько же прав добывать хлеб насущный своим пером, занимаясь философией, как и у любого крестьянина. Правильно? Вы оба принадлежите Ирландии, голова и руки. То и другое одинаково важно.

- Вы подразумеваете, - возразил Стивен с подобием небольшого смешка, что я приобретаю важность, оттого что принадлежу faubourg Saint Patrice [предместье Святого Патрика (франц.)], в кратком наименованьи, Ирландии.

- Я бы пошел еще дальше, - начал мистер Блум.

- А я подразумеваю, - продолжал Стивен, перебивая, - что Ирландия приобретает важность, оттого что принадлежит мне.

- Что-что принадлежит? - переспросил мистер Блум, нагибаясь, решив, что он чего-то здесь недопонял. - Извините, пожалуйста, я не расслышал конца фразы. Что именно вы?..

Стивен, явно не в духе, повторил и, отодвинув свою кружку с кофе или бог знает с чем, без особой вежливости добавил:

- Мы не можем сменить родину. Давайте-ка сменим тему.

При этом уместном предложении мистер Блум, чтобы сменить тему опустил взгляд, однако в некоем замешательстве, поскольку не мог сообразить, какому же обороту речи принадлежало принадлежит, звучавшее совершенно чужеродно. Гораздо понятней был неожиданный реприманд. Тут, надо думать, проявили себя пары его сегодняшней оргии, любопытным образом вызвавшие у него желчную резкость, не свойственную ему в трезвом виде. Вероятно, домашняя жизнь, которой мистер Блум придавал величайшее значение, как-то не была всем, чем нужно, или же ему не хватало друзей из подходящего круга. Испытывая беспокойство за своего молодого соседа, которого он украдкой и не без робости разглядывал, памятуя, что тот только что из Парижа, в особенности глаза поразительно напоминали его отца и сестру, однако не сумев достичь ясности в сакраментальном вопросе, он начал припоминать разные примеры когда высококультурные юноши подававшие замечательные надежды уже на заре своей поддавались разложению причем винить в этом было некого кроме них же самих. К примеру таков был случай О'Каллагана, фантазера, даже слегка свихнувшегося, из очень приличной хотя и небогатой семьи, с его безумными выходками у которого среди прочих милых проделок в подпитии когда он становился абсолютно невыносим он имел привычку являться в обществе гордо вырядившись в костюм из оберточной бумаги (подлинный факт). А когда он в своих забавах уже совсем хватил через край последовал обычный denouement [развязка (франц.)] и жареный петух чуть-чуть не клюнул его куда полагается так что пришлось немногим друзьям живо его спровадить подальше, после того как Джон Мэллон из Центрального полицейского управления очень прозрачно намекнул что как бы ему не загреметь в соответствии со вторым разделом Дополнений к Уголовному Кодексу, имена части лиц, вызывавшихся по делу, не предаются гласности по причинам, ясным для каждого у кого голова на плечах. Короче, подбивая итоги, шесть да шестнадцать, насчет чего он категорически не желал слышать, Антонио и компания, жокеи и эстеты и татуировки, бывшие криком моды в семидесятых или около этого даже в палате лордов поскольку в ранние свои годы царствующий монарх, тогда еще престолонаследник, а уж высшая знать и остальная аристократия те просто по стопам главы государства, он размышлял о прегрешениях сильных мира сего и коронованных особ идущих вразрез с моралью как скажем дело Корнуэлла несколько лет назад за блеском фасада то что едва ли от природы положено, подобное возбраняет закон и добрые нравы с ужасом осуждают, хотя вероятно и не по тем причинам как полагают какие бы они ни были кроме в основном женщин которые всегда норовят хоть в чем-нибудь провести друг дружку, главным образом по части нарядов и всего что связано с этим. Дамы, у которых есть вкус к чему-то оригинальному в белье, и все мужчины, кто хорошо одевается, должны всяческими способами стараться подчеркивать пропасть между полами вносить еще больше остроты в те неприличности какие проделываются когда вдвоем, она у него расстегивает, а он потом расшнуровывает ее, осторожно, булавка, а всякие там дикари, где-нибудь на каннибаловых островах, где в тени сорок градусов им на такие ухищрения сто раз плевать. Хотя, возвращаясь к исходному, есть и такие деятели, кто с самой низшей ступеньки одними собственными усилиями пробились на самый верх. Ничем, кроме природных способностей. Работаем головой, сэр.