Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Ада Петрова

В 8.05 пришел очередной трамвай. Человек, сошедший с него, пошел в сторону улицы Гарибальди. Агенты первой машины моментально узнали Эйхмана. Через пятнадцать секунд его узнали и агенты второй машины. Эйхман приблизился. Разведчик остановил его.

– Что вы кидаетесь на меня, как на дикое чудовище, – вскрикнул Эйхман, и упал на землю.

Насмерть перепуганного, его моментально втолкнули в машину. Голова его была ниже стекол автомобиля. Агенты надели ему повязку на глаза. Связали руки и ноги и положили на пол. Во время всей операции узник не проронил ни слова. Агенты сказали ему только одну фразу: если будете кричать и звать на помощь, мы вас пристрелим. Через 50 минут Эйхман был доставлен в гараж специально снятого конспиративного дома. Они тут же увидели след татуировки на его руке. Он рассказал им, что после окончания войны очень непродолжительное время был у американцев. И именно тогда удалил татуировку. Совпали и другие приметы.

Могущественный эсэсовец так был напуган происшедшим, что у него начался тик. Он понял, в чьих руках, и периодически взывал о помощи.

В этом доме Эйхман прожил недолго. Двадцатого мая уже была организована его нелегальная отправка из Аргентины в Израиль. Исар Харель был уверен, что семья Эйхмана не поднимет шума из-за его исчезновения. Потому что в этом случае им пришлось бы назвать настоящее имя их мужа и отца и рассказать о его прошлом. Семья обзвонила все госпитали и клиники, но не звонила в полицию. Они звонили друзьям и просили о помощи, но никто из них не пришел на помощь. Большинство, спасая свою жизнь, поторопились покинуть континент. Они тоже были нацистами и смертельно боялись мести Израиля.

22 мая 1960 года Эйхман был доставлен в Тель-Авив. И Исар Харель, войдя в кабинет премьер-министра страны Давида Бен Гуриона, сказал: Я привез Адольфа Эйхмана.

На следующий день об этом узнал израильский парламент и весь мир. Его поместили в самое тайное место в государстве. Никто на всей планете не знал, где именно он сидит…

Христос не выбирал себе дорогу на Голгофу. Эйхман выбрал себе ее сам.

Началось следствие, которое продолжалось год и семь месяцев.

Эйхман не сразу понял, в чьих он руках. С ним говорили и по-английски, и по-немецки, и на иврите, который он немного знал, занимаясь в Третьем рейхе с преподавателем. В доме в Буэнос-Айресе, куда его поместили после поимки, он думал только об одном: что с ним сделают? Что ждет его? Человек только человек. Он не вспоминал о шести миллионах евреев, которых он и его партия послали на страшную смерть. Шесть (или сколько там) миллионов совершенно невинных людей. Что будет с ним? Он хотел жить…

Ему еще не было и 55. Сейчас только это волновало его. На спасение он не надеялся. Как его друзья узнают, где его прячут? Да и каждый из них сам дрожит за свою жизнь. Они сами боялись той же участи. Ими руководил только страх.

Никогда во времена Третьего рейха ему не приходило в голову, что придет возмездие, что он сам может стать узником, которого не пощадят. Да и в чем он виновен? Он боготворил своего фюрера и считал своим долгом выполнять любые его приказы.

И вот он за решеткой. Недавно его стал преследовать, особенно по ночам, трупный запах. Едва он закрывал глаза, оживали тексты документов, которые ему читали следователи каждый день. Он видел колючую проволоку с пропущенным через нее электрическим током, которая на сотни километров опоясывала концлагеря, бараки, в которых невозможно было дышать, печи крематориев, которые никогда не прекращали свою работу, и вереницы совершенно обнаженных людей – женщин, мужчин, стариков и старух, девушек и юношей, мальчиков и девочек, совсем крошечных, которых матери прижимали к высохшей груди… Они уныло, опустив головы, брели на смерть.

Сотни тысяч, миллионы заключенных исчезали навек, превратившись в груду костей или даже пепел. Эйхман стал бояться спать. Ночные кошмары были страшнее дневных воспоминаний. Просыпаясь, он понимал, что именно он был одним из авторов этого ужаса, что ему никогда не стряхнуть его с себя. Кремационных печей не хватало. Их строили и усовершенствовали. И многие проекты, которые он считал лучшими, были спроектированы им – Эйхманом. На других стояла его подпись.

Ему нравилось ездить в концлагеря, чтобы лично все проверить. И это были страшные дни для обреченных. Раньше он никогда не думал об этом. Это была его работа. Как любая другая…

Иногда ему казалось, что стены его камеры с каждым днем сдвигаются и в конце концов раздавят его в тонкую пластину, в огромный белый лист бумаги с черной свастикой посередине. Он задыхался от страха и отчаяния. Он понимал, что прощения ему не будет. Он вскакивал с кровати и начинал ходить по периметру – ему казалось, что стены тогда раздвигаются. Он стал читать стоя, подпирая головой решетку окна. Он знал, что кошмары вернутся. Но больше всего он боялся, что его будут в клетке возить по улицам городов и поселков Израиля с плакатом на шее: убийца еврейского народа. В него будут лететь камни, плевки, оскорбления. Это и будет его казнь.

– Этого мне не пережить, – говорил он себе…

Поначалу всякий раз, когда Эйхмана вызывали на допрос, он думал, что его ведут на расстрел. Он всей кожей ощутил, что значит быть на волоске от смерти. Но потом он понял, что идет нормальное, законное следствие. Все записывалось на пленку, тут же расшифровывалось и передавалось ему на подпись. Ему предъявляли сотни документов, на которых он когда-то расписывался, но он твердил, что выполнял приказ: я был верен законам войны, и своему флагу, а также связан присягой фюреру. Он надеялся избежать смерти. Были сотни томов следствия.

Нормальному человеку трудно понять, как в цивилизованной стране могло быть принято решение на уничтожение народов, не принадлежащих, как считали национал-социалисты, к арийцам: евреев, русских, югославов, поляков, цыган и многих других. Их цель была – господствовать над миром. Многие не знали правды.

Благодаря документам, найденным в архивах Германии и других стран, мы узнали все, что было во времена Холокоста.

Первыми они обрекли на смерть весь маленький народ – еврейский. Народ, который создал Библию и десять заповедей: не убий, не укради… Народ, который ни своим характером, ни традициями не был похож ни на какой другой. Гитлер говорил, что евреи мешают человечеству. Во всем плохом, что случается в мире, он винил евреев. И чтобы другим жилось лучше, надо уничтожать этих паразитов, как крыс, мышей, тараканов. Они лишние на этом свете. Они – раковая опухоль мира. В 1936 году в Берлине проходила Олимпиада. И когда все первые места по бегу на разные дистанции взяли негры, Гитлер сказал: чему вы удивляетесь, это же не люди, это обезьяны. И покинул в ярости стадион. И самое страшное, эту ненависть им удалось вселить во многих.

Казалось, что следствие длится бесконечно. Все ждали суда. Практически каждый житель Израиля мог стать свидетелем. Одни сами сидели в концлагерях и чудом избежали смерти, другие потеряли всех своих близких. Все они много знали, много видели, многое хотели рассказать…

Наконец в Иерусалиме, в Доме Нации начался судебный процесс. Суд был открытым. Чтобы во время процесса на Эйхмана не было совершено покушения, он был помещен в стеклянную, пуленепробиваемую кабину. Рядом с ним всегда сидело два полицейских. Два раза во время суда Эйхмана обследовал врач. Его семье было дано право выбрать адвоката. Защищал его немец Роберт Сервациус. Тот самый, который опекал фашистских преступников на Нюрнбергском процессе. Тогда ему удалось спасти от петли только Круппа. Ни один суд в мире не разрешил бы адвокату-иностранцу защищать обвиняемого. Израильское правительство дало не только согласие на его кандидатуру, но и оплатило адвокату все расходы за его услуги.

Весь процесс от первого до последнего дня транслировался по радио.

Сотни людей приходили в суд. И каждый хотел, чтобы его выслушали. Свидетельствовали очевидцы, документы, кинохроника. От увиденного и услышанного многие падали в обморок. А ведь всю кинохронику нашли в немецких архивах. Они сами все и снимали. И никто не посмел бы сказать, что это подделка.

15 декабря 1961 года Адольф Эйхман был приговорен к смертной казни. Президент отклонил просьбу о помиловании.

В Иерусалиме мы познакомились с одним из следователей, которые допрашивали Эйхмана. На суде он был помощником генерального прокурора. Зовут его Микаэль Гелад. Он сам был узником Освенцима. На его руке страшная метка – лагерный номер 161135. Его пятеро детей, жена и друзья знают его историю. Все его родственники, близкие и дальние, – 70 человек – погибли в лагерях смерти. Уцелел он один.

Суд в Иерусалиме над Эйхманом был больше, чем суд. Судили нацизм. Гелад был назначен в Отдел «Ноль шесть». Крупные полицейские чиновники, большинство из которых прошли через лагеря смерти, были назначены следователями. Они были выходцами из тех стран, где это происходило. И знали языки. Всех сразу предупредили, что они должны работать без эмоций и быть сверхкорректными, чтобы никто в мире не мог сказать, что суд был пристрастен.