Французская защита - Анатолий Арамисов

Виктор вспомнил, как в детстве, когда его родители (а отец, Одинцов — старший, был моряк) в очередной раз переехали в маленький дом — развалюху, то по ночам семью донимали крысы, прогрызавшие деревянные половые доски. Они обитали под кухней, откуда доносились запахи еды,

и под покровом ночи шустро сновали там, забираясь даже на стол. Однажды крысы перегрызли провода от электрической плитки, и в этот же день отец принес домой взятого «напрокат» огромного кота по имени Васька.

Пушистый и внешне добродушный котяра оказался настоящим убийцей для подпольных тварей.

В первую же ночь пребывания Васьки на новом месте семья Одинцовых проснулась от ужасного визга на кухне. В наступившей тишине послышались быстрые кошачьи шаги. Когда отец включил свет, то открылась картина, достойная кисти художника: кот победно сидел рядом с полуза-душенной крысой гигантских размеров и играл с ней, правой лапой поворачивая поверженную противницу туда — обратно.

После того, как вся стая утром покинула подпольное пространство, стало ясно — Васька прикончил главаря.

…Виктор вздохнул, пытаясь прогнать невеселые мысли о незваной обитательнице карцера, опять повернулся на бок и закрыл глаза.

Сон не шел.

Время тянулось мучительно медленно.

Внезапно Одинцов услышал в коридоре голоса. Они с каждой секундой становились все громче.

Виктор приподнял голову, ладонью подпер щеку и прислушался.

Один голос, резкий, с характерным фальцетом, Виктор сразу узнал. Он принадлежал Жану Темплеру. Тот явно протестовал, видимо выражая недовольство перемещением себя любимого в этот мрачный отсек тюремного здания.

Через минуту совсем близко от камеры Одинцова лязгнул замок, послышался скрип открываемой двери, потом она с оглушительным грохотом захлопнулась под выкрик наркомана:

— Merde![27]

Приглушенное бормотание в соседней камере слышалось в течение часа. Виктор поймал себя на мысли, что в душе радуется соседству француза. Во-первых: справедливость восторжествовала, и зачинщик конфликта тоже угодил в карцер.

Во-вторых: стало как-то веселее оттого, что рядом за стеной находится еще один живой человек. Пусть даже испытывающий к Одинцову неприязнь после случившегося.

Наконец Темплер затих, и Виктор стал погружаться в дрёму.

Это был не сон, скорее полузабытье. К тому же в камере стало заметно холодать: окно с решеткой не было закрыто стеклом, и температура в карцере приближалась, вероятно, к уличной.

Светало.

Внезапно резкий выкрик и оглушительный визг словно катапульта подбросили Виктора на койке:

— Canaille! Canaille! Merde![28] — кричал Темплер в соседней камере.

«Бог мой! Наверное, его укусила крыса!» — первое, что пришло в голову Одинцову.

Через секунду послышался странный «хакающий» звук, будто бы выдох, и в то же время мало похожий на человеческий голос:

— Хаак!

Одновременно с ним раздался какой-то лязг, словно чем-то железным резко царапнули по стене.

Француз еще несколько минут выкрикивал ругательства, потом в коридоре раздались шаги, и подошедший охранник спросил заключенного:

— Qu у a-t-il?[29]

Темплер нервным тоном что-то объяснил ему, тот сдержанно хохотнул и, ничего не ответив, застучал каблуками по коридору, удаляясь в свою каморку.

Француз бурчал себе под нос еще с полчаса, чем-то стучал в своей одиночке, и лишь под утро успокоился.

Лучи солнца постепенно отодвигали мрак в камере Одинцова. Глаза Виктора скользили по унылому однообразию тюремных стен серо-грязного цвета, точно так же выглядели пол и потолок В правом углу от двери виднелось мокрое пятно, словно туда плеснули водой из ведра. Приглядевшись, Одинцов с ужасом увидел, что мокрота была кровавого, красного цвета…

Кровь??

От этого пятна по полу к койке Виктора тянулся след, прежде невидимый из-за темноты, а сейчас хорошо различимый: будто бы по бетонному пространству полз маленький окровавленный гномик, теряя капли крови на своем пути.

Страшная догадка пронзила мозг Виктора, он резко заглянул под свою откидную койку и отшатнулся.

У самой стены лежала мертвая крыса, задрав все четыре лапки вверх. Но не это было самое страшное.

Крыса была как будто исполосована острой бритвой. Удар лезвия пришелся по ее животу и он был вскрыт, словно консервная банка, обнаженные внутренности вылезли, свалились вбок, и наверное, от них шел кровавый след по камере Одинцова, когда бедное животное в агонии ползло к человеку.

Виктор вытер ладонью вспотевший лоб.

«Да. Темплер оказался явно негостеприимнее меня по отношении к крысе…»

Теперь настала очередь Одинцова барабанить по железной двери. Виктор выкрикнул в коридорное пространство с пару десятков слов, добрая половина которых были из матерного лексикона великого и могучего. Минуты через три в коридоре послышался топот, к двери подбежали сразу два охранника и открыли её: высокий негр с выражением застывшей печали на лице и толстый коротышка с зажатым в руке носовым платком, которым он вытирал через каждые десять секунд вспотевший лоб.

— Qu у a-t-il? — задал тот же вопрос, что и соседу Виктора некоторое время назад высокий негр.

Вместо ответа Одинцов, не оборачиваясь, ткнул рукой в направлении подвесной койки.

Толстяк подошел к ней и, заглянув вниз, тотчас с брезгливым выражением на лице отпрянул назад.

Он что-то быстро сказал своему напарнику, тот повернулся и зашагал по коридору.

Через несколько минут негр вернулся, неся в руках что-то наподобие веника и грязное ведро.

— Ramassez![30] — скомандовал Виктору толстяк, указав рукой в направлении убитой крысы.

— Пошел на  …й, сам убирай! — ответил по-русски Одинцов. — Переводи меня в другую камеру отсюда!

— Je ne parle pas russe! — отчеканил тот, глаза толстого француза стали наливаться кровью.

— Ramassez!! — повторил он, хватая Виктора за рукав, и пытаясь развернуть его в направлении койки.

Внутри Виктора знакомо закипело…

«Только держать себя в руках! Не хватает мне еще этого урода избить! Тогда долго отсюда не выйду»…

Он снова бросил взгляд вниз, и тут организм заключенного не выдержал. Одинцов мотнул головой в сторону, стараясь, чтобы брызги рвотной массы не попали на оторопевших французов…

— Merde! — в один голос закричали те. — Cochon![31]

Они отпрянули от прислонившегося к дверному косяку Виктора.

Того долго сотрясали рвотные рыдания тела.

До тех пор, пока вызванная штатная уборщица тюрьмы не убрала все в камере, включая кровавый след, оставленный смертельно раненой крысой.

Из соседней камеры раздавался ликующий смех фиолетоголового наркомана.

Когда уборщица закончила работу, негр запер камеру на ключ, потом взял Одинцова под руку и повел по пустынному коридору на выход.

Тюрьма уже не спала.

Виктор шел мимо решетчатых отделений камер, сопровождаемый свистом и улюлюканьем заключенных. Почти каждый из них считал своим долгом что-то выкрикнуть в адрес русского.

Слова сливались в один сплошной крик, и лишь отдельные обрывки фраз сознание автоматически переводило на родной язык.

Одинцов сжал кулаки, и, стиснув зубы, боролся с желанием бросить в ответ какое-нибудь замысловатое многоэтажное ругательство.

Негр, который вел Виктора, слегка ухмылялся, на его лице застыла маска гордой значительности, словно он лично задержал важного государственного преступника.

Французские зэки только что проснулись и совершали утренний туалет: умывались, брились, чистили зубы, словом, готовились к завтраку. Некоторые прилипли к решеткам, белея полосами только что нанесенной пены для бритья.

Необычно-оживленное веселье царило в этот момент в коридорах «Seine Saint-Denis».

Поравнявшись со своей камерой, Виктор бросил взгляд внутрь её.

Лёха почему-то еще лежал на койке, отвернувшись к стене.

«Что это с ним? — с некоторой тревогой подумал Одинцов. — Обычно он встает раньше всех, жаворонок по натуре…»

— A' gauche![32] — негр подтолкнул Виктора в сторону большой красивой двери, обитой темно-бордовой кожей.

Они остановились.

Охранник нажал на неприметную кнопку звонка, и через несколько секунд дверь отворилась.

На пороге стояла высокая, спортивного вида молодая женщина, крашеная блондинка.

Она внимательно посмотрела на русского заключенного и улыбнулась:

— Входите! — несмотря на сильный акцент, слово она выговорила правильно.

Одинцов удивленно уставился на француженку.

Женщина выразительно взглянула на охранника:

— Merci!

Тот моментально сделал «налево кругом» и удалился.