Любовь к истории (сетевая версия) ч.2 - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Святые рыцари Зла, впрочем, в мире не перевелись. Просто они сменили одни доспехи на другие. Именно к этой категории относятся современные террористы: фанатики, которые во имя Идеи (не имеет значения, какой именно) взрывают себя вместе с ни в чем не повинными людьми.
Святые от Дьявола — это подвижники Идеи, которая больше человека. Вот признак, по которому безошибочно определяется черный цвет нимба.
У святого со стороны Добра никакая, даже самая распрекрасная идея не может быть больше человека. И никогда святой от Добра не пожертвует ради Идеи жизнью другого — только своей собственной.
Из комментариев к посту:tsarev_alexey
Есть слепые, которые видят не то, что есть, а то, что кому-то хочется (они обычно снизу); есть зрячие, которые видит, что есть, но соглашаются врать из инстинкта самосохранения и т. д. (они обычно повыше); остальные (те, кто видит и не соглашается), как правило, вымываются, и система потихоньку становится тоталитарной. Умножаем на некоторый длительный промежуток времени для формирования соответствующих привычек — и на выходе получаем уже рефлексы. «Стальные глаза, холодная голова, горячее сердце, чистые руки» и дальше с песнями…
imageobserver
Добро и Зло вообще очень условные категории. Уж слишком они абстрактны. Поэтому не верю ни в святых, ни в альтруистов. Если человек отказывается от своей жизни, от этой пошлой мещанской жизни, с семьей, с детишками, с бытом, который заедает, и жертвует собой ради Большего Добра, значит что-то с этим Большим Добром не так. Жертвуя собой «ради других», человек пытается навязать этим другим свою жертву, а значит, свое понимание, что есть Добро с Большой Буквы. Если бы мы не навязывали друг другу свои ценности (мы им — свою Демократию, они нам — свою Духовность), а просто жили, и любили бы тех, кто рядом с нами, а не абстрактное Человечество, мир был бы лучшим местом.
ludamiro
«И никогда святой от Добра не пожертвует ради Идеи жизнью другого — только своей собственной.»
Шахиды жертвуют своей, прежде всего СВОЕЙ, жизнью во имя ИДЕИ, а гибель других людей для них индульгенция для входа в рай. Но со святостью это не имеет ничего общего. Это безумный фанатизм. Да и все революции подпитываются энергией фанатиков Идеи. И ничего общего с добром и святыми этот фанатизм не имеет. Люди сгорают в пламени революции как поленья в печи. А потом на пепелище создаются легенды и мифы о Зле и Добре. Только почему-то Зло иногда выглядит как Добро, и наоборот. Да и есть ли в Жизни чистое Зло и чистое Добро?
vic_borisova
При всей любви и уважении никак не могу согласиться с Григорием Шалвовичем! Нет никаких святых от Зла, и быть не может. Хотя бы потому, что никто не служит Злу — ни чекисты, ни фашисты, ни маньяк Чикатило. Трагедия в том и состоит, что все сражаются за Добро… Но понимают его по-разному! Отличие между Злом и Добром только в методах.
Пожизненное
24 мая, 2011
«И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положон…»
А.Н.Островский
Исторический приговор храброго судьи Данилкина оставлен в силе Мосгорсудом. Случилось то, чего все ждали, но во что все-таки не хотелось верить.
Платону Лебедеву оставалось сидеть в тюрьме один месяц, Михаилу Ходорковскому — пять месяцев.
То, что срок чуть-чуть сбавили, выглядит гаденько. Могли бы преспокойно и больше скостить, это ничего бы не изменило. Вполне достаточно было бы оставить подсудимых за решеткой до следующего марта. А там к нам навечно вернется всё молодеющий Владимир Владимирович, и уж этот христианин-всепрощенец на свободу Ходорковского не выпустит никогда.
Как, впрочем, и нас с вами.
Из комментариев к посту:pfifff
что-то я уже совсем запуталась и не знаю, кому верить. нет, свое мнение на этот счёт у меня, конечно, имеется, но верить-то кому-то надо. хочется..
kladuhujnavse
Говорят, Путин держит слово, которое дал Ходорковскому при личной встрече. Что посадит его надолго…
astreia_spb
Вечно молодеющий — это в точку. Каждый раз при взгляде на экран ТВ не могу не отметить тюнинг Вождя. То личико отшлифовано, то укольчиками подправлено, то блестит как на гламурной вечеринке. Вот и мешочки под глазками пропали. Аттракитвности это, мягко говоря, не прибавляет. Скорее наоборот.
Севастопольские рассказы
25 мая, 2011
В Севастополе я увидел и услышал столько всего интересного, что хочется поделиться. Не всем, конечно (не такой я щедрый), а лишь тем, что мне не пригодится для книжки. Сделаю-ка я мини-серию небольших постов с названием «Севастопольские рассказы» (в смысле рассказы севастопольцев — моих консультантов, специалистов по истории города). Это всё факты более или менее известные, но для меня они внове. Каждая из этих историй у меня сжалась в хокку. Напомню, что трехстишье я буду помещать в твиттер, а рассказик к нему (то, что называется, «между строк») — сюда.
1. Призраки суши и моря
В коротеньком междупосте от 17 мая, пытаясь сформулировать свое первое впечатление, я написал, что в Севастополе мне «на новенького» мерещится некая трудно формулируемая странность: будто город густо населен призраками.
Так оно и есть. Могу доказать с цифрами в руках. Это один из тех городов, большинство жителей которого умерли (причем страшной смертью) в расцвете лет, оставив после себя сгусток неизжитой духовной и эмоциональной энергии, которая медленно рассеивается (а может и вовсе не исчезает). Не такой уж я мистик, но есть во мне некое внутреннее чувствилище, которое остро реагирует на подобные вещи. Что-то такое слышится мне в воздухе и почве, какой-то звон оборванных струн, когда я стою на Бородинском поле, или на поле Аустерлица, или под Плевной, или у Ватерлоо.
Истинный герб Севастополя должен бы быть таким:
андреевский флаг из перевернутых факелов, символов безвременно угасшей жизни
Севастополь на вид — жизнерадостный город, белокаменно-зеленый, но мне показалось, что он — как есть, целиком — вполне пригодился бы для еще одной главы моих «Кладбищенских историй».
Судите сами.
Перед началом первой осады, в 1854 году, в городе жили 45 тысяч человек.
За неполный год в Севастополе и его окрестностях оборвалась жизнь 650 тысяч людей — немногим меньше, чем в блокадном Лениграде за три года. На одного довоенного севастопольца, йо-хо-хо, пятнадцать мертвецов…
До осады…
И после…
Во время второй осады 1941-42 годов история повторилась. На сто тысяч довоенных севастопольцев пришлось триста тысяч (по некоторым данным и больше) убитых — наших и немцев.
Земля здесь густо нашпигована осколками и костями; воздух — неупокоенными душами.
Не веселей дела и на рейде. Моряки прежних времен верили, что корабль живое существо и у него тоже есть душа. Большая бухта Севастополя — несчастливое место для кораблей. В 1854 году здесь затопили весь Черноморский флот, в 1916 году взорвался линкор «Императрица Мария», в 1918 и 1942 немцы топили корабли, в 1955 на глазах у города сгинул линкор «Новороссийск».
Да и сегодня как-то невесело. Великолепный рейд почти пуст, по углам жмутся две жалкие кучки: одна — российский флот, другая — украинский. Но если чуть немного подождать, увидишь выстроившиеся в шеренгу корабли-призраки. Они все здесь, никуда не делись: и «Три святителя», и «Двенадцать апостолов», и фрегат «Флора», и «Мария» с «Новороссийском».
На рейде большом легла тишина, а землю окутал туман…
Из комментариев к посту:drakonit
Интересный очень взгляд на наш Город. Да, крови тут пролито очень и очень много, и трагедий произошло немало.
Но все же Город не кладбищенский, это скорее покой старой крепости, нежели покой кладбища. И память эта светлая. Те, кто пали тут, пали с осознанием своей правоты и веры в то, за что дерутся, как в песне известной "здесь похоронены сны и молитвы, слезы и доблесть, прощай и ура…"
Напротив, у нас есть преемственность, светлая память о них, а не страх. С детства играл на старых батареях, бастионах, как и все севастопольские мальчишки на раскопки ходил — по окопам, дотам, ну не было страха, горечи какой-то, отторжения — они все наши, часть Севастополя, пока мы их помним, пока их дело продолжаем. Напротив, на этих местах какой-то покой ощущаешь, чистоту души, уверенность приходит. Ну как в светлом храме.
Севастополь — это не кладбище — это обнаженная грань рубежа, постоянный передний край борьбы за русское дело. Более русский имперский Город, чем сама нынешняя ужатая со всех сторон Российская Федерация, Город вечной обороны и борьбы (последняя столица Белого движения в европейской части России как-никак).
