Любовь по алгоритму. Как Tinder диктует, с кем нам спать - Жюдит Дюпортей

Однако дальше в интервью проскальзывает совсем иной тон. Журналистка упоминает статью, появившуюся ранее в Vanity Fair. Американская корреспондентка Нэнси Джо Сэйлс провела первое тщательное исследование влияния Tinder на общество, описав апокалипсис в мире дейтинга. Шон Рэд сразу закрылся, услышав ее имя, и пригрозил раскрыть некую информацию о ней: «Я и сам провел расследование. Есть некоторые факты, которые заставили бы вас взглянуть на эту журналистку по-другому».

«Журналисты были жестоки с Шоном, надо понимать, что он не был готов к такому успеху приложения, – объясняет Луи. – На самом деле он застенчивый человек, оказавшийся на вершине, он честно отвечает на вопросы журналистов и искренне радуется успеху у женщин!» Я соглашаюсь с ним: «В конце концов, это концепция Tinder – флиртовать, не боясь отказа, его радость понятна». Я нарочно преувеличиваю, ведь хочу оставить о себе хорошее впечатление.

– Многие говорят, что Tinder популяризирует потребительское отношение к другим людям, что вы об этом думаете?

– Это ограниченный и предвзятый взгляд на реальность, – отвечает Луи, – к тому же гипертрофированный социальными сетями. Многие пользователи соцсетей выкладывают самые ужасные диалоги из Tinder и других приложений, и некоторые из них, признаюсь, стоят того. Но никто не говорит о тысячах свадеб, детей или просто отношений, которые начинаются с Tinder.

– Да, Tinder лишь инструмент, которым каждый волен пользоваться как хочет, – добавляет Жюлия. – Если для кого-то он стал инструментом для потребления – это их выбор. Не Tinder пропагандирует индивидуализм, а само общество.

Тем не менее именно Tinder предлагает нам после каждого мэтча «продолжать игру»[16], не так ли? Приложение использует яркие цвета и игровые инструменты, которые провоцируют небольшие выбросы серотонина в мозг при каждом мэтче, заставляя нас возвращаться к нему снова и снова, разве нет? Tinder присылает нам уведомления с количеством новых лайков, когда мы перестаем открывать приложение. Он информирует нас о том, что профиль стал реже отображаться, потому что мы редко заходим. Tinder показывает нам кандидатов одного за другим, создавая ощущение, что дальше всегда будет кто-то новый.

Инструмент, который подталкивает пользователя к определенному поведению, а потом делает самого пользователя ответственным за это поведение, называется dark pattern, или «темный паттерн»[17]. Термин придумал в 2010 году Гарри Бригналл, британский UX-дизайнер. «Мы не любим это признавать, но притворство является неотъемлемой частью жизни на нашей планете, – пишет он в своей статье. – Насекомые и животные используют его, чтобы стать незаметными и выжить, а мы, люди, – чтобы манипулировать и контролировать других. Неудивительно, что и в дизайне появились черты манипуляции. Но, что странно, веб-дизайнеры об этом не говорят. Нет даже термина, никакого официального признания, что такой феномен существует. Если это не табу, то что-то очень похожее».

Пока я держу свои соображения при себе. Я никогда не узнаю, что они на самом деле обо всем этом думают. Сейчас они просто выполняют свою работу.

– Как вы думаете, можно ли надеяться на интервью с Шоном Рэдом? – делаю я робкую попытку.

– Конечно. Мы не можем обещать ничего конкретного, но если у нас появятся важные новости, о которых мы захотим рассказать общественности, это будет отличный повод. Может быть, даже есть смысл подумать о поездке в штаб-квартиру Tinder в Лос-Анджелес – тебе было бы это интересно?

– Разумеется!

Ха! Поездка в Лос-Анджелес. «Они предлагают ту же морковку всем журналистам», – шепчет внутренний голос. Мы расстаемся где-то через час, пообещав друг другу оставаться на связи по поводу интервью с Шоном Рэдом.

* * *

Несколько дней спустя я, как обычно, открываю Tinder, валяясь на диване перед телевизором. Я замэтчилась с Миражом. После расставания с Хаски прошло несколько месяцев, и я вроде бы отошла. Я почти о нем забыла. Лишь изредка он всплывает в памяти, когда что-то вдруг напоминает о нем, например когда я прохожу мимо кафе, где мы встречались. Он словно маленький добрый призрак. Что же до Мистера Лонг-Айленда, я не устаю рассказывать историю о нем, чтобы лишний раз хорошенько посмеяться. Я созрела для того, чтобы выйти из подводного режима. В реальной жизни я тоже открыта новым знакомствам, но именно Мираж будоражит мой интерес. Я зову его Мираж, потому что этот соблазнительный молодой человек испарялся каждый раз, когда я к нему приближалась.

Его первое сообщение меня веселит. «Не спрашиваю, как у тебя дела, ведь сегодня понедельник». Фотографии мне тоже понравились: на одной он позирует с вдохновенным видом в оленьих рогах, на другой он словно маленький мальчик с прической как у игрушек Playmobil стоит перед картиной, как будто сам ее нарисовал, на третьей он делает вид, что кормит огромную скульптуру собаки. Мираж предлагает мне встретится в следующий четверг. Я соглашаюсь. Беседа переходит к нашим обедам на работе, он дразнится и называет меня «попугаихой», когда я упоминаю «салат из киноа». Меня это забавляет.

В реальной жизни Мираж мне тоже понравился. Я рискнула сразу пойти с ним выпить, без первого «тестового» свидания на час. Теперь я не так застенчива, как была с Хаски, я стала увереннее в себе. Меня уже не особо беспокоят паузы в разговоре или мнение людей за соседним столиком. После двух бокалов пива и апероля мы выходим из кафе, чтобы прогуляться. Мы болтаем, сидя на стоянке проката велосипедов, курим самокрутки и смеемся в темноте. Я радуюсь каждый раз, когда он скручивает новую сигарету, ведь это значит, что он еще не собирается уходить. «После каршеринга все свидания в Париже связаны с городским транспортом», – думаю я, улыбаясь. Я очень хочу его поцеловать.

Все отлично складывается. Несколько минут спустя он слишком быстро приближается к моим губам. Он почти ударяется о них, и тут у меня теплеет в животе. «Неправда, что у тебя пять звезд, – шепчет он мне на ухо, отвечая на фразу в моем профиле. – У тебя должно быть шесть или семь».

Глава 5

Последний отказ

Я улыбаюсь, сидя за компьютером в офисе Журношлюх[18] в парижском районе Гут-д’ Ор. Журношлюхи – это моя банда. Шесть девушек, шесть внештатниц, мы решили собраться вместе, чтобы помогать друг другу на непростом поприще независимой журналистики. Мысль объединиться пришла нам с Сериз, одиночество очень давило на нас обеих. Мы выбрали название Журношлюхи – обидное прозвище, которое придумали ультраправые, соединив слова «журналист» и «шлюха». Таким образом мы решили лишить термин смысла, как сделали феминистки, превратив slut walk в марш шлюх.

Воскресный день, я одна в офисе. Изучаю