Джоби - Стэн Барстоу

— Тебе и так видно, скажешь, нет? — отозвался Снап.

— Будет не видно, заколотим тебе черепушку по самые плечи! Вот так!

Гэс положил Снапу на голову кулак и принялся колотить по нему другим.

Снап увернулся.

— Что ты вечно ко всем цепляешься, Гэс Уилсон?

— Ты про что это вякаешь, а?

— Обязательно тебе надо портить всем настроение!

— Серьезно? Ну раз так, сейчас мы тебе его испортим!

Джоби обернулся. Житья нет от этого Гэса, надоело.

— Послушай, Гэс, не заводись, по-хорошему просят.

— Мало что просят! А если я хочу!

— Ну и хоти. Мы тоже имеем право ходить в кино, не трогай нас.

— Тебя никто и не трогает.

— А к Снапу зачем привязался?

— Это не твое дело.

— Нет, мое.

— Ах так?

— Да, так. И заруби себе это на носу.

— Подумаешь! Что ты мне можешь сделать?

— Не уймешься — увидишь.

— Ой, напугал! Ну, братцы, — объявил Гэс, обращаясь к своим дружкам, — Джоби Уэстон — страшный человек. Придется с ним осторожней, еще изувечит под горячую руку!

Но Джоби уже отвернулся, оставив Гэсовы подковырки без ответа. Он не имел привычки напрашиваться на драку, но в жизни бывает всякое. Бывают случаи, когда просто необходимо постоять за себя.

Гэс, впрочем, не пошел дальше словесных выпадов. Он придумал себе другую забаву. Что-то с легким шелестом пронеслось мимо Джобиного уха — мальчишка в переднем ряду схватился за шею и стал озираться по сторонам. Это Гэс, натянув на большой и указательный пальцы резиновое колечко, пулял в публику катышками жеваной бумаги. На изготовление таких пуль шли карточки, которые вкладывают в пачки сигарет, пустые пачки, автобусные билеты. В принципе годилась любая бумага, но катышки из плотной летали лучше и больнее жалили.

Джоби отчетливо представил себе, с какой невинной рожей сидит Гэс Уилсон, пока его жертва водит глазами по задним рядам, пытаясь опознать обидчика. Едва мальчишка отвернулся, как Гэс пульнул в него еще раз. Стрелял он, надо отдать ему справедливость, метко. Мальчишка взвился на ноги, повернулся лицом к задним рядам и возмущенно завопил:

— Эй, вы, кто там стреляется бумагой? Кончайте хулиганить!

В зале начали гасить свет, и мальчишка уселся на место. В темноте у Джоби за спиной раздался сдавленный смешок. Ну и фрукт этот Гэс! Ни минуты покоя, когда он рядом.

Билетер, тщедушный пожилой человечек, расхаживая по проходам, громко шикал на тех, кто еще не угомонился. Джоби разломил надвое плитку ириса и протянул половину Снапу. Посасывая ирис, приятели рассеянно смотрели на экран, пока крутили рекламу и объявления. Это была самая скучная часть программы. Рекламу товаров, которые продавались в местных магазинах, повторяли из недели в неделю, и по-настоящему зрители утихали, только когда начинался многосерийный фильм.

Билетер, добиваясь тишины, усердствовал сегодня как никогда. Публике было невдомек, что накануне у него состоялась серьезная беседа с администратором. После субботних дневных сеансов в зале не раз обнаруживались изрезанные бритвой сиденья, и билетеру отныне было велено наводить порядок твердой рукой, а нарушителей выдворять без разговоров. Принадлежа к той породе людей, которые упиваются властью — пускай ничтожной, пусть временной, — билетер не имел ни малейшего желания лишиться ее по милости каких-то разнузданных молокососов, а с нею — прибавки к его основному жалованью.

Вот что больше всего волновало билетера в ту минуту, когда, подобно осиному жалу, щеку ему ожгла пулька из жеваной бумаги. Он направил луч фонарика на задние ряды.

— Это кто стрельнул? — спросил он. — Кто, признавайтесь!

Фонарик скользнул по рядам молчаливых лиц.

— Вы у меня дождетесь, всех выставлю за дверь, — пригрозил билетер, подбавляя в голос металла.

— Остынь, дядя, — посоветовали ему из темноты. — Сходи подставь головку под кран.

Луч фонарика описал дугу и уперся в физиономию Джоби, на которой в это мгновение играла широкая улыбка.

— Эй, как тебя, это ты стрелял?

Джоби, ослепленный, заморгал глазами, улыбка сползла с его лица.

— Вы мне?

— Да-да, тебе. Встань, подойди-ка сюда.

— А что я сделал?

— Подойди — или я тебя сам вытащу.

— Вот зараза, — с досадой проворчал Джоби.

Гэс заржал, наблюдая, как Джоби встает с места и пробирается к проходу.

— Чего это вы, не понимаю? — сказал Джоби. — Я же ничего не делал!

— Сейчас разберемся. — Билетер ухватил Джоби за плечо. — Пошли со мной вниз!

— Но я тогда пропущу последнюю серию!

— Об этом раньше надо было думать…

Он вывел Джоби по лестнице в фойе. Кассирша в своем закутке подсчитывала выручку, на прилавке перед нею выстроились рядами столбики меди и серебра.

— Выловил одного! — с торжеством объявил билетер.

— Ничего я не сделал, говорю вам, — повторил снова Джоби.

— А вот мы проверим, что у тебя в карманах, — сказал билетер. — Ну-ка, выворачивай!

Джоби повиновался. На его беду, в одном из карманов с последнего триместра, когда увлечение стрельбой из резинки достигло наивысшего предела, завалялось несколько бумажных комочков. Билетер хищно вцепился в них.

— Ага! Это что такое, по-твоему?

— Но как же я мог стрелять, когда у меня нет резинки?

— Резинка осталась в зале, ты ее бросил на пол!

Джоби кипел от бессильной обиды. Взрослые всегда так. Разве им докажешь? Для них главное — взвалить вину на человека, а за дело или нет — им без разницы.

— Это не я! Я же сказал вам. Эти бумажки у меня в кармане еще со школы!

— Может, ты обознался? — с сочувствием поглядывая на Джоби, спросила у билетера кассирша.

— Послушайте, это не я стрелял, — воззвал к ней Джоби. — Я даже знаю кто.

— Знаешь, тогда скажи.

Джоби замялся.

— Не, стучать я не стану.

— Конечно, — опять подал голос билетер. — Поскольку сам стрелял.

— Спросите хоть у товарища моего, с кем мы вместе пришли. Он тоже скажет — не я!

— Надо думать! На то он и товарищ, чтоб заступиться. В общем, некогда мне с тобой пререкаться целый день. Ступай домой.

— Как? А обратно в зал нельзя?

— Нельзя. И в следующую субботу не пущу, если попадешься мне на глаза. Катись отсюда!

— Тогда верните деньги, — сказал Джоби.

— Хм-м, даже не знаю. Сначала набезобразничают, а потом возвращай им деньги.

— Деньги с него удерживать не положено, Джордж, — заявила кассирша. Она отсчитала из столбика четыре медяка и просунула их под стекло. — Вот, на тебе. Сам виноват, натворил делов.

Джоби видел, что ей жаль его.

— Это не я виноват. Говоришь ему, а все без толку.

— Сказано — марш отсюда! — опять вмешался билетер. — И не нахальничай со старшими!

Джоби направился к выходу.

— Да чтоб я тебя больше здесь не видел! — крикнул билетер ему вслед.

На мгновение Джоби просто захлебнулся от злобы и ненависти к этому плюгавому человечку.

— А тебе пусть в другой раз залепят прямо в ухо! — ответил он.

— Пошел вон, паршивец, пока сам не заработал по уху!

Слепой дурак, поганый старый псих!..

Джоби брел от кинотеатра темнее тучи. Он не мог смириться с тем, что произошло. Да, он тоже не ангел, за ним тоже числятся грехи, но пострадать за другого, когда ты чист… Его жгла обида.

К тому же непонятно, чем теперь себя занять. Идти к тетке нельзя, пока не кончится сеанс: начнет допытываться что да почему — и не поверит его объяснениям, как не поверил билетер. На что убить эти два часа, пока все знакомые ребята смотрят фильм про Хвата Гордона? Отойдя на почтительное расстояние от кинотеатра, он прислонился к какой-то ограде и стал обдумывать положение дел. Рассчитывать, что Гэс устыдится и признает свою вину, глупо. Скорее, он животики надрывает, вспоминая об этом происшествии, а что другой попал в беду — ему наплевать. Так. Четыре пенса остались целы, итого всех его денег — шиллинг и три пенса. Можно сходить в игрушечный магазин на Джордж-стрит и купить автомобильчик, даже два, если придет фантазия. Это немного утешает, но чувство горечи и утраты все-таки сильней. И добро бы все кончилось только одним этим разом. Нет, его уже взяли на заметку. Пожалуй, вообще не пустят больше в кинотеатр, а значит — прощай кино по субботам! Можно, правда, сесть на автобус и поехать в Крессли, но это уже не то. Кинотеатры в Крессли огромные, в них как-то неуютно, кругом чужие. И билет обойдется не в четыре пенса, а во все восемь, считая проезд на автобусе, — Снапу такое не по карману. Ему самому, кстати, тоже, ведь в обычную неделю у него ни гроша сверх положенных шести пенсов. Да, плохо жить отверженным. Особенно — когда ни в чем не виноват…

Занятый своими мыслями, он простоял несколько минут, как вдруг из-за угла показалась Молли Маклауд. Еще немного, и она прошла бы мимо, не заметив его.

— Джоби! Привет! Ты чего тут делаешь?

— Да ничего особенного.